Знак четырех. Тайна отца Брауна (сборник) - Артур Дойл

– И как же вы пришли к выводу, что я посылал телеграмму?

– Ватсон, я же все утро просидел напротив вас. Если бы вы писали письмо, я бы это заметил. В ящике вашего стола, который вы забыли задвинуть, я вижу блок марок и толстую пачку почтовых открыток. С какой еще целью вы могли ходить на почту, если не для того, чтобы послать телеграмму? Отбросьте маловероятные объяснения, то, что останется, и будет правдой.

– В этом случае все действительно так, – подумав, согласился я. – Но, как вы сами говорите, случай этот был простейшим. Вы не сочтете меня навязчивым, если я предложу вам задачку посложнее?

– Напротив! – сказал Холмс. – Это избавит меня от второй дозы кокаина. Я с радостью возьмусь за любую задачу, которую вы мне предложите.

– Вот вы как-то говорили, что на любой вещи, которой человек пользуется ежедневно, остаются отметины и опытному наблюдателю они могут рассказать все о ее владельце. Недавно ко мне попали вот эти часы. Не могли бы вы сказать, кто был их предыдущим владельцем и каковы были его привычки?

Я передал ему часы, признаться, не без внутреннего ехидства, поскольку считал, что ничего у него не получится, и думал, что это станет моему другу хорошим уроком за тот менторский тон, которым он иногда разговаривал. Он взвесил часы в руке, внимательно осмотрел циферблат, открыл заднюю крышку и изучил механизм сначала невооруженным глазом, потом через мощную линзу. Я едва сдерживал улыбку, видя, с каким печальным лицом он захлопнул крышку и вернул мне часы.

– Сказать почти ничего нельзя, – заметил Холмс. – Часы недавно побывали в мастерской, их там почистили, что лишило меня главных оснований для выводов.

– Вы правы, – сказал я. – Их почистили перед тем, как послать мне.

Мысленно же я обвинил своего друга в том, что он воспользовался самым очевидным и неубедительным предлогом, чтобы оправдать свой провал.

– Хоть результаты моих исследований и оказались неудовлетворительными, кое-что я сказать все же могу, – произнес он, устремив в потолок отсутствующий взгляд. – Поправьте меня, если я в чем-нибудь ошибусь. Насколько я могу судить, часы эти раньше принадлежали вашему старшему брату, а он унаследовал их от отца.

– Об этом вы, несомненно, догадались по буквам «Г» и «В», выгравированным на задней крышке?

– Верно. С буквы «В» начинается ваша фамилия. Судя по дате, часы изготовлены почти пятьдесят лет назад, гравировка была сделана тогда же, то есть часы принадлежали человеку старшего поколения. Подобные вещи обычно передаются по наследству старшему сыну, который чаще всего носит то же имя, что и отец. Если не ошибаюсь, отец ваш умер много лет назад, следовательно, часами владел ваш старший брат.

– Пока все правильно. Что-нибудь еще можете добавить?

– Брат ваш был человеком неряшливым… очень неряшливым и легкомысленным. У него была возможность хорошо устроиться в жизни, но он не сумел ею воспользоваться, жил в нищете (правда, деньги у него время от времени водились), потом начал пить и умер. Это все, что мне удалось установить.

Я вскочил с кресла и стал, прихрамывая, нервно ходить по комнате, негодующе стискивая кулаки.

– Как вам не стыдно, Холмс! – воскликнул я. – Не думал, что вы можете опуститься до такого. Вам кто-то рассказал о судьбе моего несчастного брата, а теперь вы делаете вид, что узнали все это только что. Неужели вы надеетесь, что я поверю, будто вы все это узнали по его старым часам! Это жестоко и, честно говоря, попахивает шарлатанством.

– Дорогой доктор, – мягко сказал Холмс, – прошу, примите мои извинения. Рассматривая это дело как абстрактную проблему, я забыл, насколько близка и тяжела для вас может быть эта тема. Но, уверяю вас, до того, как вы показали мне эти часы, я даже не знал, что у вас был брат.

– Так каким же чудесным образом вы умудрились обо всем этом узнать? Все, что вы рассказали, до малейшей детали – истинная правда.

– Мне просто повезло. Я всего лишь выбирал наиболее правдоподобное объяснение тому, что вижу. Я и не думал, что все так совпадет.

– То есть это была не случайная догадка?

– Нет-нет. Я никогда не полагаюсь на случайные догадки. Это порочная привычка… разрушительная для навыков логического мышления. Вам все это показалось странным только потому, что вы не имели возможности наблюдать за ходом моих мыслей, к тому же не замечаете частностей, на основании которых строятся общие выводы. Вот, к примеру, я начал с утверждения, что ваш брат был неряшливым. Стоит присмотреться к нижней части корпуса часов, и вы увидите не только две вмятины, но и многочисленные царапины, появившиеся от привычки носить другие твердые предметы (например, монеты или ключи) в том же кармане. Не так уж сложно догадаться, что человек, который так легкомысленно относится к часам за пятьдесят гиней, скорее всего не отличается аккуратностью. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что, раз человек получил в наследство столь дорогой предмет, то и само наследство было немаленьким.

Я кивком дал понять, что согласен с его выводами.

– Работники английских ломбардов очень часто, принимая часы, выцарапывают иглой на внутренней стороне крышки номер квитанции. Это намного удобнее, чем клеить ярлык, так номер не потеряется и его невозможно подменить. Через лупу я сумел рассмотреть на крышке не меньше четырех таких номеров. Вывод: ваш брат часто оказывался на мели. Второй вывод: иногда ему случалось разбогатеть, иначе он не смог бы выкупить часы. И наконец, взгляните сами на внутреннюю сторону крышки, туда, где находится отверстие для ключа. Видите тысячи царапин вокруг отверстия? Это следы от ключа. Скажите, трезвый человек может так промахиваться? Ни у одного пьяницы вы не найдете часов без подобных отметин. Когда выпивший человек заводит часы на ночь дрожащими руками, ключ оставляет такие царапины. Что же тут таинственного?

– Теперь все ясно как божий день, – сказал я. – Простите, что отнесся к вам так несправедливо. Мне бы следовало больше доверять вашим удивительным способностям. Могу ли я узнать, в настоящее время вы расследуете какое-нибудь дело?

– Нет. Отсюда и кокаин. Я не могу без умственной работы. Зачем вообще жить, если не нужно думать? Посмотрите в окно. Видите, как желтый туман сгущается на улицах и обволакивает унылые серые дома? Что может быть более скучным и материальным? Скажите, доктор, какой смысл обладать силой, но не иметь возможности ее применить? Преступления стали неинтересными, жизнь нудной. В мире не осталось ничего, кроме скуки.

Я уже открыл рот, чтобы ответить на сию тираду, но тут раздался решительный стук в дверь и в комнату вошла наша квартирная хозяйка с медным подносом, на котором лежала визитная карточка.

– К вам юная леди, – обратилась миссис Хадсон к моему другу.

– Мисс Мэри Морстен, – прочитал он. – Хм! Такого имени я не помню. Попросите юную леди войти, миссис Хадсон. Не уходите, доктор. Я бы хотел, чтобы вы остались.

Глава вторая

Суть дела

Мисс Морстен вошла в комнату уверенно и непринужденно. Это была юная леди со светлыми волосами, невысокого роста, стройная, в идеально сидящих перчатках. То, как мисс Морстен была одета, не оставляло сомнения, что она обладает прекрасным вкусом. Однако в наряде ее чувствовались скромность и простота, что наводило на мысль о стесненных обстоятельствах. На ней было шерстяное платье сдержанного серого цвета, без отделки и плетений, на голове – небольшой тюрбан того же неброского оттенка, оживленный лишь маленьким перышком сбоку. Нельзя сказать, что лицо девушки было прекрасным или имело идеальную форму, но смотреть на него было приятно, тем более что большие синие глаза ее излучали доброту и одухотворенность. Я побывал на трех континентах и видел женщин разных рас и национальностей, но нигде не встречал лица, которое бы так откровенно говорило об утонченной натуре и о чутком сердце. Когда мисс Морстен села на стул, предложенный Шерлоком Холмсом, я не мог не заметить, что у нее дрожат губы и трясутся руки, что указывало на крайнее внутреннее волнение.

– Я пришла к вам, мистер Холмс, – сказала мисс Морстен, – потому что вы однажды помогли моей хозяйке, миссис Сесил Форрестер, распутать одну семейную историю. Ваши отзывчивость и мастерство произвели на нее огромное впечатление.

– Миссис Форрестер? – задумчиво повторил мой друг. – Да, помню, я немного помог ей. Но дело это было совсем несложным.

– Она так не считает. Но мое дело вам простым не покажется. Я не могу себе представить что-либо более странное и необъяснимое, чем положение, в котором я оказалась.

Холмс потер руки, в глазах его блеснул огонек. Не вставая с кресла, мой друг подался вперед, и его чисто выбритое ястребиное лицо приняло выражение глубочайшего внимания.

– Изложите суть дела, – коротко, по-деловому произнес он.

Мне показалось, что мое присутствие может смутить посетительницу.