Принцип Талиона (СИ) - Роач Лия

Ее взгляд тотчас перемещается к манжетам рукавов, плотно облегающих запястья моих рук, желая проверить, шучу я или на самом деле ношу при себе холодное оружие. Ношу, мысленно киваю я, только она не там ищет.

— И не советую тебе усомниться в моих словах, иначе я докажу их правоту на деле. Вряд ли ты захочешь это увидеть. И тем более — в этом участвовать, — заканчиваю я свою речь.

— Извини, — бормочет она поспешно, и я вновь сосредотачиваюсь на управлении джипом.

Несмотря на изрядно потасканный внешний вид, ход у него что надо, и я почти наслаждаюсь вождением, хоть в это время дня траффик уже достаточно плотный. Но чем дальше мы уезжаем от города, тем свободнее становится дорога и тем ниже вправо падает стрелка спидометра.

— Где мой брат? — чуть помедлив, спрашивает Викки, и сейчас ее голос звучит вполне миролюбиво — она больше не задирается.

— В надежном месте, — пожав плечами, даю я самый распространенный ответ на ее вопрос.

— Он где-то за городом? — не отстает она.

Учитывая, что мы только что обогнули аэропорт и движемся далее, ее предположение логично, но она просто дура, если думает, что я везу ее к брату. И еще бóльшая дура, если надеется увидеть его снова. Даже если она выполнит свою часть предлагаемой сделки.

Я вновь пожимаю плечами, не подтверждая и не опровергая ее догадку. Ее информирование в мои планы не входит. Но она не унимается.

— Зачем тебе мой брат?

— Он побудет у меня, пока мы с тобой улаживаем уже известное тебе дело. В качестве гарантии, — это не вся правда, но остальное ей пока знать необязательно.

— Кто ты? — тут же следует новый вопрос.

Не скажу, что я не ждала его, и все же ее наивность меня удивляет. Я тихо фыркаю и думаю, а не ответить ли ей и в самом деле, кто я. Было бы забавно… Но эта мысль меня не увлекает. Я игнорирую ее вопрос, и она замолкает. Но, к сожалению, ненадолго. Ее посещает догадка, и она спешит поделиться ей со мной.

— Я поняла! Все эти несчастные случаи, произошедшие с нашей семьей за последние несколько месяцев: поджог загородного дома, бомба, заложенная в фитнес-клубе моей матери, проникновение психов в офис папиного благотворительного фонда, — при упоминании о фонде я едва сдерживаюсь, чтобы не заставить ее заткнуться, — испорченные тормоза в его машине — все это твоих рук дело?! В этом замешана ты?

Я неопределенно хмыкаю и покачиваю головой вверх и вниз, из стороны в сторону, говоря то ли да, то ли нет. Ответить утвердительно с моей стороны было бы нечестно — я ведь не одна приложила к этому руку. Это было бы слишком круто. Но она права — все это произошло не без моего участия и уж точно по моей инициативе и под моим руководством.

— Что тебе сделал мой отец? Почему ты хочешь его убить?

— Я хочу, чтобы его убила ты, — мрачно поправляю ее я. — Это не совсем одно и то же.

— Почему ты хочешь, чтобы я убила его? — изменяет она свой вопрос, продолжая допрашивать меня с упорством, начинающим раздражать.

— Почему мне кажется, что мы играем в двадцать вопросов? — вяло парирую я.

— Ты просишь…

Я удивленно приподнимаю брови, и она спешит исправиться.

— Ты требуешь, чтобы я убила очень дорогого мне человека, но не желаешь объяснить мне, почему я должна это сделать.

К концу предложения ее голос приобретает металлический оттенок, а в выражении лица появляются решимость и злость. Мне нравятся эти изменения — прелюдия меня порядком утомила. Но спешить с моей стороны было бы неразумно, Викки нужно было время, чтобы свыкнуться с мыслью об отцеубийстве. И она с нею свыклась, даже если пока еще сама этого не осознает — она уже не восстает против убийства, она лишь хочет знать почему.

Первый рубеж пройден.

На ближайшей развязке я съезжаю с шоссе и устремляюсь к платной дороге имени сорок первого президента, чтобы по ней вернуться в город.

— Ты должна сделать это, чтобы спасти другого дорогого тебе человека, — наконец прерываю я затянувшееся молчание, сразу переходя к главному.

Она смотрит на меня, не моргая.

— Ты не причинишь ему боли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она произносит это с поразительной убежденностью, и мне очень хочется прямо сейчас доказать ей обратное. Просто чтобы она поперхнулась собственными словами, чтобы поняла, что ими нельзя разбрасываться. Никогда нельзя утверждать того, в чем ты не уверен и на что не можешь повлиять. Никогда…

Но я усмиряю эту вспышку неуместного сейчас гнева.

— Даже я не знаю этого наверняка, — холодно отвечаю. — Но это легко проверить — откажись убивать Виктора, и мы узнаем, способна ли я причинить боль маленькому мальчику. Еще раз…

Она едва слышано ахает, от ужаса зрачки ее удивительных глаз-васильков расширяются, и их заполняет непроглядная чернота. Такая же беспощадная, что царит и в моей душе последние одиннадцать лет.

— Я предлагаю тебе компромисс, Викки, — она слишком подавлена, чтобы заметить, что я обращаюсь к ней по имени, да и вряд ли ее удивила моя осведомленность — подобные встречи не случаются без тщательной подготовки. — Либо ты убиваешь отца и этим спасаешь брата, либо его прибью я, но в таком случае Роберт отправится вслед за папочкой. Виктору по-любому конец, и только от тебя зависит, что будет с малышом Робертом. Убить или не убить. Приговорить или спасти. Выбор за тобой…

Я неотрывно смотрю на нее, при этом продолжая вести машину и даже не снижая скорости. Но она не обращает на это внимания. Она тоже сверлит меня глазами, в которых стоят слезы. Серьезность моего голоса и мрачная решимость во взгляде не оставляет ей надежды на то, что это просто глупая шутка. И этими слезами она уже сейчас оплакивает одного из своих мужчин. Уже сейчас она прощается с кем-то из них. Или сразу с обоими?..

Я не желаю быть свидетелем ее колебаний и останавливаюсь на обочине. Викки, кажется, даже не замечает этого, пока я не говорю:

— Выходи.

Она не слышит меня, я повторяю приказ, на этот раз громче, и щелкаю пальцами перед ее лицом. Она вздрагивает и поворачивает голову к окну.

— Прямо здесь? — спрашивает растерянно.

— Приглашение действовало на поездку в одну сторону.

Она не движется, и я чувствую, как во мне поднимается раздражение. Мне надоела эта заносчивая девица, привыкшая к тому, что все в этой жизни дается ей легко. Что мир вертится вокруг нее. Она никогда и ни в чем не знала отказа, никогда не делала того, чего ей не хотелось. И даже сейчас вела себя так, будто это она, а не я диктую условия. Но я заставлю ее плясать под мою дудку. Она примет мои правила игры и шлепнет своего папочку.

Или я шлепну их всех.

А пока пусть ловит попутку или может топать пешком. Я не нанималась ее возить.

Наконец она берется за ручку двери, но ее руки так сильно дрожат, что она не может открыть ее.

Я перегибаюсь через нее и тяну ручку на себя, толкаю дверь.

— Выметайся!

Она покорно выходит. Слезы, еще минуту назад стоявшие в ее глазах, теперь беспрепятственно стекают по лицу, образуя влажные, темные от потекшей туши, дорожки. Она уже не та красивая и яркая девушка, от которой текли слюнки у всех моих парней, едва не дерущихся друг с другом за право следить за ней, в эту минуту она жалкая, несчастная и потерянная.

Но мне не жаль ее.

Когда-то меня тоже не пожалели. И не только меня…

— Я не ставлю перед тобой никаких временных рамок, — говорю я напоследок, чуть подавшись вперед, чтобы видеть ее лицо. — Сама решай, когда умереть Виктору. Только помни, что твой брат не на курорте. Чем раньше… — я не договариваю фразу. — И я опускаю эти пошлые предупреждения не звонить в полицию и никому не сообщать о нашем разговоре. Ты можешь сделать это прямо сейчас. Твой отец и брат сдохнут быстрее.

Не дожидаясь ее ответа, я давлю на газ, джип послушно рвется вперед, и пассажирская дверь, едва не задев Викки, захлопывается.

Я ни разу не оборачиваюсь.

Глава третья. Полуправда

Проехав почти до конца по одной из центральных улиц района Плезант Гроув на западе Далласа, я слегка притормаживаю у утопающего в густых зарослях плодовых деревьев дома с табличкой "Продается" на углу глянцево-белого — явно свеже выкрашенного — забора. Но не останавливаюсь, а уверенно проезжаю дальше, успевая заметить колыхание занавески в крайнем окне второго этажа — сигнал, что меня видели. На ближайшем перекрестке сворачиваю вправо и делаю небольшой круг, чтобы снова вернуться к тому дому. На этот раз ворота в гараж на две машины открыт и я, убедившись, что на улице никого нет и мои маневры остаются незамеченными, быстро заезжаю внутрь. Автоматические ворота немедленно опускаются.