Женская логика - Виктор Пронин

– Вполне. В любом ты, душенька, наряде хороша, – усмехнулся участковый – плотный, но подтянутый мужичок тоже где-то около пятидесяти лет.

– Взгляну на себя в зеркало и иду, – сказала Касатонова решительно. – Входите, – она пропустила участкового в прихожую, закрыла дверь и нырнула в ванную. Встряхнув короткими светлыми волосами, поправив очки и проведя бесцветной помадой по губам, она решила, что для роли понятой этого вполне достаточно. И уже выходя в прихожую, увидела на полочке у зеркала маленький фотоаппарат – обычную мыльницу, которую сегодня увидишь едва ли не в каждой квартире. Теперь, когда можно получать неплохие снимки, просто нажимая на кнопку, не думая о резкости, выдержке, ни о чем не думая, кроме картинки в видоискателе, многие вдруг обнаружили у себя необыкновенные фотографические способности.

– Я возьму это? – спросила она. – Вдруг пригодится?

– Вообще-то в опергруппе должен быть фотограф...

– А вдруг не придет?

– Ну что ж, возьмите... Но снимать можно только с разрешения начальника опергруппы. Хотя вряд ли он разрешит.

– Тогда я сниму вас, Николай Степанович! А вы меня.

– Это можно, – согласился Гордюхин, но с трудом согласился, видимо, что-то преодолевая в себе. Не положено было понятым иметь при себе фотоаппарат, не по правилам это. Но, подняв женщину прямо с постели, Гордюхин решил, что может пойти на это нарушение. В конце концов, командовать будет не он.

– Сколько будет понятых? – спросила Касатонова.

– Двое, – обернулся с лестницы Гордюхин – он уже начал спускаться к третьему этажу.

– А кто второй?

– Слесарь. Он там сейчас с фомкой стоит... Взломает дверь, потом приступит к обязанностям понятого.

– А это разрешается? – Захлопнув дверь и убедившись, что ключ в кармане, Касатонова пошла вслед за участковым.

– Все разрешается, что не противоречит закону, – Гордюхин оглянулся, протянул руку. – Прошу!

На площадку третьего этажа выходили четыре квартиры – две двухкомнатные, однокомнатная и трехкомнатная. Дверь в трехкомнатную сразу выдавала, что живут здесь не такие люди, как в остальных. Стальная, обтянутая искусственной кожей дверь выглядела изысканной, даже нарядной. Отделка надежно скрывала ее железную сущность.

– Уж не Балмасова ли это квартира?

– Балмасова, – подтвердил кто-то за ее спиной. Обернувшись, Касатонова увидела человека взволнованного и в чем-то странного. Присмотревшись, она обнаружила эту странность – он был с чемоданом. От волнения лицо у него пошло красными пятнами, он поминутно вытирал шею скомканным платком, перекладывая чемодан из руки в руку. – Мы должны были сегодня вместе с Балмасовым вылететь по делам. В Вологду. Я приехал в аэропорт – его нет. Звоню домой – телефон молчит. Объявляют посадку – его нет. Опять звоню – тишина. Лететь без него нет смысла. Он – директор. Я сюда. Звоню в дверь – никто не открывает. Стучу. Тот же результат. Выскакиваю на улицу – мужик с люлькой, лампочки на столбах меняет. Подними, говорю, к окну. За полсотни поднял. Заглядываю – Балмасов лежит на полу. Возле кресла.

– Кровь? – спросила Касатонова.

– Вроде кровь... На затылке. Звоню в милицию. Оттуда участковому дали команду.

– Может, того... Николай Степанович... Приступим? – раздался голос негромкий и какой-то зависимый.

Обернувшись, все увидели человека с хорошей такой монтировкой, сработанной из лома средних размеров. Человек был худ, небрит, улыбался как-то смазанно, виновато. Судя по всему, это и был слесарь, о котором говорил Гордюхин. Он попеременно смотрел на каждого, как бы говоря – такой вот я, граждане хорошие, прошу любить и жаловать, и как бы вы ко мне ни относились, а вот понадобился я вам, пригодился.

– Так ведь стальная дверь-то! – воскликнула Касатонова.

– Стальная, – кивнул слесарь. – Может, для кого и стальная.

– И что же ты ее – ломом?

– Знамо ломом. – Видимо, устав и уже не имея сил держать голову прямо, слесарь смотрел в пол, улыбаясь все так же без выражения, как улыбаются собаки в жару.

– И откроешь?!

– Открыть ее невозможно... – терпеливо начал пояснять слесарь. – Стальные штыри в палец толщиной. В количестве пяти штук. Никак открыть ее нельзя. Не предусмотрено технологией. Потому – сталь. Металл так называется – сталь. Так что, Николай Степанович, может, не ждать опергруппу, может, и начнем, помолясь?

– Начинай. За это время они и подъедут.

– Да как же он стальную дверь-то взломает? – не выдержала Касатонова.

– Умный в гору не пойдет, – терпеливо произнес слесарь. – Умный гору что? Обойдет. Взломать стальную дверь невозможно, милая женщина. – Слесарь поклонился со всей доступной ему галантностью. – Но вынуть ее вместе с рамой из стен, которые клали когда-то с некоторым нарушением технологии... Цементу мало было в продаже, и кроме как на стройке его негде было взять. И люди брали. А строители клали кирпичи на оставшийся цемент. И потому дверь, хоть и стальная, а вместе с рамой слегка колышется, в чем я успел уже убедиться. Мы не повредим ее, нет, она останется такой же красивой и надежной... Такой же стальной. Мы осторожненько отставим ее в сторонку вместе с рамой. Тоже, между прочим, стальной. – Слесарь не торопясь завел раздвоенный конец своей громадной фомки за раму двери и, чуть поднажав, заметно вдавил ее внутрь квартиры. Зайдя с противоположной стороны, слесарь уже не вдавливал стальную раму в квартиру, он старался вытащить ее наружу. И это ему тоже удалось. Посыпался сухой песок, известь, крошки раствора. Дверь явно поддавалась рукам умелым и опытным. – Это ведь не первая моя стальная дверь и не вторая. – Слесарь обернулся к стоявшим за его спиной людям и улыбнулся, показав, что зубы у него далеко не все, да и оставшиеся находятся не в лучшем состоянии. Видимо, вспомнив об этом, он спохватился и снова обернулся к двери.

– Ах, как нехорошо, как нескладно все получилось! – простонал красномордый с чемоданом. – Ведь мы уже были бы с Балмасовым на месте, уже дело бы делали!

Касатонова изумилась, услышав эти слова, и, широко распахнув свои глаза, повернулась к красномордому.

– А где бы вы уже были? – спросила она.

– В Вологде! Лес мы там должны были закупить для нашей мебельной фабрики! Все согласовано, договорено, завязано! Осталось бумажки подписать! Там уж столы, наверно, накрыли! – красномордый горестно покачал головой.

– Пить собирались? – уточнила Касатонова.

– Праздновать! – поправил ее красномордый. – Отметить подписание договоров с местным леспромхозом. Я глядь в окно – лежит, и кровь на затылке. – И он снова комком, в который превратился его носовой платок, начал протирать шею под затылком.

– Вы уверены, что он мертв?

– Живые так не лежат, – ответил красномордый.

– Как вас зовут? – спросила Касатонова, чуть понизив голос, придав ему легкую хрипотцу и подпустив немного, совсем немного, тайны.

– Леня, – ответил красномордый и тут же спохватился: – Леонид Валентинович Цокоцкий.

– Цокоцкий?

– А что вас удивляет?

– Ничего, я повторила, чтобы лучше запомнить. Красивая фамилия, мне нравится.

– А вы, простите?

– Касатонова.

В это время дверь поддалась и, если бы Гордюхин вовремя не подставил мощное свое плечо, могла бы рухнуть всей своей тяжестью прямо на площадку. Вместе со слесарем они удержали дверь в вертикальном положении, потом развернули и прислонили к стене. Вход в квартиру был открыт.

Первым туда бросился Цокоцкий.

– Прошу прощения. – На его пути встал Гордюхин. – Чуть попозже... Сейчас приедет опергруппа... Вот они, кажется, остановились во дворе... Только после них. Извините.

– Может быть, ему нужна помощь?! А если он еще жив?! Так же нельзя!

– Да? – Гордюхин склонил голову набок, подумал, прислушался к звукам во дворе, потом блуждающий его взгляд остановился на Касатоновой. – Екатерина Сергеевна... Вы все-таки участница осмотра места происшествия... Загляните, пожалуйста, в квартиру. Может быть, товарищ прав, и мы можем оказать помощь соседу.

– А вы?

– Ну что ж, пойдемте вместе. А вас я прошу оставаться на площадке, – обернулся он к слесарю и Цокоцкому. – Если появятся любопытные – пресекать, – Гордюхин кивнул на приоткрытые двери других квартир. И шагнул внутрь. Касатонова опасливо прошла вслед за ним в прихожую. – Ни к чему не прикасаться! – предупредил Гордюхин.

– Поняла.

– Повторяю – ни к чему! Выключатель, дверные ручки, стены, полки, зеркала!

– Поняла, Николай Степанович.

Пройдя в комнату, Гордюхин остановился. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться – Балмасову уже ничто не поможет. Достаточно плотный, можно даже сказать, мясистый человек лежал на ковре в распахнутом халате, обнажив волосатую грудь. Струйка крови вытекала из-под затылка, скорее всего, именно туда был нанесен удар, выстрел или что там еще, от чего умирают такие вот мощные люди.