Ворота измены - Эдгар Уоллес

— Чтобы я сама себя погубила? — спокойно, но резко спросила Гоуп. — Думаю, вы очень зазнались!

Диана прикусила губу.

— Возможно… Письмо кажется довольно глупым, но я тогда была в замешательстве. Но все это не имеет значения. Ведь вы только его друг, потому и заботитесь о нем…

Гоуп отрицательно покачала головой.

Диана нахмурилась.

— Вы думаете… что любите его?

Гоуп была спокойна.

— Это так и есть, — сказала она.

У Дианы перехватило дыхание. И только через несколько минут она смогла продолжить.

— Ах, как интересно!

Гоуп, казалось, не замечала язвительного тона.

— Итак, — продолжала Диана, — я делаю вывод, что… — она выдержала классическую паузу, делая вид, что размышляет, — моя просьба не удержит вас…

— От чего может удержать дружба или любовь к Дику Халовелю? — по-детски наивно спросила Гоуп.

Диана вздрогнула. Откровенно, она и не ожидала, что письмо принесет ей пользу, потому что писала его в припадке грусти и уныния. Не исключено, что она этим хотела оскорбить или унизить Дика. Но сейчас Гоуп стояла перед ней невинно красивая и уверенная в своей любви. Она пришла сюда без страха, спокойно смотрела Диане в глаза. Это было похоже на вызов, и Диана почувствовала себя жестоко оскорбленной. Давно остывшие чувства ожили вновь, испепелявшая ее четыре года назад страсть вспыхнула с новой силой. Навязчивые мысли о несбывшихся надеждах не давали покоя…

Гоуп заметила, что Диана всхлипнула и закусила губы.

— Я хочу вам кое-что показать.

Голос Дианы трудно было узнать. Она вышла из комнаты и через минуту вернулась. У нее в руке был маленький кожаный футлярчик. Она открыла его, вынула кольцо с тремя огненными алмазами и подала его Гоуп.

— Прочтите, пожалуйста.

Гоуп смутилась и чисто механически сделала то, что просили: «Дик своей Диане. 1922».

Гоуп вернула кольцо.

— Что теперь скажете? — спросила Диана.

— Обручальное?

Диана утвердительно кивнула.

— Разве это что-то меняет? — спросила Гоуп. — Разве это такой же веский довод, как и ваше письмо? Что я, после этого, больше не должна встречаться с Диком? Я знаю, что вы были помолвлены… Он сам рассказал об этом. Ну и что тут такого? Ведь большинство людей были помолвлены не раз, не правда ли? Скажите откровенно, мисс Мэртин, неужели вы рассчитываете на то, что я больше не буду видеться с Диком?

— Вы вправе делать то, что пожелаете, — сказала Диана строго и пожала плечами. — Конечно, все зависит от воспитания. — Она посмотрела на ридикюль Гоуп. — Возможно, было нескромно с моей стороны посылать такое письмо. Будьте добры, верните его.

Взгляды соперниц встретились. Гоуп открыла ридикюль, достала письмо, разорвала его и положила клочки на стол. Затем она легко поклонилась и так быстро вышла из комнаты, что любопытная Домбрэт, приложившая было ухо к замочной скважине, едва не отлетела в комнату, когда Гоуп отворила дверь. Хозяйка бросилась к окну, надеясь увидеть ее у выхода, но не успела.

Диана не могла объяснить, что с ней происходит. Ведь она уже давно перестала думать о Дике. Он был для нее почти ничем. Она пыталась найти мотивы, побудившие послать это письмо. Диана чувствовала, что в ней пробудилось нечто дьявольское, необычное ехидное, уже навлекавшее на нее мелкие неприятности, а однажды даже довольно ощутимую. Она решила больше не думать о письме, раз оно связано с Диком. Да, написала в состоянии злобы и запальчивости, потому что была уверена, Гоуп обязательно покажет письмо Дику, и он ответит ей, Диане, одним из тех резких и неистовых посланий, на которые был мастер. Она ждала чего угодно, но только не прихода в ее роскошный салон спокойной обворожительной, мисс Джойнер.

Диана пыталась справиться с возбуждением, как вдруг вошла Домбрэт и доложила о посетителе, который следовал за ней по пятам. Диана села в широкое кресло у окна, из которого открывался вид на Керзон-стрит. Когда гость вошел, она, скрестив руки, встретила его критической жестокой улыбкой. Прибывший держал руки в карманах и смотрел довольно мрачно. Когда дверь за горничной закрылась, Диана спросила:

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты пришел в поношенном костюме?

Грэгэм Халовель глянул на свой грязный, оборванный костюм и, оскалив зубы, сказал:

— Забыл переодеться.

— И в этом костюме ты был у Ричарда? И твоя вопиющая бедность не произвела на него впечатления?

Посетитель опустился в кресло, достал из кармана пачку папирос и молча закурил. Диана не унималась:

— У тебя, должно быть, есть веская причина, чтобы появиться на Керзон-стрит как бродяга. Впрочем, меня это не волнует.

— Он также не очень огорчился, — сказал Грэгэм, выпустив облако дыма к потолку. Когда оно рассеялось, гость продолжил: — Он дал мне жалких пятьдесят фунтов… Я еле удержался, чтобы не швырнуть их обратно.

— Но все-таки оставил.

Он не обратил внимания на иронию. Диана всегда подтрунивала над ним. Раньше ее язвительные замечания бесили, но это уже прошло. Теперь он хорошо владел собой.

— Думаю, — продолжала она, — ты просто внушил себе, что он выплатит любую сумму, только бы ты отстал от него. Но Дик не таков! Я хотела бы, чтобы ты знал Дика так же, как я.

— Ох, как я его уже знаю, этого подлого фарисея, — промычал Грэгэм.

Диана долго не отвечала. Ее белые зубы буквально вонзились в нижнюю губу.

— Нет, Дик не фарисей!

После небольшой паузы она поинтересовалась:

— А обо мне он ничего не спрашивал?

— Почему? Сказал, что больше не желает слышать о тебе. Если тебя это устраивает, то…

— Это значит, что ты сам заговорил обо мне.

— У него опять новое увлечение, — вдруг выпалил Грэгэм. — Обворожительная красавица. Я видел их у Площади Казни.

Казалось, Диану не интересовало, что он говорил. Она уставилась в пустое пространство. Грэгэм осмотрелся. Его поразила роскошь, и он уже готов был спросить Диану, но всегда испытывал перед ней робость, если не страх. Поэтому начал издалека.

— Гм… У тебя великолепная квартира, Диана! Я не любопытен, но все-таки… Если мне не изменяет память, перед моим отъездом ты жила в меблированной комнате. Мне сказали, что ты переехала… Но эта роскошь… Просто поразительно!

Грэгэм знал, что ее доходы не превышали нескольких сот фунтов в год, их едва хватило бы на оплату такой большой квартиры. Диана занималась литературным трудом, у нее были хорошие связи на Флит-стрит, но ее леность не позволяла увеличивать доходы. Она старалась улыбкой скрыть недовольство.

— Ты слишком подозрителен, милый мой. Просто я теперь много работаю. Слышал ли ты о князе из Кижластана?

— Нет!

— Этим я обязана его щедрости.

Грэгэм поразился. Диана была довольна произведенным эффектом.

— Я служу у него газетным агентом, — холодно сообщила она после паузы. — Конечно, это звучит не очень престижно, но зато получаю четыре тысячи фунтов в год. И я их зарабатываю. Коллэй Веррингтон познакомил меня с князем два года назад. Он сначала попытался сам залезть в карман нашего сказочно богатого друга, но у него не получилось, и тогда доверил мне взяться за дело. Я быстро вошла к князю в доверие и обеспечила себе доходное место. Князь жалуется на несправедливое отношение к нему всех власть имущих, особенно нашего правительства. Он потерял два салютных выстрела…

— Что ты сказала? Два?.. — удивленно переспросил Грэгэм.

— Да. Французский губернатор сначала признал за князем право на девять салютных выстрелов из пушки, но потом между ними возникли недоразумения по поводу одной скандальной истории, и салют сократили до семи выстрелов. Понятно, что нас все это мало волновало бы, но в Индии это, видимо, имеет огромное значение. К тому же князь помешан на драгоценностях. У него самые лучшие коллекции в Индии!

— Он женат? — подозрительно спросил Грэгэм.

— Девять раз, — спокойно ответила Диана. — Но я еще не видела ни одной его жены. Они содержатся в строгой изоляции. Я была князю очень полезна… Написала и инспирировала для него сотни статей и даже сумела заинтересовать одной его идеей нашего посла в Париже.

Грэгэм недоверчиво слушал и почесывал подбородок. Диана рассмеялась.

— Я вижу, Грэгэм, ты хочешь сказать: «Восток останется востоком, а запад — западом». Кажется, ты хочешь меня наставить на путь истинный.

— Действительно все это довольно странно, — сказал, он, зажигая папиросу.

Он чувствовал, что Диана настроена недружелюбно. Грэгэм выругался и бросил папиросу в камин. Он встал и уныло сказал:

— Пойду домой переоденусь. Что касается твоей работы, она мне совсем не нравится.

— Это меня не трогает, — хладнокровно парировала она. — Ты ведь, знаешь, у меня больше нет постоянного ежегодного дохода в четыреста фунтов, который я получала раньше. Я была невменяема, когда одолжила свои деньги одному молодому джентльмену, у которого был план быстрого обогащения… Заодно потеряла и своего жениха.