Дай вам Бог здоровья, доктор Кеворкян - Курт Воннегут

Эпитафию себе Роберта Берк выбрала простую: «Жена моряка».

ДОКТОР ДЖЕК КЕВОРКЯН СНОВА отвязал меня от кресла для эвтаназии, которое уже стало моим персональным креслом, здесь в центре летальных инъекций в Хантсвилле, Техас. Под его наблюдением я прошел уже через пятнадцать предсмертных опытов. Так держать, Джек! Этим утром меня посетил у райских врат Кларенс Дарроу, выдающийся американский адвокат, уже шесть лет как покойный. Он хотел изложить слушателям WNYC свое мнение о появлении телекамер в залах суда. Вы не поверите, но он сказал, что приветствует это нововведение.

«Появление этих камер окончательно доказывает, – сказал он мне, – что ни одна система правосудия, где бы то ни было и когда бы то ни было, не заботилась о справедливости. Подобно гладиаторским боям, системы правосудия всего лишь предоставляют несправедливым правительствам – а иных правительств не существует – возможность здорово развлечься, играя чужими жизнями».

Я поблагодарил мистера Дарроу за то, что он сделал американскую историю более человечной, чем она могла быть, красноречиво оправдывая в суде первых организаторов профсоюзов, преподавателей неприятных научных истин, за его острое презрение к расизму и ненависть к смертной казни. И покойный, великий адвокат Кларенс Дарроу, сказал мне одно: «Я развлекался как мог».

Репортаж окончен. Эй, Джек, айда в центр, закажем что-нибудь из старой доброй мексиканской кухни.

В ТЕЧЕНИЕ ПОЧТИ ЦЕЛОГО ГОДА, интервьюируя совершенно мертвых людей, будучи при этом лишь наполовину мертвым, я неоднократно просил Святого Петра о встрече с моим давним героем. Это мой земляк, покойный Юджин Виктор Дебс из Терр Отт, Индиана. Он пять раз баллотировался в президенты от Социалистической партии, когда в этой стране еще была сильная Социалистическая партия.

И вот, угадайте, кто ждал меня у дальнего конца голубого туннеля вчера – не кто иной как Юджин Виктор Дебс, организатор первой успешной забастовки в крупной отрасли американской промышленности (железные дороги). Мы никогда раньше не встречались. Этот выдающийся американец умер в 1926 году в семьдесят один год, когда мне было четыре.

Я поблагодарил его за слова, которые я не устаю цитировать в своих выступлениях: «Пока есть низший класс, я к нему отношусь. Пока есть преступники, я один из них. Пока хоть одна душа томится в тюрьме, я не свободен».

Он спросил, как эти слова воспринимаются здесь, на Земле, в Америке, в наши дни. Со смехом, ответил я. «Люди усмехаются и фыркают», – сказал я. Он спросил, какая отрасль промышленности развивается у нас быстрее всех. И я ответил: «Строительство тюрем».

«Плохо», – сказал он. Затем он спросил, как в наши дни воспринимается Нагорная проповедь. А потом расправил крылья и улетел.

ЭТО КУРТ ВОННЕГУТ. Во время контролируемого предсмертного опыта сегодня утром я завтракал с Гарольдом Эпштейном, умершим недавно в своем поместье в Ларчмонте. Он умер от того, что иначе как естественными причинами не назовешь, ибо было ему девяносто четыре года. Этот милый человек был аудитором, который после сердечного приступа тридцать четыре года назад отдался вместе с женой Эстой тому, что он сам называет «садовой лихорадкой».

Эста еще среди нас и, надеюсь, слышит меня. Гарольд и Эста Эпштейн четыре раза обогнули земной шар в поисках, часто успешных, новых чудесных растений для американских садов, хотя каждый из них был всего лишь садоводом-любителем. К тому времени, когда Гарольд обменял свою ветхую плоть на новую в раю, он был почетным председателем Американского общества садоводов, Нью-йоркского общества любителей орхидей и Северо-восточного отделения Американского общества рододендронов.

Я попросил его кратко охарактеризовать свою жизнь после того давнего сердечного приступа. Он сказал: «Я жалею только об одном – о том, что не все люди могли быть так же счастливы, как мы». По словам покойного Гарольда Эпштейна, первым, что он сделал, попав в рай и сорвав цветок, которого никогда раньше не видел, было благодарение Богу за бесценный дар садовой лихорадки.

МЫ С ДЖЕКОМ КЕВОРКЯНОМ ДУМАЛИ, что предусмотрели все опасности предсмертных опытов. Но сегодня я влюбился в мертвую женщину. Ее зовут Вивьен Халлинан.

Желание встретиться с ней у меня вызвало одно слово в заголовке ее некролога в «Нью-Йорк Таймс»: «Вивьен Халлинан, 88 лет, старшая представительница пестрого семейства с Западного побережья». Что может сделать человека или целое семейство «пестрым»? В загробной жизни я разговаривал с людьми блестящими, влиятельными, мужественными, харизматическими и т.д. Но что, черт возьми, означало слово «пестрый»? Мне в голову пришли только два возможных синонима: «яркий» и «шутовской».

Но теперь я разгадал загадку. На языке «Нью-Йорк Таймс» слово «пестрый» обозначало людей невероятно красивых, ярких, богатых, но при этом социалистов.

Хотите подробней? Покойный муж Вивьен Винсент Халлинан, адвокат, заработавший кучу денег на торговле недвижимостью, в 1952 году баллотировался в президенты аж Соединенных Штатов от Прогрессивной партии. Какое яркое шутовство возможно в Калифорнии!

А вот какое. Винсент отсидел полгода в тюрьме за то, что защищал профсоюзного лидера Гарри Бриджеса, обвиненного в коммунизме в самый разгар эры Маккарти. Вивьен провела месяц в тюрьме за неподобающее поведение во время демонстрации за гражданские права в 1964 году.

И вот еще что. Вместе с ней на демонстрации были все ее пять сыновей, а один из них, Теренс, сейчас работает окружным прокурором Сан-Франциско!

В раю можно выбирать свой возраст. Моему отцу здесь девять. Вивьен Халлинан захотела быть вечно двадцатичетырехлетней.

Я спросил, как ей нравится характеристика «пестрая». Она ответила, что предпочла бы, чтобы ее называли так же, как Франклина Д. Рузвельта называли его враги: «Предательницей своего класса».

ДОКТОР КЕВОРКЯН ТОЛЬКО ЧТО отвязал меня от аппарата после очередного контролируемого предсмертного опыта. На этот раз мне повезло проинтервьюировать ни кого иного как покойного Адольфа Гитлера.

Я с удовлетворением узнал, что он раскаивается за свои действия, прямо или косвенно повлекшие за собой насильственную смерть тридцати пяти миллионов людей во время второй мировой войны. Он и его любовница Ева Браун, разумеется, включены в число жертв вместе с четырьмя миллионами остальных жителей Германии, шестью миллионами евреев, восемнадцатью миллионами граждан Советского Союза и т.д.

«Я заплатил за все сполна вместе с остальными», – сказал он.

Он выразил надежду на то, что в его память где-нибудь, возможно, перед штаб-квартирой ООН в Нью-Йорке, воздвигнут скромный памятник, желательно в форме креста, ведь он был христианин. На нем будут, сказал он, его имя и дата 1889–1945. А внизу два слова по-немецки: “Entschuldigen Sie”.

В примерном переводе это означает «Прошу прощения» или «Извиняюсь».

ВО ВРЕМЯ СЕГОДНЯШНЕГО ПРЕДСМЕРТНОГО опыта я говорил с Джоном Уэсли Джойсом, умершим в шестьдесят пять лет, бывшим полицейским, владельцем бара «Львиная голова» в Гринвич Виллидж с 1966 по 1996, пока не прогорел. Его заведение было самой знаменитой забегаловкой для сильно пьющих и болтающих без умолку писателей Америки. Один шутник назвал посетителей бара «пьяницами, злоупотребляющими писательством».

Покойный мистер Джойс сказал, что эти писатели превратили его заведение в свой клуб по интересам, что ему совсем не улыбалось. Он установил музыкальный автомат в надежде, что это помешает им болтать. Но не тут то было. «Они просто стали разговаривать намного громче», – сказал он.

ЭТО КУРТ ВОННЕГУТ, спецкор WNYC в загробной жизни. Во время вчерашнего предсмертного опыта я имел удовольствие беседовать с Фрэнсес Кин, специалистом по романской филологии и автором детских книжек, умершей от рака поджелудочной железы 26 июня этого года в возрасте восьмидесяти пяти лет. Ее в целом хвалебный некролог в «Нью-Йорк Таймс» обескураживал читателя своей последней фразой: «Три ее брака закончились разводом». Когда я спросил ее об этом, она пожала плечами и ответила на трех романских языках.

“Asi es la vida”, – сказала она.

“C’e la vita”, – сказала она.

“C’est la vie”, – сказала она.

А еще: «Не раздражай меня».

ВО ВРЕМЯ КОНТРОЛИРУЕМЫХ ПРЕДСМЕРТНЫХ опытов я встречал сэра Исаака Ньютона, умершего в 1727 году, так же часто, как и Святого Петра. Они оба торчат у райского конца голубого туннеля в загробную жизнь. Святой Петр – потому что это его работа. А сэр Исаак – из-за своего ненасытного любопытства относительно того, что такое голубой туннель и как он работает.

Ньютону мало того, что за свои восемьдесят пять лет на Земле он придумал дифференциальное и интегральное исчисление, сформулировал и рассчитал законы притяжения, движения и оптики, сконструировал первый зеркальный телескоп. Он не может простить себе, что не опередил Дарвина с эволюционной теорией, Пастера – с теорией микроорганизмов и Эйнштейна – с теорией относительности.