Будь моей - Лора Касишке

Как бы я отреагировала, если бы у светофора рядом со мной притормозил мотоциклист и предложил бы мне отправиться с ним в отель с сомнительной репутацией и пососать его член?

(Мы детально обсуждали мои действия.)

Как поступил бы Джон, если бы на пляже женщина в бикини потеряла верхнюю часть купальника и попросила его помочь ей поискать пропажу в песке?

(Он бы пошел с ней — и конечно же на пляже было бы расстелено для них полотенце.)

Мы обращали внимание друг друга на людей в ресторанах. Тот, с татуировкой? Та, в уздечке? В горячей ванной? На заднем сиденье машины? Рисовали друг другу подробные картины, затем шли домой и занимались любовью остаток дня или всю ночь.

Мы, конечно, никогда не воспринимали свои фантазии как реальность. А потом они вместе с наручниками или флаконом клубничного массажного масла затерялись где-то между моим вторым триместром и восемнадцатым днем рождения Чада.

Но дома, после ужина в честь Дня святого Валентина, уже лежа в постели, Джон продолжил разговор.

— Думаешь это то, к чему вожделеет твой секретный обожатель? — Он скользнул руками вдоль моих бедер и приподнял край ночной рубашки. — Так? — Он прижался губами к моей груди. — Или, может, так? — Он раздвинул мне ноги, упершись ладонью в стену над моей головой, и вошел в меня.

Если двадцать лет заниматься любовью с одним и тем же мужчиной, не стоит ждать от очередного полового акта сюрпризов. Зато не надо бояться разочарования, неудовлетворенности или унижения.

В своей жизни я очень недолго спала с другими мужчинами, но полученные в результате раны, кажется, не затянулись до сих пор — кошмарные пробуждения, похмелье, сожаления, венерические инфекции, ужас перед вероятностью беременности, психологические травмы.

Это было так давно и длилось так недолго, что по-хорошему мне бы полагалось забыть о происшедшем, но не тут-то было. Стоит мне закрыть глаза, и я как наяву вижу себя в квартире, где когда-то жила, вот я стою в полный рост перед большим зеркалом и рассматриваю свое тело — худое, холодное, полное недостатков, — направляясь из ванной в спальню, где меня поджидает какой-то чужой мужчина. Меня переполняет отчаянное желание спрятаться от него, но я прекрасно понимаю, что уже слишком поздно.

А потом появился Джон. Нас познакомили заводные девчонки из букинистического магазина, где я тогда работала, и моим страданиям пришел конец.

Мне было чуть за двадцать, я как раз заканчивала магистратуру по английскому языку. Я уже тогда чувствовала себя старой, и из всех возможных вариантов выбрала мужчину с женой и двумя детьми. В квартире, где я жила, не было даже исправной плиты, но тогда это не имело для меня никакого значения. Все, что я ела, было либо сырым, либо холодным. У меня над кроватью висела рождественская гирлянда — единственный источник света в моей комнате, впрочем, вполне достаточный для чтения в темноте, — а одежду я покупала в магазине подержанных товаров под названием «Секонд-хенд Рози», которым владел трансвестит с красивыми длинными рыжими волосами, заплетенными в косу. Я питала склонность к черным платьям в сочетании с безумного цвета шелковыми шарфами. И была такой тощей, что моя тень напоминала очертания метлы.

Джон, как и я, был сбоку припека в этой разнузданной компании, состоявшей из тридцатилетней женщины, уже дважды разведенной, двух геев, двух женщин помоложе, по уши влюбленных в геев, и еще нескольких девиц, в основном из тех, кто вылетел из университета или притащился в город вслед за любовником, были им брошены и в конце концов получили работу в книжном магазине. Эта компания потихоньку баловалась кокаином и сильно пила, и я страстно желала участвовать в их развлечениях, однако меня неизменно выворачивало наизнанку, я начинала задыхаться и хватать воздух ртом, а то и вовсе отрубалась, задолго до того как наступало настоящее веселье.

Я ужасно любила танцевать и провела немало восхитительных длинных ночей в злачном месте под названием «Красная комната» — с липким полом и красными мигающими лампами.

Джон работал там барменом.

— Шерри, ты знакома с Джоном?

До сих пор помню, как сверкнуло кольцо на пальце моей приятельницы, когда она ткнула в сторону Джона, — сапфир в форме звезды, сияющей не хуже Вифлеемской в праздничный день Рождества, только сжатой до миниатюрных размеров и заточенной в камень, оправленный в белое золото.

Такое же кольцо носила моя мама.

Мы тотчас признались друг другу в том, что в тусовке, которая свела нас, чувствуем себя белыми воронами. Может, мы и не принадлежали к типичному среднему классу, но ощущали себя представителями именно этого социального слоя. Мы хорошо учились в школе. Нам нравилось ложиться спать трезвыми и перед сном читать час или два в полнейшей тишине. Мы хотели жить в старом доме с участком земли вокруг. И завести детей: одного или двух. Мы не имели ничего против приличной зарплаты с социальным пакетом и машин, которые заводятся с первой попытки.

Я порвала с женатым мужчиной и со всеми прочими. Джон расстался с поэтессой, с которой тогда встречался. Он купил мне кольцо с солитером — именно такое, по нашему обоюдному мнению, идеально подходит среднестатистической невесте в качестве обручального. Мы обвенчались в моем родном городе в церкви, где меня когда-то крестили.

Во время церемонии случайно залетевший в храм воробей («Он здесь уже несколько дней», — с сожалением сказал пастор Хайне) бросился в поисках выхода на витражное окно и замертво рухнул на пол.

— Будем считать это добрым знамением, — тревожно сказал Джон, когда все мы уставились на мягкий серый комочек на мраморном полу.

Кто-то поддел мертвую птичку кончиком ботинка.

Кто-то издал нервный смешок.

— Точно, — подхватила Бренда, сестра Джона. — Есть такая примета — если в день свадьбы умрет птица, молодоженов ждет великое счастье!

(Лишь много лет спустя она рассказала мне, что на приеме с торта соскользнули и упали на пол пластмассовые фигурки жениха с невестой — от тепла зажженных в зале ламп подтаяла глазурь. Но Бренда исхитрилась вернуть их назад, на верхушку торта, пока никто ничего не заметил.)

Выдать мертвую птицу за доброе предзнаменование, конечно, нелегко, но, слава богу, мы никогда не были суеверны. Сегодня минуло уже два десятка лет нашей совместной жизни, и все эти годы — плодотворные, благополучные и наполненные важными делами — по большей части были прожиты в счастье.

Надежная работа. Здоровый сын. Старый деревенский дом.

И машины вполне приличные — у меня сверкающая и громко фыркающая маленькая белая «хонда» с полным приводом, на газу, у Джона — гигантский быстроходный белый «эксплорер», передвигающийся по дороге основательно, по-мужски, словно олицетворяя собой силу тяжести в действии.