Психотерапевтическая агиодрама. Сборник статей - Леонид Огороднов

Давайте посмотрим, что здесь произошло с точки зрения теории ролей. Ядром агиодрамы было покаяние, и в нем явно выделяются три уровня: психологический, представленный виной перед ребенком; социальный, представленный стыдом перед окружающими за свое поведение; трансцендентный, представленный сознанием греха перед Богом. Церковное покаяние – это покаяние N перед Богом в том, что она присвоила себе божественное право решать, кому рождаться, а кому – нет. И этот грех был ею озвучен на исповеди. Результатом должна была бы быть внутренняя работа, сходная с работой горевания, приводящая к принятию своей ответственности и «отпусканию» младенца. Однако эта работа была скована чувством стыда за ребенка. Конфликт психологических ролей привел к тому, что блокировались и некоторые трансценентные роли, в той части, в которой они касались молитвенных просьб: «если я после покаяния все еще мучаюсь виной, значит, Бог не простил меня, и я не могу ничего просить у Него для себя». (Уточню, что этот запрет не касался, к примеру, молитв о близких). С течением времени этот запрет был перенесен и на обращение к некоторым святым.

Это была самая протагонистская, ориентированная на тему работа из всех проведенных мною агиодрам. Я сознательно минимизировал постановку жития, поскольку знал, что образ святой у протагониста уже сформирован. Вплоть до разрешения внутреннего конфликта вокруг фигуры ребенка я ни разу не поменял ролями протагонистку и исполнительницу роли Параскевы. Задачей, в отличие от классической психодрамы, было не получение ресурса от святой, а снятие блоков, препятствующих молитвенному общению. Психодраматическая Встреча N и Параскевы стала возможной благодаря безмолвному присутствию святой, благодаря тому доверию к Богу и Его святой, которое так точно подметила Инна. Постановки сцен из жития Параскевы в этом случае не требовалось потому, что доверие к ней, ради которого мы и ставим жития, существовало изначально. Но само присутствие святой задавало специфически агиодраматическую составляющую действия.

В случае с N доверие существовало потому, что протагонистка была воцерковленной верующей. В подавляющем же большинстве случаев, однако, у участников группы по разным причинам нет контакта со святым. Именно эту задачу, на языке теории ролей – задачу создания трансцендентной роли, решает постановка сцен из жития или жития целиком.

Примером, когда именно постановка жития привела к пониманию подвига святого, может послужить агиодрама о блаженной Ксении Петербургской, одна из первых поставленных мною агиодрам.

Ксения жила в конце 18 века, как можно догадаться, в Санкт-Петербурге. Она была замужем за певчим придворного хора по имени Андрей Федорович Петров, и в 26 лет овдовела. На похороны она является в одежде мужа и просит называть ее Андреем, уверяя окружающих, что умерла Ксения. После этого она продает свой дом, раздает имущество и в течение более 40 подвизается юродивой на улицах близ Смоленского кладбища. Примечательно, что родственники пытались оспорить ее волю, объявив Ксению душевнобольной, однако экспертная комиссия, состоявшая из врача и начальства ее мужа, признала ее здоровой. В житии описаны многие деяния Ксении и чудеса, случавшиеся по ее молитве. Мы выбрали для постановки три сцены: смерть мужа, оскорбления со стороны неразумных мальчишек и тайная молитва ночью в поле за городом. По идее, получалась последовательность: травма (потеря мужа) – юродство (как механизм совладания с болью с одной стороны, как провокационное поведение – с другой) – тайное благочестие. Такая последовательность вполне объясняла бы юродство как вид святости.

Психодраматическая постановка, на первый взгляд, не удалась: протагонистка повела действие в направлении переживания горя, тема потери и совладания с ней затмила тему спасения. При обмене ролями с умершим мужем он тянул Ксению за собой. Психодраматическая Ксения не смогла вынести такого давления и сошла с ума. Как заметила группа – никакого Бога тут не было и в помине, ночные молитвы были обращены вниз, под землю. Образовалось вполне структурированное безумие – попытка прожить жизнь умершего мужа, доделать то, что он не доделал, но безумие это было совершенно не Христа ради. С помощью нехитрых психодраматических приемов мы нормализовали состояние протагонистки, однако после этой драмы у меня остался неприятный осадок… До тех пор, пока через три дня на сайте не появился отчет протагонистки о ее переживаниях после драмы:

Мне не давало покоя, что Андрей умер без покаяния и почему она берет его имя. Почему-то захотелось узнать про св. Андрея, имя которого приняла Ксения и я нашла житие, оказалось, он тоже был юродивым. Там есть сцена, когда хоронят сановника, ему почет и уважение, а Андрей видит, что этот человек убийца, насильник и вор и вокруг пляшут радующиеся бесы, которые его сейчас в ад утащут. Мне очень захотелось, пока я читала, чтобы Андрей его отмолил, но этого не произошло… Сначала было как-то мучительно, а потом вдруг все в драме встало на свои места. Ксении, видимо, открылись какие-то страшные грехи любимого мужа, такие, что их просто отмолить было нельзя, и она приняла юродство, чтобы его спасти. Так легко стало!

Вот так драма «догнала» протагонистку, вот так она завершила действие без участия группы и ведущего.

Поясню: юродство – это самый трудный подвиг святого, на Руси в народе он ценился выше даже мученичества и монашества. Почему же Ксения стала именно юродивой? Видимо, протагонистка права, ей открылась такая степень греховности мужа, при которой молитвы или даже монашеской аскезы было бы недостаточно. Если бы муж был жив и захотел покаяться, он должен был бы проделать все, что проделала Ксения, сам; поскольку смерть лишила Андрея возможности покаяния, Ксения взяла этот подвиг на себя из любви к мужу (кстати, если бы мы внимательнее читали житие, то обнаружили бы это сразу – там о мотивах Ксении сказано прямым текстом). Таким образом, в последраматических переживаниях протагонистки произошло то, что могло бы произойти в процессе агиодрамы: акцент сместился с вопроса «Как мне пережить смерть мужа?» на вопрос «Как мне спасти мужа?», с чисто психологической роли на трансцендентную роль.

Особенностью психологических ролей является их обращенность к знаку или образу. Приведу пример. Предположим, протагонист-мужчина заявил тему супружеского конфликта. Он выбирает среди участников группы кого-то, кто будет играть роль его жены, идет в эту роль, и из роли жены озвучивает чувства жены. Затем возвращается в роль мужа, как-то соотносится с позицией жены, затем снова меняется ролями – и так до тех пор, пока компромисс не будет найден, или не будут определены причины конфликта. Здесь важно понимать, что все действие разворачивается в душе протагониста, протагонист из одной своей внутренней роли («мужа») обращается к другой своей внутренней роли («жены»), в этой драме не задействован реальный человек – жена, мы работаем с образом жены. Образ жены может более или менее точно соответствовать чувствам реального человека, но это не реальный человек. Проверить точность образа мы можем только в том случае, если жена присутствует на психодраме и принимает участие в действии. Смысл такой внутрипсихической драмы – в снятии внутреннего ролевого конфликта, выражающегося, например, в иррациональном чувстве вины или агрессии, и в создании более реалистического образа живого человека. Чем точнее образ, тем проще затем будет договориться с реальным человеком. В случае с N это особенно ясно – у нее не было возможности поговорить с не рожденным ребенком нигде, кроме как на психодраме, исчезновение чувства вины было обусловлено исключительно изменением образа младенца, а не поведением самого младенца.

Создать более или менее точный образ другого человека возможно постольку, поскольку этот другой человек в принципе познаваем, по крайней мере, настолько, насколько он обращен к нам. Иначе обстоит дело с трансцендентной ролью, особенностью которой является ее обращенность к внешнему по отношению к нам Субъекту, сущностные характеристики Которого в принципе недоступны пониманию и восприятию обращающегося к Нему. В этой ситуации становится бессмысленным один из основных инструментов психодрамы – обмен ролями: ответ на обращение к Господу, который мы получим, поменявшись с Ним ролями, будет ответом от нашей собственной проекции на Него.

Церковью давно уже замечена склонность людей склеивать психические и трансцендентные роли. В Православии людям настоятельно не рекомендуется во время молитвы представлять себе какой-либо визуальный образ Того, Кому ты молишься.

Отсюда следует еще одно специфическое агиодраматическое правило, на этот раз имеющее отношение скорее к ведущему, чем к участникам: