Настоящий формидабль. Часть 4 - Даниил Курсовский

— Так, что тут происходит? — раздался чей–то строгий голос со стороны.

Он подействовал на «зрителей» как отрезвляющий душ. Они встрепенулись, переглянулись и принялись быстро расходиться.

Еще бы!

Ведь этот голос принадлежал не кому–нибудь, а нашему школьному врачу Людмиле Васильевне. Харизма у нее — будь здоров! Не зря ее так уважают и даже боятся все без исключения ученики нашей школы.

Без исключения — потому, что я ее тоже боюсь!..

В этом, кстати, состоит разница между Людмилой Васильевной и Амалией Захаровной.

Амалию Захаровну все очень уважают, и никто не боится. А Людмила Васильевна умеет внушить благоговейный страх одним своим взглядом. А уж язык у нее!.. Острее бритвы. Но зато тех, кому нужна ее помощь, Людмила Васильевна умеет определять тоже в один миг! И тут уж они могут быть уверены, что получат всю заботу и внимание, на которые только способна современная медицина.

Все, в общем, быстро разошлись, а Людмила Васильевна, наоборот, подошла ко мне. В ее глазах сверкали какие–то непонятные искры.

Я только взглянул на нее и тут же отвел глаза, забормотав самым умильным голосом, на который только был способен:

— Здрасьте, Людмил Васильна! Спасибо, Людмил Васильна! Я пойду, Людмил Васильна!.. А то уже урок скоро начнется!..

— Сто–ять!.. — тихо, но очень грозно сказала Людмила Васильевна.

Я так и замер на месте, невольно вжимая голову в плечи.

— Кто–то вчера после концерта без сознания валялся!.. — тем же тихим грозным голосом произнесла Людмила Васильевна. — Кому–то я вчера освобождение от занятий выписала! До конца недели! А он, смотри ты, все равно в школу явился!

Собрав все свое мужество, я поднял голову и взглянул прямо в эти сверкающие глаза. Уголки губ Людмилы Васильевны дрогнули в улыбке, но она тут же придала своему лицу то же грозное выражение.

Но было уже поздно! Я почувствовал, как мой страх быстро улетучивается и сменяется боевым настроем. Как на татами в нашем спортзале!..

— Во–первых, я вчера вовсе не валялся без сознания!.. — твердо сказал я. — А просто отключился!..

— Не вижу разницы!

— А я вижу! Я отключился из–за..

— ….Нервного истощения! И шока!

— И вовсе нет! А перебивать нехорошо!

— Я не перебиваю, а констатирую факт.

— Перебиваете!..

— Ты будешь со мной спорить, детка?..

— Я не спорю, а просто уточняю. И не надо называть меня деткой!

— Это еще почему?

— Потому, что деткой я был, когда меня возили на колясочке!

— А теперь, значит, ты хочешь, чтоб тебя возили на «скорой помощи»!

— Это с какой стати?..

— А с такой, что ты начинаешь хлопаться в обмороки!

— Не «начинаешь хлопаться», а просто отключился!.. Один–единственный раз! Из–за переизбытка впечатлений!

— Слишком сильных для неокрепшей детской психики!..

— Сильных! Но вовсе не слишком! Просто их было много!

— Слишком много!..

— Ну, допустим…

— Вот! Сам признался! — торжествующе воскликнула Людмила Васильевна.

Я сокрушенно вздохнул.

И сказал с большим чувством:

— Людмила Васильевна! И как вам только не стыдно?!

— Это из–за чего мне должно быть стыдно? — удивилась Людмила Васильевна, и в ее глазах опять запрыгали эти самые искры.

— А из–за того, что вы злоупотребляете своим правом старшего! Старшей по возрасту, то есть!

— Ну, вот еще! Никогда и ничем я не злоупотребляла! А вот ты уже злоупотребил!

— Это чем же?..

— Своим здоровьем!

— Людмила Васильевна! Как это можно злоупотребить здоровьем?!..

— По–моему, ты прекрасно знаешь, как! — безапелляционно заявила Людмила Васильевна. И, протянув руку ко мне, сказала: — Пошли!

— Куда? — пробормотал я, отступая на шаг назад.

— В медпункт!

— Зачем?!..

— На процедуры!

— Так у меня же уроки!

— Это у всех других уроки! А у тебя освобождение!

И, решительно шагнув ко мне, Людмила Васильевна крепко взяла меня за руку.

«Да что ж это за день сегодня такой! То публика напирает, то за руку хватают, как малыша!» — вновь жгуче покраснев, подумал я. А вслух воскликнул:

— Да не нужны мне никакие процедуры! Мне на урок надо бежать!

— А вот это далеко не факт! Может быть, еще придется устроить тебе принудительный постельный режим! — многообещающе заявила Людмила Васильевна.

И на первой космической повлекла меня в медпункт.

Мне ничего не оставалось, как покориться судьбе!..

Я только постарался приноровиться к решительному шагу Людмилы Васильевны и придал своему лицу независимое выражение.

Но все равно — попадающиеся нам навстречу ученики глядели на нас с опаской и удивлением, и старались как можно быстрее прошмыгнуть по своим делам.

4

Как только мы вошли в медпункт, зазвенел звонок.

Я вздохнул.

Людмила Васильевна бросила на меня быстрый взгляд и покачала головой.

— Другой бы радовался!.. — сказала она, отпуская мою руку и закрывая двери.

— Чему?!..

— Да хотя бы тому, что можно прогулять урок. На совершенно законных основаниях!

— Другой бы, может, и радовался! Только не я. И вообще, не так уж и много у нас в школе вот этих «других»! — сердито ответил я.

Людмила Васильевна медленно кивнула.

— И не просто «не так уж много». — задумчиво сказала она. — А с каждым годом все меньше! И вот это — одно из самых удивительных явлений в нашей школе!..

— Одно из?.. А какое тогда самое удивительное?

— Хм… Странный вопрос!

— Почему странный?..

— Да потому, что это ты!

— Что — я?..

— Ты — самое удивительное явление! — убежденно заявила Людмила Васильевна. — Может быть, и не на всем белом свете, но в нашей школе — точно!.. А может быть, и во всем нашем городе.

— Ну вот, скажете тоже! — неловко возразил я. — Никакое я вам не явление!..

Людмила Васильевна покрутила головой и даже фыркнула.

— Он еще будет спорить!..

И, резко меняя интонацию, она деловито приказала:

— Раздевайся! Полностью.

— Полностью?! Зачем?!.. — завопил я.

Людмила Васильевна так и закатилась от смеха.

— Ладно, это я пошутила… — сказала она, отсмеявшись. — Клади сюда свой ранец. Так. Снимай пиджачок и галстук. Этого достаточно. Давай–ка я повешу все в шкафчик… Все, садись сюда. Для начала измерим тебе давление…

Я сел на один из двух табуретов перед белым столиком. Напротив меня на другой табурет уселась сама Людмила Васильевна.

Она быстро намотала мне вокруг руки эту самую штуку с присосками, накачала ее, и, взглянув на датчик, произнесла:

— Странно! Очень странно!..

Я забеспокоился.

— Что странно?.. — с опаской спросил я.

Людмила Васильевна сделала вид, что не услышала моего вопроса.

— Так. Поднимайся на ноги. — скомандовала она. — Рубашку и майку задери повыше! Повернись спиной! Дыши глубже!

И, живо вдев себе в уши штырьки стетоскопа, Людмила Васильевна принялась прослушивать мои легкие.

— Хм! Хм! — хмыкала она при этом с загадочной интонацией.

— Ну что там у меня, что?.. — нетерпеливо спросил я.

— Скоро узнаешь! Ладно, застегни рубашку, заправься. Садись. Открой рот! Шире! Шире!..

И, прижимая мне язык металлической лопаткой, она принялась заглядывать мне в рот так старательно, как будто хотела в меня нырнуть!.

— М-да. Ну надо же! — пробормотала она, закончив свои манипуляции и поглядев на меня очень внимательно. — Ладно, закрой рот! Ворона залетит.

— Людмила Васильевна!.. — воскликнул я.

— Что такое?..

— Эти ваши шуточки!.. Совершенно неуместны!

— Ты забыл добавить — «сударыня». — спокойно сказала на это Людмила Васильевна.

Искры в ее глазах засверкали ярче.

— Ничего я не забыл!

— Забыл. При таком обращении и в таком контексте это слово совершенно необходимо!.. Оно очень гармонирует со словом «неуместны». Да–да!

Я вытаращил глаза на Людмилу Васильевну.

Ну, надо же какое–то тонкое филологическое замечание!

В ответ на мое удивление Людмила Васильевна состроила такую гримасу, что я не выдержал и рассмеялся.

Людмила Васильевна прислушалась к моему смеху уже с совершенно серьезным видом.

— Хм! Ну что ж, это — смех совершенно здорового человека! — глубокомысленно констатировала она. — И легкие у него, что твои меха, и сердце бьется, прямо как пламенный мотор!..

— А я что говорил!

— Ну, мало ли что ты там говорил… Тэкс. К чему бы еще придраться?.. А, вот! Голова у тебя не кружится, нет?

— Не кружится. И не кружилась!

— Живот не пучит?

— Не пучит!

— Позывы к рвоте? Есть?..

— Нету!

— Да неужели?.. А точечки сверкающие в глазах не мелькали? Нет?..