Выход на «Бис» - Александр Владимирович Плетнёв

об ядерных испытаниях в трёх средах?

— А мы не испытываем. Применяем, — мрачновато и со значением поправил офицер-специалист б-го отдела РТБ [6]. Именно в его ответственном ведении была установка новых внурикорпусных детонаторов на штатные боеголовки для возможности инициации ядерного заряда на любых заданных высотах. Довеском на якорной стоянке у Сейшельских островов на борт крейсера приняли спецгруз — контейнер с соответствующей маркировкой. Внутри четыре изделия (с запасом) — специальные боевые части ступенчато изменяемой мощности в доступном эквиваленте от 0,2 килотонн до сорока.

— В 1979 году в районе островов Принца Эдуарда, принадлежащих ЮАР, а это, между прочим, по планетарным меркам совсем неподалёку, — негромко и словно нехотя промолвил кэп, — американский спутник, специализирующийся на орбитальном мониторинге несанкционированных ядерных испытаний, зафиксировал характерную для атмосферного ядерного взрыва двойную вспышку. Чьих это рук дело так и осталось невыясненным. Официально. Но все догадывались…

И подвёл:

— Конечно, нас вычислят. Была бы хоть какая-никакая облачность…

По расшифровке приказа на применение ЯБЧ была произведена положенная процедура: из сейфов командира и замполита доставались пакеты, содержащие разблокирующие ключи. В третьем погребе крейсера, отделённом от других хранилищ свинцовыми переборками, в устройстве барабанного типа размещалось восемь ракет 82Р для комплекса «Вихрь». Каждая запиралась двумя шифро-замками, только после раскрытия которых, механизмы могли произвести подачу на направляющие ПУ (пусковой установки).

Сейчас на одной из ракет штатная головка была демонтирована, офицер РТБ установил специальную, настроив регулировкой внутрикорпусного детонатора необходимое значение килотонной инициации. А так же высоту и дистанцию на которой произойдёт подрыв.

Утро набирало силу. Жарко по-южному светило солнце. В «него» и целились — устойчивый западный ветер определил направление пуска. — Начать предстартовую подготовку.

В носовой части корабля ПУ «Вихря» выполнила процедуру заряжания, подав из погреба на одну из направляющих подготовленную ракету… заёрзав, выставляясь на углы по горизонту и высоте. Дистанция подрыва — километр — вполне достаточно на установленные 0,2 килотонны для ударной и радиационной безопасности.

Лились в уши чётко-монотонные доклады и отчёты: с поста РЛС, от командира БЧ-3, похрипывало радио с «Академика», подтверждая какие-то там необходимые параметры.

— Можно, — засвидетельствовал доктор наук.

На крейсере всё, что надо задраено, принайтовлено, радиотехнически обесточено, все наблюдающие натянули защитные очки.

— Пуск, — негромко отдал распоряжение Скопин. Дождавшись рёва стартовика, накрывшего клубами дыма всю баковую часть корабля, и только тогда уж сам обезопасил глаза.

Вспышка взрыва всё равно проникла отсветом, мигом добежав отдалённым ударом по ушам.

Потемнело и… вновь нахлынуло всепроникающим свечением. Которое отбелев по-молочному, растекалось, исходя…

«Что? Это оно и есть»?!! — снимать очки на всякий случай не торопился.

Накатило звоном в ушах…

«Похоже, оно»?..

…вдруг повеяв холодом и серостью. «Оно»!

Морфоза

Ничего не происходило.

Нет, конечно!., что-то произошло — резко и ощутимо упала забортная температура.

«Разменять экваториальное солнце на северные холодные широты… где-то в ожидательном подсознании почему-то такой вариант и рисовался. Чёрт его знает, почему»? — капитан 1-го ранга Скопин до крайности пытливо и внимательно вбирал любую привходящую информацию. В том числе прислушиваясь к своим ощущениям.

Ещё не ёжилось в повеявшей стылости. Стенки-переборки ещё сохраняли накопленное тропическое тепло. Но, в том, что сейчас наблюдалось за стёклами ходовой рубки, было что-то иное: солнца не видно — серое однородное небо; серые воды — поверхность моря неестественно гладкая, точно маслянистая — длинные волны тягуче перекатывались… ни ряби, ни клохтания, ни всплеска.

По всем показаниям и работе механизмов — корабль двигался. Обороты на валах, согласно докладу, остались прежними, но на лаге ход упал на узел. «Под воздействием внешних факторов? Какое-то сопротивление среды»? — Я такого не помню, — едва слышно, под нос, пробормотал каперанг, силясь вспомнить — как оно там было, когда они на «Петре»:

«Тогда в глазах метелики гуляли. Может похожий эффект в тот раз попросту выпал из внимания, пока экипаж аврально колотило»?

Экипаж…

Боковым зрением: справа старший помощник — раскрасневшийся, явно на взводе, из-за спин нервный замполит, тут же особист, округлённые глаза офицера РТБ. И совсем колоритный в эмоциях «штатский» — Док, взъерошивший волосы у себя на голове. Он и выдал то, что у самого вертелось на уме. Ну, или что-то похожее:

— Это же буфер. Буфер меж… — и не знал, что сказать — «меж чем». Или язык прикусил.

«И правильно — молчи уж… до поры».

Однако старпом расслышал и мигом срисовал какой-то скрытый подтекст: — Кто-нибудь объяснит что происходит?..

«Ну вот, — скакнула неудобная мысль, — только сейчас этого мне не хватало»!

Несложно было догадаться, что крейсер к чему-то готовят. Двойной Б/К просто так не загружают. Опять же — высоколобый муж с ящиками аппаратуры, в придачу с контейнером зловещей маркировки — спецзаряды. Разумеется, вопросы у экипажа, особенно у старпома и замполита, являющимися прямыми заместителями командира корабля, зрели и напрашивались. Все они спотыкались о грифы секретных директив Генштаба, полностью ограничивающих допуск.

Согласно инструкции руководящего Центра, довести до старшего офицерского состава — «куда их Родина послала», должно было уже по факту успешного перехода.

«Вот именно что — перехода „успешного“! А судя по виду за пределами корабля — что-то пошло явно не так. И что говорить сейчас людям, когда сам пока ничего не понимаешь»?

— Радиация в норме, — уже по второму разу известил дежурный офицер. «Очень так, буднично, для слова „радиация“, с учётом ещё и странного окружающего пейзажа», — заметил по ходу Скопин.

Однако сам о последствиях ядерного взрыва не особо-то волнуясь. Сейчас его занимал эфир:

«Услышим ли на радиоволнах 'двадцать первый век»⁉

Радист гонял аппаратуру по диапазонам, растеряно сообщая о полном отсутствии каких либо сигналов, уже греша на выход из строя приёмных контуров. Даже «белого шума» как такового не было. Даже отголосков статики…

— Вы понимаете, — горячо зашептал на ухо учёный, — это же своеобразный тамбур межвременья! Пока мы здесь, а я полагаю это ненадолго, необходимо включить мои приборы в активное сканирование для замеров характеристик! Это место требует особого и отдельного изучения.

«Чёрта с два», — ответить не потрудился. Только отрицательно мотнул головой.

В рубке от людского присутствия тесновато, гудела вентиляция, гоняя неумолимо остывающий воздух. Но дышалось по-странному спёрто.

Жестом дав понять вахтенному матросу — тот споро разблокировал задрайки, командир двинул к двери, распахнул, выйдя…

Вперился, дёргая спичечный коробок, нашаривая сигаретную пачку — машинально, на привычке. Так и не закурив…

«Да тут до мата, етижи-пассатижи… рукой подать»!

Атмосфера снаружи показалась вообще какой-то безвкусной. Не освежающей, невзирая на холодок, а будто вытягивающей из тебя жизненное тепло. Визуально видимость простиралась всего мили на две и… те самые блеклые маслянистые волны.

От всего этого становилось жутковато, вызывая в памяти что-то ассоциативное.

Что-то похожее вертелось в голове.

Здесь и сейчас (если этому «здесь и сейчас» подходили такие понятия), ступив на территорию запредельную для человеческого понимания, рассудок бессознательно искал спасительное объяснение неведомому. Даже из области фантастики. Лишь бы обрести хоть какие-то точки опоры и избежать паники.

«Ага — вот! Вспомнил: будто бы мёртвый мир „Лангольеров“ [7]. Однако, как там Док сказал — „тамбур“? Буфер? Подозреваю, что всё наверняка прихотливей и сложней, и мы проникли в некие пространственные координаты, выходящие за измерения доступные человеческой науке». Последняя прозвучавшая мысленно формулировка вызвала ироническую улыбку:

'Начитался в детстве фантастики. Прихоть разума, несвойственная вояке-служаке с одной извилиной от фуражки. Да и непозволительная, когда ты, прежде всего командир боевого корабля и у тебя под началом семьсот с лишком душ.

…м-мда, без права отвлекаться на вольное воображение'.

Распределение полномочий в предстоящей миссии было чётко регламентировано штабом: полковник особого отдела, при всех его регалиях и статусе, по сути, начальник экспедиции.

'Наверное в Кремле не нашли никого поважней, — подумалось с ехидцой, — не нашлось шишки поважней или при больших погонах. Хотя, что я о нём знаю, в конце концов. Есть вещи, которые нельзя доверить исключительно военным. Дипломаты и политики порой смотрят на дело более гибко, а особист вполне может олицетворять собой разностороннего специалиста.

Научную часть двигал понятно кто.

И я… — «водитель телеги»: в моей ответственности корабль и вся мореходно-походная часть. Так или иначе, с правом на волевые решения