История войны 1814 года во Франции - Модест Богданович

Вообще владетели бывшего Рейнского союза, будучи предоставлены самим себе, не отличались усердием к общему делу освобождения Германии. Многие из них, нелюбимые своими подданными и не доверявшие им, опасались народных вооружений. Король виртембергский не только затруднял образование ополчения из охотников и ландвера, но хотел арестовать полковника Рюле, занимавшегося их формированием по поручению Центральной комиссии; по его повелению во всей подвластной ему стране были отобраны у жителей ружья, и даже запрещено им держать у себя пики. В таком же духе действовало в Баварии министерство Монжеласа. Наследный принц, преданный делу Германии, не имел никакого веса. Ганноверское правительство не озаботилось подать какую-либо помощь волонтерам, находившимся в крайности. Герцог Кумберландский сформировал кавалерийский полк, обращая внимание преимущественно на то, чтобы все офицеры в полку были дворяне. Да и вообще, в Германии исполнили в точности свои обязанности в отношении к общему делу только герцоги Саксенские и Ангальт-Дессауский, князья Шварцбургские и Липпе-Бюкебург, вольные города Бремен и Любек12.

Из всего сказанного не трудно вывести заключение, в какой мере союзники могли надеяться на содействие освобожденных ими от зависимости Наполеону рейнских владетелей.

В настоящее время воспоминания о великих подвигах, совершенных императором Александром и русскими, изгладились в памяти народов, которые наиболее ими воспользовались, но в 1813 и 1814 годах никто в Германии не отрицал, что из всех держав, ополчившихся против Наполеона, Россия сделала наибольшие жертвы и нанесла Наполеону наиболее чувствительные удары. Преобладание завоевателя после похода в Россию поколебалось в самом основании; континентальная система и Рейнский союз разрушились; самая Франция была ослаблена уничтожением двух огромных армий. Некоторые из русских генералов, соображая, с одной стороны, что Наполеон уже не мог быть опасен для России, а с другой – не надеясь на дружные усилия Германии в пользу общего дела, полагали, что по успешном окончании войны 1813 года наконец настала для России пора пожать плоды победы. И действительно, Наполеон в то время согласился бы на удовлетворение всех требований императора Александра, не стоившее Франции никаких пожертвований. Для Германии уже сделано было русскими все, чего она имела право надеяться от великодушного защитника ее независимости; дальнейшее же продолжение войны, по мнению поборников мира, могло быть вредно для самой

России. Завоевание союзниками Голландии казалось бедствием некоторым из русских, потому что англичане стремились присвоить богатые средства этой страны, и достижению их цели, по-видимому, способствовал предположенный тогда брак принцессы Валлисской с принцем Оранским (впоследствии – королем) Вильгельмом. Император Александр, твердо убежденный в непрочности мира с Наполеоном, считал низвержение его с престола необходимым условием спокойствия Европы; войска и начальники их стремились к новым победам, но в совете русского монарха разделяли его мнение лишь непоколебимый Штейн и мстительный Поццо-ди-Борго13.

Готовясь к новой борьбе, Россия надеялась на содействие Пруссии, где многие из государственных сановников и все военные желали продолжения войны. Блюхер и его сподвижники жаждали случая отплатить французам в Париже за своевольные их распорядки в Берлине; к тому же Пруссия не могла ожидать значительного вознаграждения за понесенные ею потери, пока Наполеон владел левой стороной Рейна. Но хотя король Фридрих-Вильгельм сознавал истину сего мнения и готов был дружно содействовать императору Александру, однако же полагал, что Наполеон, действуя в собственной стране, мог оказать весьма упорное сопротивление и что не следовало подвергать случайностям войны успехов, приобретенных дорогой ценой14.

Что касается до Англии, то она была изнурена продолжительной войной, и государственный долг ее достиг чрезвычайных размеров (свыше 600 миллионов фунтов стерлингов, или четырех тысяч миллионов рублей серебром). В конце 1813 года великобританское правительство могло и без продолжения войны достигнуть предположенных им целей: восстановления законных династий в Испании, Голландии, Неаполе и Пьемонте, обладания важными колониями, совершенного уничтожения континентальной системы. В ноябре 1813 года английские войска под начальством Веллингтона вторглись в южные департаменты Франции. В то время прочие союзные армии еще оставались в бездействии на Рейне, что подало повод англичанам приветствовать своего вождя именем «освободителя Европы»15. Таким образом, и меркантильные выгоды, и народная гордость Джона-Буля были удовлетворены вполне; последующая же судьба Германии была не чужда Англии единственно потому, что король великобританский владел Ганновером16.

Из всего сказанного явствует, что в Совете союзников преобладала партия мира.

Меттерних, весьма хорошо знавший, что мирные переговоры и прекращение войны могли доставить австрийскому правительству значение, ускользавшее из рук его при дальнейшем продолжении борьбы с Наполеоном, искусно воспользовался благоприятным для него влиянием поборников мира. Изворотливый дипломат, являясь сторонником их, выказывал умеренность и бескорыстие Венского Кабинета. Нетрудно было предвидеть, что такую политику станут поддерживать все люди нерешительные, робкие, составляющие большинство всякого сборища. Отсутствие Штейна, остававшегося в Дрездене, где он был занят до начала (половины) ноября устройством временного управления Саксонии, также немало способствовало замыслам австрийского министра. Хотя на предложения, сделанные императором французов 5 (17) октября чрез графа Мерфельдта, тогда не было дано союзниками никакого ответа, однако же Меттерних, сообразив все сказанное при этом случае Наполеоном, решился открыть переговоры. Он надеялся, что завоеватель, ослабленный понесенными потерями, сделается более сговорчивым. После сражения под Лейпцигом французский дипломат барон Сент-Эньян (St. Aignan), захваченный в плен казаками полковника Храповицкого, был призван во Франкфурт. Там принял его князь Меттерних, в присутствии русского министра иностранных дел графа Нессельроде и английского министра лорда Эбердина (Aberdeen). Условия мира, сообщенные Меттернихом Сент-Эньяну для доведения их до сведения Наполеона, заключались в следующем:

1) Союзники желали общего мира.

2) Они были согласны оставить Францию в естественных пределах, ограничив ее Рейном, Альпами и Пиренеями.

3) Независимость Германии и восстановление династии Бурбонов в Испании были непременными условиями мира.

4) Независимость Италии и Голландии, как от Франции, так и от прочих держав, была признана. Образ их правления и границы австрийских владений в Италии долженствовали быть определены на основании переговоров.

5) Со стороны Англии изъявлена готовность к важным уступкам и к обеспечению мореплавания и торговли.

6) В случае принятия этих условий императором Наполеоном предполагалось, с обоюдного согласия, признать нейтральным какой-либо город на правой стороне Рейна и пригласить туда для ведения переговоров уполномоченных всех воюющих держав, не прерывая, однако же, военных действий17.

С этими условиями, изложенными письменно, барон Сент-Эньян отправился в ночи с 10 на 11 ноября н. ст. чрез Майнц в Париж.

Незадолго пред тем, 28 октября (9 ноября), Наполеон, возвратясь в свою столицу, приступил к формированию новой армии и к приисканию финансовых средств для продолжения войны. Положение Франции было весьма бедственно. Войска, возвратившиеся из Германии, ежедневно ослаблялись повальными болезнями; в Италии вице-король едва удерживался против превосходных сил австрийской армии, а Мюрат уже готовился восстать против своего отечества; со стороны Испании Веллингтон угрожал перешагнуть через Пиренеи. В самой Франции роялисты, республиканцы – все партии, недовольные господством Наполеона, но подавленные его железной рукой, восстали, соединившись в общих усилиях, враждебных ему. Бернадотт, зная о том, уже не скрывал желания и надежд своих – сделаться властителем Франции. Посланный им для объяснения по этому предмету к королю прусскому майор граф Калькрейт получил приказание изложить подробно о сношениях наследного шведского принца и общей к нему преданности во Франции. При этом принц довольно наивно заметил, что «действия его во все продолжение войны, по- видимому, нисколько не повредили ему в глазах французов». Наследный принц, стремясь к осуществлению своих планов, полагался на содействие императора Александра, хотя государь не подавал к тому ни малейшего повода. Питая такие замыслы, Бернадотт старался отклонить союзников от вторжения за Рейн, которое, по его мнению, могло побудить французов к поголовному ополчению, и потому он предлагал ограничиться объявлением, что война ведется не против Франции, а против Наполеона18. При всей несбыточности надежд принца, нельзя не заметить, что положение Французской империи подавало к ним повод. Наполеон, повсюду окруженный неприятелями, угрожаемый изменой, находился в безвыходном положении, не имея ни войск, ни средств для ведения войны. Крепости в Германии, сильно вооруженные и занятые французами, стоили им ста сорока тысяч человек гарнизонами и огромных сумм; во Франции же для обороны пограничных пунктов оставались одни лишь депо, да и вооружение этих крепостей было весьма недостаточно. Финансы были истощены столько же, сколько и вооруженные силы. Общинные имения, назначенные для покрытия дефицитов 1811,1812 и 1813 годов, не находили покупщиков. Состояние народного духа не подавало надежды на дружную оборону страны. Войска по-прежнему были готовы пролить свою кровь до последней капли, но роптали гласно, сочувствуя общему неудовольствию. Народ, разочарованный в непобедимости Наполеона, утративший к нему доверие, убедился, как может быть пагубен произвол гениального властителя. В продолжение двадцати лет французы вели наступательные войны, вторгались в чужие земли, занимали столицы иностранных государств, пользовались средствами покоренных ими стран как законной добычей. Теперь – когда настало время расплаты – уныние овладело всеми. Не было единодушия, спасшего Францию в 1792 и 1800 годах. Славолюбие, столь свойственное французам, уступило место равнодушию к общему делу и желанию тишины и спокойствия.