Эркюль Пуаро - Агата Кристи

еще ничего не доказывало.

Вот что занимало умы у нас в Кингз-Эббот последние годы. Мы обсуждаем дела Экройда со всех мыслимых точек зрения. Разумеется, в этих рассуждениях занимала свое место и миссис Феррарс. И вот теперь, когда мы уже прикидывали, сколько потратить на свадебные подарки, вдруг разразилась трагедия.

Я совершил обход, думая обо всем этом и еще о многом другом. Тяжелобольных у меня, к счастью, не было, и мои мысли постоянно возвращались к загадочной смерти миссис Феррарс. Было ли это самоубийством? Но если так, она должна была бы оставить какое-то объяснение своего поступка. Насколько мне известно, так поступают женщины в подобных обстоятельствах. Они любят объяснять свои поступки. Им приятен свет рампы. Когда я видел ее в последний раз? Меньше недели назад. В ее поведении не было ничего странного, принимая во внимание... ну, принимая во внимание все.

Затем я вдруг вспомнил, что видел ее не далее как вчера, хотя и не говорил с ней. Она шла рядом с Ральфом Пейтоном, и я очень удивился, потому что не ожидал увидеть его в Кингз-Эббот. Я был уверен, что он окончательно рассорился с отчимом, – он не бывал здесь без малого шесть месяцев. Они шли рука об руку, и она что-то ему взволнованно говорила. Я могу с уверенностью сказать, что именно в тот момент меня впервые охватило предчувствие беды. Ничего определенного, лишь смутное предчувствие того, как все сложится в дальнейшем. Этот странный tête à tête между Ральфом Пейтоном и миссис Феррарс произвел на меня гнетущее впечатление. Я все еще думал об этом, когда неожиданно столкнулся с Роджером Экройдом.

– Шеппард! – воскликнул он. – Вот вас-то мне и надо! Ужасное происшествие.

– Вы, значит, слышали?

Он кивнул. Было видно, что ему тяжело: его румяные щеки ввалились, и он, казалось, сразу постарел.

– Все гораздо хуже, чем вы думаете, – сказал он сдержанно. – Послушайте, Шеппард, мне нужно поговорить с вами. Вы свободны?

– К сожалению, нет. Я еще должен навестить больных, а в двенадцать у меня начнется прием.

– Ну, тогда днем... или лучше приходите вечером обедать. В полвосьмого. Это вас устроит?

– Да, вполне. Но в чем дело? Опять Ральф?

Не знаю, почему я сказал это, разве что очень уж часто причиной бывал Ральф. Экройд уставился на меня непонимающим взглядом. Я почувствовал: случилось что-то неладное. Мне еще не доводилось видеть Экройда таким подавленным.

– Ральф? – сказал он рассеянно. – Нет, дело не в Ральфе. Ральф в Лондоне... А, дьявол! Вон идет мисс Ганнетт. Она начнет болтать об этом ужасном происшествии. Итак, до вечера, Шеппард. Жду вас в половине восьмого.

Я кивнул и озадаченно посмотрел ему вслед. Ральф в Лондоне? Но он же был здесь накануне. Значит, он уехал в тот же вечер или сегодня утром. Но Экройд говорил так, как будто Ральф и не появлялся в Кингз-Эббот. Дальше мне размышлять не пришлось. На меня накинулась мисс Ганнетт, жаждавшая информации. Мисс Ганнетт во многом напоминает мою сестру, но ей не хватает того безошибочного чутья, которое придает величие манерам Каролины.

Мисс Ганнетт задыхалась от волнения и любопытства. Бедняжка миссис Феррарс! Какая жалость! Злые языки утверждают, что она была наркоманка. Как жестоки люди! Но весь ужас в том, что ведь дыма без огня не бывает... И говорят, что мистер Экройд узнал об этом и порвал их помолвку – помолвлены-то они были! Конечно, вам об этом известно – вы ведь доктор! – но доктора всегда молчат. И все это – сверля меня глазами, стараясь ничего не упустить, стараясь что-то прочесть на моем лице. По счастью, жизнь в обществе Каролины научила меня сохранять невозмутимое спокойствие и давать ничего не значащие ответы.

Я выразил мисс Ганнетт одобрение за ее отвращение к сплетням. Это была неплохая контратака. Пока почтенная мисс собиралась с мыслями, я пошел дальше, продолжая раздумывать.

Дома меня ожидало несколько пациентов. Когда (как я думал) последний из них ушел, я решил, что можно пойти поработать в саду перед ланчем, но в приемной оказалась еще одна пациентка.

Я был удивлен, не знаю почему, – вероятно потому, что мисс Расселл, экономка Экройда, производит впечатление человека железного здоровья. Ее трудно представить себе больной. Это высокая, красивая женщина, только очень уж строгой внешности. Суровый взгляд, крепко сжатые губы. Будь я младшей горничной или судомойкой, постарался бы скрыться при одном ее приближении.

– Доброе утро, доктор Шеппард, – сказала она. – Я хочу, чтобы вы взглянули на мое колено.

Я взглянул, но, по правде говоря, ничего не увидел. То, что мисс Расселл сообщила мне о стреляющей боли, в устах любой другой женщины показалось бы выдумкой. На минуту мне пришло в голову, что она изобрела эту боль в колене, чтобы выведать у меня обстоятельства смерти миссис Феррарс. Но вскоре я убедился, что, по крайней мере в этом, я ошибся. Мисс Расселл лишь мимоходом упомянула об этой трагедии, однако она была склонна остаться и поболтать.

– Ну, благодарю вас за примочку, доктор, – сказала она наконец, – хотя и не верю, что от нее будет какая-нибудь польза.

Я тоже не верил, но, конечно, запротестовал. Вреда примочка принести не могла, а знамя своей профессии надо держать высоко.

– Не верю я в микстуры и порошки. – Мисс Расселл кинула презрительный взгляд на мою аптечку. – Вред один! Кокаин, например.

– Ну, что касается этого...

– Этот порок очень распространен в светском обществе.

Безусловно, мисс Расселл знает о светском обществе куда больше меня, и спорить с ней я не стал.

– Скажите мне, доктор, – начала мисс Расселл, – вот если вы – раб этой дурной привычки, возможно ли от нее избавиться?

На такой вопрос коротко не ответишь. Я прочел ей небольшую лекцию, которую она внимательно выслушала.

Меня не оставляло подозрение, что