На пути Тайфуна - Александр Калмыков

— Бойцы, принимай патроны.

Оглянувшись на меня, красноармеец с сержантскими треугольниками в петлицах подозвал ближайшего солдата.

— Сидоров, быстро тащи пудеметчикам.

Боец избавил меня от ящика, буркнув — Давай сюда, ну кто так держит, — и радостно побежал с ним к пулеметному расчету, смачно комментируя вслух, что они сейчас такого устроят немцам.

Сержант вопросительно посмотрел на меня, и я поспешил представиться.

— Старший лейтенант запаса Андреев. В армию пока не призван. Оказался здесь случайно, и встретил вашего раненого бойца Федорова.

— Младший сержант Стрелин. Я вижу, вы без оружия, но ничего. Винтовки у нас есть, если хотите, присоединяйтесь.

После короткого осмотра места событий стало ясно, что противник ведет наступление превосходящими силами. Сейчас немцы залегли, и обстреливают нас издалека. Метрах в трехстах горел подбитый танк с башней необычной формы. К счастью, других танков здесь не было, но недалеко от него стоял полугусеничный броневик, который поливал наши позиции огнем из пулемета.

С нашей стороны отвечала только реденькая цепочка винтовочных вспышек, и лишь в двух местах строчили пулеметы. Плохо, что огневой поддержки у нас маловато. Пятидесятимиллиметровых минометов все-таки недостаточно для полноценного боя. Но ведь танк же из чего-то подбили. Если бы он наехал на мину, то скорее всего просто потерял бы гусеницу, а не горел так красиво.

— У вас пушки есть? — крикнул я в ухо сержанту.

— Там две — он махнул рукой — их еще в начале боя накрыло.

— Пойдем, глянем, может из них еще можно стрелять.

Мы с младшим сержантом побежали, пригибаясь, по ходу сообщения, который привел нас к орудийному дворику, разделенному валиком на две части. Пушки, как я и предполагал, были маленькими сорокапятками. Странно, что их разместили так близко друг от друга, что расчеты обоих орудий можно было накрыть одним выстрелом. На краю площадки лежали тела трех убитых артиллеристов, но раненных не было, видимо санитары уже успели их унести.

Одна из пушечек, направленная на танк, была присыпана землей, и с наполовину оторванным нижним щитком. Я быстро осмотрел ее. Накатник был мокрый, это значило, что масло из тормоза отката вытекло, и стрелять из пушки было нельзя. Вторая сорокапятка была почему-то развернута влево, видимо, оттуда тоже ждали нападения. На вид она была вполне исправной. Я пошевелил рукоятку затвора — вроде работает нормально. Правда панорама была разбита, резиновый наглазник вместе с окуляром отсутствовали, но на маленькой дистанции можно попробовать управится и без прицела. Остается только надеяться, что орудие успели привести в боевое положение. Где находятся предохранитель затвора и стопоры различных механизмов, разобраться без инструкции совершенно невозможно.

Махнув рукой Стрелину, я показал ему, что хочу выкатить пушку на позицию. Мы схватили станины, приподняли, откатили сорокапятку назад, а затем, развернув ее в сторону противника, подкатили к брустверу. Дно дворика было ровным и утоптанным, вес пушки, насколько я помнил, всего килограмм пятьсот или шестьсот, поэтому вдвоем мы легко справились. Покрышка одного из колес была изорвана, но судя по всему, она была заполнена губчатой резиной, и такое повреждение было несущественным. Опустив станины, мы надавили ногой на сошники, поглубже вгоняя их в землю.

После этого сержант побежал к ровику метрах в десяти сзади нас, где должны были лежать ящики со снарядами, а я стал искать где тут "что нажимать, чего вертеть", как метко заметил Незнайка, пытающийся управлять космической ракетой.

Судя по автомобильным колесам, орудие было улучшенной конструкции, с полуавтоматическим затвором. Это нам на руку, меньше возни будет. С левой стороны располагались два маховика поворотного механизма. Кто из них регулируют вертикальную, а кто горизонтальную наводку, определить опытным путем было несложно. Я довернул орудие в сторону работающего пулемета, а потом присел на корточки и, заглядывая в ствол, поправил наводку, стараясь, чтобы вспышки выстрелов были чуть выше середины канала ствола. На таком расстоянии силуэт броневика занимал примерно одну треть от диаметра отверстия ствола, и можно было рассчитывать попасть в него даже без прицела.

Стрелин уже принес деревянный чемоданчик, в котором хранились выстрелы для орудия, и открыл его. Какие там снаряды я не знал. Во-первых, не разбираюсь в тогдашней маркировке, а во-вторых, все равно ничего не смог бы прочитать в темноте.

Сержант осторожно, чтобы не сбить прицел, засунул снаряд в патронник и закрыл затвор, а я тем временем искал спусковой шнур, но его почему-то нигде не было. Но спасибо фильмам о войне, я догадался, что нужно нажать на большую кнопку, расположенную в центре одного из штурвалов.

Грохнул выстрел, пушка качнулась, и вспышка взрыва осветила полугусеничный броневик. Недолет был метров пять. К этому времени я был уже полуоглушенный, поэтому громкость выстрела меня особенно не впечатлила. Впрочем, если бы мы стреляли бронебойными снарядами, то звук выстрела был бы намного громче.

— Патрон возьми из этого же ящика. Нам как раз осколочный снаряд и нужен. — Заорал я как можно громче, опасаясь, что сержант меня не услышит, а сам тем временем довернул маховик вертикальной наводки на пол-оборота.

Пулемет пока молчал, но я понимал, что скоро он может заработать опять. Но вот снаряд в стволе, затвор закрыт, выстрел, и теперь уже огненный шар закрыл весь силуэт бронетранспортера. Еще один снаряд — контрольный, и можно заниматься пехотой.

Теперь заглядывать в ствол смысла не было, что меня очень обрадовало, так как дым от сгоревшего пороха не только снижал видимость, но и заполнял мне весь нос, заставляя чихать. Я направлял орудие примерно в ту сторону, откуда было больше вспышек выстрелов, и стрелял. Стрелин уже наловчился и заряжал быстро но, к сожалению, в лотке оказалось только 5 патронов. Я все-таки рассмотрел маркировку боеприпасов на ящике — можно было и догадаться, что осколочные снаряды помечаются буквой «О». Теперь мы побежали к ровику вдвоем, и принесли каждый по одному лотку. Не знаю, сколько патронов входит в боекомплект сорокапятки, но в двух глубоких ровиках лежало не меньше сорока ящиков, и похоже, что большинство из них с осколочными боеприпасами. Стрельба снова возобновилась. Сорокапятка не зря считалась скорострельной пушкой. Конечно, делать выстрел каждые три, а то и две секунды, как это удается опытным артиллеристам, мы не могли. Ведь сержанту приходилось быть сразу и подносчиком и заряжающим, а мне, соответственно, наводчиком и замковым. Но 10 снарядов мы выпустили меньше чем за минуту.

Немцы быстро сориентировались, и стали стрелять в нашу сторону, но высокий бруствер хорошо закрывал от огня противника. Только несколько пуль цвиркнуло совсем рядом, заставив нас пригнуться еще сильнее, а одна даже со звоном попала в орудийный щит, выбив из него снопы искр, но закаленная броневая сталь выдержала.

Уже после десятка выстрелов огненная перепалка стала потихоньку стихать. Попав под артобстрел, и оставшись без прикрытия брони, немцы поняли, что им здесь ничего не светит. Разумеется, маленькие 45-мм снарядики были не очень эффективны против пехоты, но их и так уже изрядно потрепали. Как только враги стали отходить и почти перестали отстреливаться, я уже не мог стрелять прицельно по вспышкам. Горевшая бронетехника поле боя освещала плохо.

Теперь можно было узнать больше о текущей обстановке.

— Сержант, далеко их позиции?

— За рекой.

— А где река?

— Прямо перед нами в шестистах метров.

Теперь, когда вспышек выстрелов и взрывов стало поменьше, я приглядевшись, действительно увидел вдалеке поблескивающую поверхность реки. Взяв половинку бинокля, валявшуюся рядом, я стал разглядывать местность через покрытые трещинами стекла в поисках моста или плотов. Чуть левее наших позиций поперек реки была протянута тонкая темная линия — очевидно, та самая переправа, по которой немцы перешли на наш берег.

Угол горизонтального обстрела у сорокапятки, насколько я помнил, был большой, поэтому переставлять станины я не стал, а просто довернул ствол в нужном направлении. После каждого выстрела я смотрел в бинокль, стараясь разглядеть всплески воды. Уже четвертый снаряд угодил в переправу, о чем свидетельствовал яркий взрыв, осветивший серые тени, спешащие по понтонному мостику на тот берег. Я сместил прицел чуть дальше, и смог положить еще пару снарядов на переправу, так чтобы ею гарантированно нельзя было воспользоваться. Конечно, через узенькую речку немцы легко переплывут с помощью досок и бревен, но вот помощь к ним уже не подойдет.

С немецкой стороны стрельба окончательно стихла, и я решил, что настала пора решить, что делать дальше.