Апрель (книга 3) - Сергей Петренко

Филька унесла в шалаш тюки с товаром: иголки-нитки всякие, хозяйственная мелочь для своих. Да стопку книг в кожаном мешке — Филька, оказывается, и сама любила истории всякие, и другие Бродяги почитать были не прочь.

— Бродяги — это наш народ, с Островов.

Мы с Нимо уселись на краю плота. В шалашике светился огонёк: Филька "обнюхивала" добычу — книги. Кивач, наверное, спал.

— После Волны уцелели немногие. На Совете, если не путаю, говорили, что за Большой круг отвели около ста двадцати кораблей. Половина из них — воздушные, да ещё кто-то захотел снарядить лодки сам — чтобы взять скарба побольше. На обычные корабли взяли по сто пятьдесят человек, считая двоих детей до четырнадцати лет за одного взрослого. На воздушные — от семидесяти до ста. Считалось, что загрузка вполне терпимая... Да только недооценили, какой силы будет удар Волны...

Из тех, что пошли морем, нашего берега не достиг никто. Впрочем, я слышал, будто часть кораблей направились на Запад — но мы не знали, есть ли там какая-нибудь земля. Даже в самых древних книгах — никаких внятных свидетельств.

Сколько кораблей уцелело — неизвестно. Потому что выжившие разделились. Одни собрались вместе, чтобы решить, как быть дальше, их оказалось тысячи полторы. Избрали новый Совет, расселились по городам под видом беженцев с Севера, потому что на Совете решили держать в тайне, откуда мы на самом деле, чтобы местные не озлобились и не стали мстить — ведь это наши Золотые разбудили Огонь, породивший Волну.

Больше всего людей с Островов осталось в Скальной столице. Там же собирался и Совет, тайно. Вначале прятали уцелевшие корабли, боялись, что местные узнают правду. На них стали летать снова только когда с предгорий потянулись добытчики с обломками. Сперва обломки считались просто диковинками, потом узнали их летучие свойства, и местные построили первые "новоделы". Летать-то мы летали, да совсем не так, как на Островах. Истинных ветряных магов почти не осталось — кто-то погиб, двое, говорят, сошли с ума от безумия стихии... Уцелели я и ещё четверо, принимавших лебеа. Я в то время вообще ничего знал о них. Другие очень скоро перестали видеть, и что с ними стало потом — Троготт так и не признался. Он не глава нового Совета, но я подозреваю — тайно манипулирует им. Я подозреваю... — Нимо замолчал, будто поперхнувшись. — Странно, что у меня тогда оказался запас стэнции на много лет, а у других она быстро закончилась.

Нимо стискивал мою ладонь. Я опустил взгляд, от неподвижных, чуть мерцающих звёзд — к земле. Горизонт надвигался на нас пугающе стремительно. Мир поворачивался, словно вал шарманки, покачивался, и мне стало страшно, лунный свет на миг исказил видимое, тёмное сделалось светлым, и наоборот, как на картинках мастера светописи Керентари...

Удивительно, что ветер не рвал нам волосы и рубахи. Он был лёгким, каким-то... будто растворяющим в себе, протекал сквозь тело, оставляя приятное покалывание, как от пузырьков ледяного кваса на языке.

Нимо повернулся ко мне. Глаза его были прищурены, казалось, он вглядывается вдаль. И тут он опомнился, вздрогнул, разжал ладонь. Горячая волна воздуха, поднимавшегося с холмов, окатила нас. Ветер, на котором мы летели, умчался вверх, а плот заскользил со скоростью лошади, бегущей рысью.

Я мучился, не знал, что сказать Нимо. Обычные слова, что он не виноват, даже если подозрения верны... Но для Нимо нужны слова другие, особенные. Такие, которых он ещё не повторял себе сам тысячу раз за эти времена. Я должен их найти, раз уж выпало такое волшебное счастье — летать с ним, самым волшебным мальчиком на свете...

Но я не успел.

— Прости, — сказал Нимо. — Я первый раз это рассказываю, потому и раскис. Когда думал о тебе, обещал, что не стану сразу вываливать всякие страсти... а вот взял и выговорился! — Он улыбнулся. — Считается, мы, Ветряные, не умеем дружить. Слишком упиваемся своими переживаниями Воздуха, полёта. И мало замечаем, что творится с другими людьми. Поэтому я боялся... в тот раз, в саду. И сейчас. И раньше. Нормальный человек за такое огромное время подумал бы обо всём. И о том, куда подевались остальные ветряные маги, и что происходит с запасами стэнции, и ещё о многих, многих других вещах. У меня ведь была тысяча поводов насторожиться. Теперь даже непонятно — на самом деле я такой раззява, или все эти мысли приходили в голову и раньше, да я отмахивался, откладывал трудные и неприятные загадки "на потом"? А в конце концов вместо того, чтобы разрубить узел — взял да и сбежал к Бродягам.

Бродягами стали те, кого Волною забросило за Костяной хребет. Их разбросало по лесам и скалам, корабли почти все разбились, и восстановить хотя бы один так, чтобы он по-прежнему мог чувствовать воздух и ветряного мага — не сумели. Там, за Хребтом, людей встретить трудно, редкие охотники за диковинными зверями и горными самоцветами да полудикие племена, городов нет и в помине, нет ни мастерских, ни езжих дорог. Кто выжил — долго скитались, переделав остатки кораблей в "летучие дома" и плоты. Летают они, конечно, еле-еле, и самые первые могли подняться в воздух только с холма, при ветре. Но и то хорошо, иначе Бродяги просто не выжили бы.

Позже кто-то из них с помощью пещерных шаманов усилил летучие свойства тэллио. Если я верно понял, их заклинания дали частям кораблей снова "почувствовать" себя единым целым, тем, что когда-то летало и жило ветром.

И "дома" и плотики Бродяг поднимались в воздух даже при тихой погоде и без ветряных магов. Правда, кое без чего им всё-таки не обойтись — этакая путевая песенка, для постороннего она прозвучит то ли гудением, то ли свистом, то ли бормотанием — словно ветер играет в снастях...

Бродяги решили скрываться от людей. Не только от жителей королевства, но и от нас, тех, кто прижился на побережье. Они хотели оставаться самими собой, а если бы смешались с местными — скоро исчезли бы, лишились остатков тэллио и надежд на возвращение. Нас они избегали, потому что считали Совет и магов виновниками катастрофы. Они не хотели быть втянутыми в новые интриги нового Совета, не желали больше жить по указке магов. Вот так они и стали таинственными и скрытными Бродягами. — Нимо грустно улыбнулся.

— А ты? Они же приняли тебя...

— Наверно, просто пожалели. Во-первых. Я сам тогда стал почти бродягой — убегал в отчаянии куда глаза глядят. Во-вторых, в то время у них ещё не получалось по-настоящему летать на обломках тэллио, а во мне они увидели как будто осколок давней, потерянной светлой жизни — с Небом и Воздухом. Ну... и самое главное... наверное, они поверили мне... поверили, что я не собираюсь указывать им, как жить, выдавать их тайны Совету или людям из королевства. Ветряные маги всегда чурались власти и интриг, и Бродяги помнят это.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});