Сквозь тени прошлого (СИ) - Лейк Оливия

Ночь давно перевалила за свою магическую половину, а Габриэлла так и не смогла сомкнуть глаз. Последние несколько дней превратились в сущий кошмар, а назойливые, настырные мысли не давали покоя даже во сне. Тогда она отбрасывала всякие попытки уснуть в нормальное человеческое время и снова прокручивала в голове недавние события. Она никак не могла понять, что её так смущает и что, возможно, она упустила? Какая-то тонкая ниточка постоянно ускользала от неё, оставалась невидимой, но не оставляла в покое.

Габриэлла вспомнила, как сумрачным дождливым утром торопилась в магазин Митчелла. Ей хотелось поскорее закончить с фотографиями и посвятить весь оставшийся воскресный день расшифровке записей. Она с упоением представляла, как будет заигрывать со словом, наполнять жизнью строчки, описывать образы и характеры людей, не выдуманных заботливым автором, а настоящих, живых! А что сейчас? Сейчас она не в силах даже просто прослушать запись. В профессии Габриэлла сталкивалась с разного рода преступлениями. Но освещать в средствах массовой информации смерть незнакомого тебе человека — это одно, а смерть человека, которого ты знала, пускай и весьма короткое время — это другое.

На следующее утро после беседы с мистером Митчеллом Габриэлла, как и было условлено, пришла в антикварную лавку. Тусклый утренний свет не способен был разогнать тени, сгустившиеся за ночь в углах, и в помещении всё ещё было сумрачно. Не обнаружив никаких следов присутствия Самюэля, она направилась в его кабинет. Он лежал головой на первой ступеньке, с неестественно вывёрнутой шеей и посеревшим лицом. Проверять пульс было бессмысленно, но она все же наклонилась к нему и, окончательно убедившись, что Самюэль мёртв, вызвала полицию.

А следом понеслись бесконечные допросы. В эти дни Габриэлла чувствовала себя попугаем, который без конца повторяет одно и то же. У неё конфисковали диктофон и сделанные записи, но сегодня вызвали в участок и вернули все вещи. Вердикт был вынесен: несчастный случай! Самюэль Митчелл страдал тяжелой формой астмы, и, вероятно, его одолел очередной приступ, когда он спускался по лестнице. Такова была официальная версия произошедшего. Джорджи Прескотт — судмедэксперт, занимавшийся этим делом, а по совместительству бойфренд одной хорошей знакомой — позволил одним глазком взглянуть на заключение патологоанатома. Вскрытие показало сильное воспаление и закупорку нижних дыхательных путей, значит, всё верно, и это действительно трагическая случайность.

— Был человек и нет человека… — задумчиво прошептала Габриэлла. Она крепче обхватила большую кружку с какао и сделала небольшой глоток.

Взглянув в последний раз на тоскливый пейзаж за окном, она отошла к дивану и, забравшись на него с ногами, посмотрела на светящийся монитор ноутбука. Красивый светловолосый мужчина смотрел на неё с той стороны экрана. Он улыбался одними уголками губ, но до глаз эта улыбка не дошла: они оставались холодными и отчужденными. Захария Денвер. Именно это имя было выбито на гладкой дорогой визитке, зажатой в руке покойного Самюэля Митчелла.

Когда Габриэлла опустилась проверить пульс, то увидела белый уголок, выглядывавший из крепко сжатой мужской руки. Она знала, что нельзя, что это улика, но всё-таки развела успевшие окоченеть пальцы. Имя сразу же бросилось ей в глаза. Когда она искала людей, способных помочь с написанием книги, оно не раз всплывало в сети, но встретиться или как-то связаться с мистером Денвером не представлялось возможным. Ни минуты не сомневаясь, она быстро достала телефон и сделала снимок визитки. И благодаря этому у Габриэллы был сейчас его личный телефон и электронная почта, но звонить ему она не торопилась.

Все свое свободное время она только и делала, что разглядывала его фотографии, искала информацию, старалась узнать как можно больше. Но все эти попытки оставались бесплодными, разбиваясь о жесткую цензуру, которой, вне сомнения, подвергались все статьи о таинственном англичанине. У неё даже заломило зубы от досады! Все имеющиеся в свободном доступе статьи были весьма обобщенными и гладко вылизанными. Такой очень приятной, обтекаемой формы, но абсолютно пустой: без острых углов и резких поворотов. Вот и сейчас она снова смотрела в холодные голубые глаза в несбыточной надежде проникнуть глубже, под кожу, заглянуть в самую его суть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Габриэлла устало потёрла виски и переключила внимание со снимка мужчины на статью под ним. Она бегло пробежала по ней глазами: английский бизнесмен, после смерти отца стал полноправным владельцем крупнейшего аукционного дома «Мартис», коллекционер предметов искусства и редких драгоценностей. Его личная коллекция насчитывала более двух тысяч единиц ценнейших экспонатов. Филантроп, профессионально занимается ювелирным делом. Ничего принципиально нового из написанного Габриэлла не узнала. Обычный набор голых фактов и никакой конкретики, хотя ювелирное дело — это интересно. Значит, любовь к прекрасному не ограничилась только собирательством?! Если такой человек сам берет в руки инструменты, то его увлечение драгоценностями уже непросто увлечение, это страсть, а люди, обуреваемые страстями, на многое способны.

— Кто же ты на самом деле, Захария Денвер? — у пустой комнаты и застывшей на экране фотографии спросила Габриэлла, но ответа, естественно, не получила.

***

Она ненавидела похороны. Похороны — это всегда чья-то скорбь, боль и слезы. И даже если ты плохо знаком с умершим или не очень жаловал его при жизни, на похоронах ты все равно испытываешь то щемящее чувство страдания, которым пропитано все вокруг. От него не укрыться: ни за черными стеклами очков, ни за толстым защитным панцирем, наращённым за годы жизни. Человек уходит навсегда, оставляя своим родным только воспоминания, но и они не вечны: со временем образы истончаются, лица стираются из памяти, а боль утихает. К смерти невозможно подготовиться, её нельзя предугадать, люди умирают — это закон жизни. А нам — живым, остается лишь проводить их в последний путь и отдать заключительные почести.

Габриэлла Хилл стояла под холодным ноябрьским солнцем, решившим все-таки одарить собравшихся своим светлейшим присутствием. Тёмное пальто, наброшенное на традиционное черное платье, не спасало от сорвавшегося с цепи сильного ветра, заставляя то и дело ежиться от холода и убирать норовящие залезть в рот волосы. А вот широкие солнечные очки прекрасно справлялись со своей задачей, защищая глаза от летящих в лицо мелких крупинок. В очередной раз вытащив каблук из поглотившей его влажной почвы и переступив с ноги на ногу в поисках более устойчивого места, Габриэлла перевела взгляд на скорбящих. Много людей собралось почтить Самюэля Митчелла. Здесь были как солидные мужчины в дорогих костюмах, так и скромно одетые юноши. Роскошные женщины в широкополых шляпах с черной вуалью и почтенные матроны вроде Марии. Все держали в руках цветы, но доминировали среди них хризантемы, чей ужасно-приторный запах забивал нос, не давая нормально вдохнуть.

Когда священник закончил траурную речь, началось прощание. Габриэлла положила на гроб одинокую красную розу и осмотрелась. Люди, негромко переговариваясь, стали расходиться и рассаживаться по машинам. На лицах некоторых отпечаталась мрачная сдержанность, а кто-то выбрал маску сосредоточенного спокойствия, и лишь немногие открыто скорбели.

Она медленно шла за движущейся к выходу разношёрстной публикой, то и дело кидая по сторонам заинтересованные взгляды. Так продолжалось несколько минут пока её глаза не остановились на высокой фигуре в дорогом чёрном костюме с небрежно наброшенным на плечи длинным пальто. Габриэлла даже сняла очки, чтобы удостовериться, что зрение не подводит её. Красивый блондин пожимал руку какому-то пожилому представительному мужчине. Яркие голубые глаза светились на породистом лице и смотрели на все происходящее с дежурной вежливостью, но как-то отстранённо и даже свысока. Нет, сомнений быть не может, перед ней был Захария Денвер.

— А вот это уже интересно! — себе под нос пробубнила Габриэлла и поспешила в его сторону.