Сталинград - Калинин Даниил Сергеевич

Впрочем, в глубине души я, кажется, знаю ответ. Он мне не нравится, но… Похоже, я так и не наигрался в Великую Отечественную, похоже, что я – адреналиновый маньяк или что-то вроде того, раз не могу жить без этого риска. Головой понимаю: надо оставаться в тылу, надо искать варианты со штабными, а еще лучше – тыловыми должностями, но… Но здравый смысл также подсказывает, что в Сталинграде тыловых должностей как таковых не будет, да и не смогу я в «условном» тылу хоть на что-то повлиять. В штабники же не вышел ни званием, ни возрастом, ни образованием, в конце концов… Авторитета или умения подхалимничать мне также не хватает… Впрочем, в ближайшем будущем все штабные командиры 10-й стрелковой дивизии НКВД также окажутся на передовой. А уж дезертировать и вовсе глупость, тут точно поймают и к стенке поставят. Так что как ни крути, а полезней всего я там, где смогу повлиять на ситуацию, то есть на передовой. И вся тяга к острым ощущениям – это вроде как и не решающий довесок…

Аккуратно протерев промасленной тряпочкой чуть запыленный затвор винтовки, старой доброй трехлинейки Мосина образца 1891/30 года, я в очередной раз перебираю на полке, выдолбленной в стенке окопа, свою «карманную артиллерию»: две «лимонки» и две «эргэдэшки» в оборонительных рубашках. Так удобней, заранее приготовил, вкрутив запалы, и к подсумкам не тянуться не надо.

Две бутылки с заводской зажигательной смесью КС стоят в специальном углублении на дне траншеи, в полуметре от меня справа. Опасная это штука, заводской коктейль Молотова! Температура горения – свыше тысячи градусов, водой его не потушишь, и если липкая жидкость попала на форму, то прожжет и ткань, и мясо до костей. Потому и побаиваются ее красноармейцы: не дай бог неосторожно разбить бутылку на себе или держа в руках! Верная смерть! А так хоть в стороне; даже если во время боя случайный осколок заденет, то огненная смесь не сразу растечется, должен успеть отскочить…

Чуть впереди слева тихо переговариваются бойцы из пулеметного расчета. Позицию им мы подобрали удачно, с нее можно вести фланкирующий огонь сразу на две стороны вдоль линии траншей опорного пункта. Только вот к немцам близко – ячейка пулеметчиков фактически вынесена вперед, но зато оборудована укрытием из толстых дубовых плашек и замаскирована с фронта. А я специально подобрался поближе к расчету Малофеева: в случае чего ребят поддержу метким огнем и гранатами помогу.

За время снайперских тренировок успел сам немало пострелять и убедился, что, несмотря на откат игровых способностей, из надежной трехлинейки за двести метров бью весьма точно и кучно. Кстати, под конец первого дня учебы перед глазами мелькнула короткая запись: «Поздравляем! Вами достигнут уровень “меткий стрелок”!» Весьма неплохое приобретение перед началом боев, породившее во мне уверенность, что на деле утрачены далеко не все навыки бывшего диверсанта/осназовца и армейского ветерана. Уже сегодня утром ради интереса пометал на учениях и муляжи гранат – мышечная память сохранилась, хотя былой точности и дальности броска уже нет.

И все же мои результаты были одними из лучших в батальоне, а после тренировки меня обрадовала очередная запись: «Поздравляем! Вами достигнут уровень “опытный гренадер”!» Короче, есть основания считать себя достаточно подготовленным бойцом, способным реально оказать поддержку пулеметчикам. Да и за «максим» в случае чего смогу встать, по крайней мере, теорию стрельбы из него знаю – а там ведь, кстати, целая наука при заряжании новых лент! – и как вел из него огонь в боях за Воронеж, помню неплохо. Должен справиться…

Конечно, в теории я мог бы и роту возглавить, надавив авторитетом бывалого фронтовика, благо, что старше лейтенанта Степана Герасимова по званию. Но последний произвел на меня хорошее впечатление, вроде бы неглупый основательный парень, к тому же кадровый военный с полноценным образованием стрелкового командира. И потом, нет у меня уверенности, что в предстоящем бою, без всех автоматических навыков и умений, я смог бы потянуть роту, тем более в столь серьезной, жесткой драке, которая нам предстоит…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

С каждой пройденной сотней метров (на скорости километров двадцать в час) немцы теряют танки, огрызаясь, впрочем, довольно точным и частым огнем. Замолчала еще одна зенитка – какой-то наводчик-снайпер всадил пятидесятимиллиметровый осколочный снаряд точно в орудие, повредив подъемно-поворотный механизм и выбив расчет как минимум наполовину.

Уже несколько попаданий пришлось на торчащие из глубоких танковых капониров башни «тридцатьчетверок». Пробитий, правда, пока нет, но экипажам достается крепко – каждый удар немецкой болванки ощутимо встряхивает машины и оглушает людей. Кроме того, велика вероятность, что выдержавшая фронтальный удар броня крошится изнутри, бьет экипажи пусть мелкими, но опасными осколками, которые могут всерьез травмировать, а иногда и убить. В любом случае вести точный ответный огонь в подобных обстоятельствах практически невозможно, и очевидно, что шесть горящих панцеров помимо подбитых ранее пяти «коробочек» есть максимальный результат нашего артиллерийского прикрытия.

Еще немного – и минимального угла возвышения горизонтальной наводки стоящей на высоте зенитки будет уже недостаточно, чтобы драться с вражескими машинами. Правда, и они какое-то время не смогут достать наших девчонок… Но благодаря мертвой для огня обеих сторон зоне у немцев появится явное преимущество, ведь, проскочив ее, они смогут выйти практически к самой батарее. Так было в реальности, но сегодня на самой границе непростреливаемого участка расположился опорный пункт роты. Да только уверенности, что нам хватит сил тормознуть оставшиеся девять танков и с десяток бронетранспортеров с десантом, у меня нет никакой… Хоть бы сразу не побежали…

Очередной снаряд зенитки, удачно всаженный расчетом под основание башни «тройки», сорвал ее с погон, заставив замереть машину, замыкающую острие вражеского клина. Но практически одновременно с нашим восторженным криком «ура!» (бойцы ликовали при каждом удачном попадании) два тормознувших панцера с коротких остановок точно всадили по болванке в одну из «тридцатьчетверок» – и в этот раз чуда не случилось. Выпущенные с дистанции менее пятисот метров бронебойные снаряды пробили броню нашей «коробочки», вызвав практически сразу последовавшую за выстрелами детонацию снарядов. Хоть осколочно-фугасных выстрелов в боезапасе курсантов было раза в два меньше нормы, их подрыва хватило, чтобы мощный взрыв подбросил башню танка на несколько метров в воздух…

– Твари!!!

Ненависть к фрицам, страх за Олю и чувство вины, что позволил ей перевестись к нам, желание поквитаться за погибших танкистов – все эти чувства захватили меня в один миг, заставив забыть о буквально смертельной опасности. Аккуратно прислонив винтовку к стенке окопа, я вытащил из нижней ниши обе бутылки с КС и, пригнувшись, молча припустил по ходу сообщения наперерез ближнему танку.

Большинство бойцов ожидаемо жмутся на дне с таким трудом вырытых ячеек – плотный (головы не поднять!) огонь курсовых и спаренных танковых МГ-34 буквально срезает бруствер на дно траншей. Панцеры поддерживают и пулеметчики «ганомагов», только теперь высаживающих десант и активно прикрывающих камрадов плотной стрельбой.

До одного из бронетранспортеров сумели удачно дотянуться зенитчицы, вложив в открытый кузов машины осколочно-фугасный снаряд. Отделение мотопехотинцев, еще не успевшее покинуть десантный отсек, накрылось в одну секунду, но в ответ как минимум три пулеметные трассы уверенно скрестились на последней уцелевшей зенитке. М-да, боюсь, что уцелевших девушек не хватит сформировать и единственный боеспособный расчет…

Между тем «тройки» неотвратимо приближаются, уже ощутимо чувствуется явная дрожь земли, в которую вминаются траки более чем двадцатитонных машин. И хотя мы сегодня же обкатывали бойцов, сейчас мало кто может пересилить свой страх перед бронированными махинами. То, что это средние танки, в голове как-то не особо укладывается…