Стихотворения - Виталий Каплан

Х Х Х

Почему я все чаще и чаще во сне

Вижу рыжую каплю смолы на сосне?

И себя вижу я как бы со стороны,

Вижу, как я лежу в трех шагах от сосны

И в стеклянных глазах ни тоска, ни слеза -

Безразличные, точно у куклы, глаза.

И отрезанных пальцев десяток лежит

У брусничника. Кто их туда положил?

Кто проткнул мне холодным железом живот?

Кто сказал, кашлянув: "Ах, паскуда, живой!"

И чтоб жизни моей иссушить водоем,

Сжал он потные пальцы на горле моем.

…И никак не кончался усталый закат,

Под обрывом белела полоска песка

И река под обрывом неспешно текла,

А в лесу уж сгущалась вечерняя мгла.

Он стоял, обтирая запачканный нож.

Думал: "Может, и зря, но уже не вернешь".

И ушел, растворившись в молчании тьмы.

Ему стоит, наверное, руки помыть.

Я лежу глупой куклой на смятой траве

И ползет по холодной щеке муравей…

…Почему снятся мне эти странные сны?

Ведь ни ужас болезни, ни память войны

Не сидят в моем интеллигентном мозгу.

От кого же я мчусь, от кого я бегу?

То горю на потеху народу в костре,

То ползу по глухой бесконечной дыре,

То на дыбе приходится корчиться мне

И веселый палач греет клещи в огне…

Отчего эти сны? Кто за ними стоит?

Кто в карманах своих все ответы таит?

Кто меня посылает во мрак и в костер?

Кто свой нож, усмехаясь, платочком обтер?

Может, бродит он где-нибудь рядом со мной?

Может, вместе в походы мы ходим давно?

Ну а может, он самый мой преданный друг

И ладонь моя знает тепло его рук?

Кто? Кривыми столбами вопросы стоят.

Неужели все просто, и он – это я?!

Капля рыжей смолы потекла по стволу.

Что ж, не радостен жребий, а главное – глуп.

1987 ноябрь

Х Х Х

А стоит ли миг ловить?

Судьба играет в лото.

На темных полях любви

Мы будем лежать в крови.

За что? Да так, ни за что.

1987 ноябрь

В м е т р о

Метро. Вагон. Свет, желтый и больной,

Стекло, заляпанное потными руками.

Над головой – тысячетонный камень,

А здесь – тепло и сухо. Вот окно,

В нем кабель вьется жирною змеей,

Мелькают лампы выстрелами вспышек.

…Она стоит и полусонно дышит,

И отражается лицо ее

В засаленном стекле. Во тьму уперся взгляд.

Ей сорок два. В ней пламя не потухло.

Но со стекла сквозь тьму глядит старуха.

И у нее давно часы стоят.

1987 декабрь

П р о г р е с с

Пыльные, ископаемые грамофоны.

Угрюмые, издергавшиеся графоманы.

Кто был изображением, а кто фоном?

Кого лебедой выкармливали как манной?

Глупые мелодии сползают с иголки,

Изломанные строки дрожат в стакане.

Мудрые исследования гниют на полке,

Бледная лебеда разрывает камень.

…Грамофоны сдают в краеведческие музеи,

Графоманские рукописи сносят в макулатуру.

Детей организованно везут к Колизею,

Дабы привить им некоторую культуру.

Истину нарезали жирною ветчиной.

Всем ежедневно выдают бутерброды.

…Мы бы с этого острова ушли давно,

Да боимся плыть и не знаем брода.

1988 январь

Х Х Х

Желтый автобус по снегу ползет,

Длинный и грустный московский верблюд.

Душу мою беспокойство грызет,

Но я и эти минуты люблю.

Что-то же есть в бесконечном пути.

Если не смысл, то хотя бы мираж.

Правда, пустыню нам не перейти…

Ну а настанет черед помирать -

Что же я вспомню? Заснеженный день?

Бедный верблюдик с отвислой губой,

В сердце таская озябших людей,

Как же мы все-таки схожи с тобой.

Путь наш лежит меж блаженства и зла

И перед нами встают миражи.

Но это лучше, чем серая мгла.

Вот потому-то и хочется жить.

1988 январь

Царь Петр

Он Россию поднял на дыбы.

Поднял с помощью замшелой дыбы.

И тянулись черные столбы,

И чернели спекшиеся глыбы,

А его запекшиеся губы

Прошептали: "Может, все зазря?"

Но и хрип усопшего царя

Заглушили бронзовые трубы.

Лихо завертелось колесо.

Так пошло, что не увидишь спицы…

Для него ж настал тяжелый сон:

Тьма, и за спиною злая птица.

Холодно, и без толку молиться,

Все молитвы он давно забыл.

Дыбой поднял души на дыбы,

А сейчас во тьме по кругу мчится.

Птица страшно дышит за плечом,

И сдвигаются сырые стены.

Этот мрак не высветлить лучом,

И смеются вслед слепые тени.

…Ладно. Тьма и страх – его удел.

А удел России? Кнут и дыба?

Милионны пуганных людей

Искренне твердят ему: "Спасибо!"

1988 февраль

П о х м е л ь н о е

Раньше водку пили только гои,

Нынче ж выпивают иудеи.

Что поделать – времячко другое

И другие в воздухе идеи.

Я лежу с тяжелой головою

И в десятый раз даю зароки.

Не об этом ли, тоскливо воя,

Говорили старые пророки?

Гои мы, конечно, только все же

До костей, до мяса – иудеи,

И поэтому тоска нас гложет,

Ничего нам с нею не поделать.

Радость запиваем или горе,

Хоть желудок, язва, хоть нельзя нам…

Раньше водку пили только гои,

Нынче же и мы не без изъяна.

1988 март

Х Х Х

Почему у них любовь такая темная?

Неужели нехватило им огня?

А на грязной лестнице котеночек

Виновато смотрит на меня.

Что ж, поди сюда, комочек серенький?

Есть охота? Но колбаски нет.

…А они в огонь так пылко верили -

И теперь сидят в пещерной тьме.

Эх, котенок, жизнь – одна нелепица!

Чем, мохнатый, сможем им помочь?

Я спускаюсь по холодной лестнице

В серую, клубящуюся ночь.

1988 март

Х Х Х

А нам достались глухие сны.

Кто сочинил их и крутит нам?

ЕИдем, шатаясь, мы от войны,

И нам навстречу бредет война.

Бредет по грязи, бредет по льду,

Тяжелой палкой буравит снег,

И непонятно, в каком году

Мы очутились, который век.

Не отрекались мы от сумы,

Но вот повисла ночная тьма,

И хоть мы выбрались из тюрьмы,

Но снова маячит вдали тюрьма.

Теперь – ползи, а хочешь – беги.

Повсюду тьма, хоть выколи глаз.

И пусть мы вылезли из могил,

Но снова копают ямы для нас.

Такие вот нам достаются сны -

Война да пытка в ночи глухой,

А днем сияют глаза весны,

Кошмары кажутся чепухой.

Но где же автор всех этих снов?

Где затаился, в какой щели?

…А ветер весенний смеется вновь,

И солнечный свет по земле разлит.

1988 март

Х Х Х

Их три брата. Все родом из Жмеринки.

Первый брат проживает в Америке,

Брат второй обитает в Саратове

И торгует рассадой салатовой.

Первый брат в "Ирангейте" замешанный,

Брат второй – на рыбалке помешанный.

Третий брат – в сорок пятом повешенный.

Но о нем оба брата молчат,

По головкам гладя внучат.

1988 март

И н т р а в е р т к а

Она мечтала о любви,

Живя на пятом этаже.

Штудировала то Леви,

То Пиаже.

Она моталась по друзьям

В зеленом стареньком пальто.

В ней был изъян, но в чем изъян -

Не знал никто.

Она скрывала как могла

Учет в районном ПНД.

В ячейке карточка была

На букву "Д".

Одна, под дождиком, в лесу

Бродила, заперта в себе,

Творила беспощадный суд,

Куря "Казбек".

В июле, пятого числа,

Она шагнула из окна,

В запретный край, где только мгла

И тишина.

Гроб в крематорий увезли

И стоя выпили вино.

А у подруги был на три

Билет в кино.

1988 май

Х Х Х

Кто они? Где их очаг?

Где голубое их небо?

Кто из них в небе том не был?

Кто в пустоте не кричал

Так, чтобы громко, взахлеб,

Ветры чтоб в горле гуляли?

…Лесом брели и полями,

Песни слагали за хлеб…

Кто они? Как их зовут,

Белых и легких как тени?

В зарослях лунных растений

Плачут они и живут.

Ветер подует с воды -

И полетят над полями,

Точно холодное пламя,

Белые клочья беды.

В темень летят и кричат,

Плачут о небе и доле.

Белые клочья над полем,

Кто они? Где их очаг?

1988 август

С л о в а

А.Галичу

Я ходил по дорогам в рыжей пыли,

Я бродил в еловых лесах,

На моей спине до сих пор болит

След от гулкого колеса.

На моих запястьях еще горят

Кандалов подвальных следы…

Но я шел через горы, леса, моря.

Ломоть хлеба, глоток воды -