Сквозь слезы. Русская эмоциональная культура - Константин Анатольевич Богданов

отсутствием субъекта, очевидного из контекста. Плач Глеба близок к нему сюжетно, но отличается по форме: Глеб получает сообщение не только о смерти отца, но и о братоубийстве, близкое к стандартному выражение плачасѧ по ѡт҃ци окружено экспрессивной перифразой и молитвой, сопровождаемой трижды упомянутыми слезами. Плач Ярослава введен ретроспективно уже после описания убийства Бориса и Глеба, в фокусе летописца уже не смерть и не реакция на нее, а история избиения Ярославом тысячи новгородцев. Скорбь об умерших выражается здесь не глаголом плача, а сочетанием печаленъ бысть, но поскольку вскоре после этого используется выражение оутре слезъ, указывающее на завершение плача, начало его допустимо связать именно со словами о печали.

К (21–23) примыкает плач Владимира Мономаха, узнавшего о смерти брата Святополка:

(24) «Поиди кнѧже на столъ ѡтенъ и дѣденъ». Се слышавъ, Володимеръ плакасѧ велми и не поиде, жалѧси по братѣ (1113 г.)36.

Этот плач отличается от трех предыдущих вызвавшей его вестью: целью сообщения киевлян было приглашение Мономаха на киевский престол, умерший же Святополк ими даже не упоминался, поэтому плач кажется достаточно неожиданной реакцией.

Фигура плачущего Мономаха заслуживает отдельного внимания. ПВЛ насчитывает шесть его личных плачей и один (хронологически первый), в котором он упомянут среди плачущих. Летописец изображал Мономаха столь «слезливым», по всей видимости, чтобы подчеркнуть его праведность: один из плачей даже продолжен панегириком его смирению и послушанию37. Подобное отношение к слезам правителя напоминает старофранцузский эпос, прежде всего – плачущего Карла в «Песни о Роланде». Параллели можно найти и в византийской традиции, например в «Псамафийской хронике» X века, где то и дело плачет изображенный, по наблюдению А. П. Каждана, «нерешительны[м] и сентиментальны[м]»38 император Лев VI, ср.: «можно было видеть самодержца, вышедшего им навстречу и роняющего слезы радости»39; «стоны императора, проливавшего обильные слезы, заставляли слышавших плакать и горевать вместе с ним»40. Более того, в «Поучении» Мономах сам рекомендует побеждать греховность покаæньемъ, слезами и млс̑тнею41.

Особый комплекс плачей в ПВЛ связан с бедствиями – поражениями русских войск в битве на реке Альте 1068 года («Слове о казнях Божих») и в битве у Треполя и на Желяни 1093 года. Рассмотрим некоторые из них:

(25) и си слышаще <…> любовию прилѣпимсѧ Гс̑дѣ Бз҃ѣ нашемь, постомъ, и рыданиемь, и слезами ѡмывающе всѧ прегрѣшениæ (1068 г.)42.

(26) Кдѣ бо бѣ тогда оумиленье в насъ? Нынѣ же всѧ полна суть слезъ. Кдѣ бѣ в насъ оуздыханье? Нн҃ѣ же плачь по всимъ оулицамъ оумножисѧ їзбьеныхъ ради (1093 г.)43.

(27) Ногъı имуще избодены терньемь, съ слезами ѿвѣщеваху другъ другу, гл҃ще: «Аще бѣхъ сего города», – а другии: «А азъ сего села». Ї тако съвъспрошахусѧ со слезами, родъ свои повѣдающе, ѡчи изводѧще на н҃бса к Вышнему (1093 г.)44.

Можно проследить, что во всех контекстах, где плач выражен существительным сльзы, речь идет о покаянии или молитве. В (27), где это прямо не выражено, визуализировано воздаяние за грехи, риторически изложенное прежде: измученные люди ходят по улицам, не в силах удержать слез. Хотя формально обстоятельством съ слезами характеризуется не молитва, ситуация представляется все же молитвенной (ср. слова: ѡчи изводѧще на н҃бса к Вышнему).

Исключением остается плач Ярослава Мудрого (23), обозначенный выражением утерети слезъ и однозначно не имеющий отношения к молитве. Подобно тому, как выражение утерети пота (ἱδρῶτα ἀπομάττεσθαι) (ср. оутеръ пота с дружиною своею45; много пота оутеръ за землю Роусскоую46) – фразеологический грецизм, означающий не столько ‘вытереть пот’, сколько ‘повоевать, закончить ратные действия’47; утерети слезъ, по-видимому, значит не ‘вытереть слезы’, а ‘перестать горевать, успокоиться’ (ср. в «Поучении» Владимира Мономаха: да с нею кончавъ слезы, посажю на мѣстѣ48).

Все оставшиеся упоминания слез в ПВЛ однозначно связаны с молитвой, ср.:

(28) и нача молитисѧ Бу҃ со слезами (1051 г.)49.

(29) и затворисѧ в пещерѣ <…> и ту молѧше Ба҃ беспрестани дн҃ь и нощь со слезами (1074 г.)50.

(30) и сиæ видѧще знаменьæ, блговѣрнѣи члв҃ци съ въздыханьемь молѧхусѧ Бу҃ съ слезами, да бы Бъ҃ ѡбратилъ знаменьæ си на добро (1102 г.)51

и др.

При анализе плачей ПВЛ выявляются две строгие закономерности: 1) используется только возвратная форма глагола плакатисѧ; 2) плачи, вызванные несчастьем, обозначаются словами плакатисѧ и плачь, в то время как молитвенные – словом сльзы. Эти обозначения пересекаются только в плаче-молитве Глеба и в плачах, связанных с бедствиями, где пересекаются и оба семантических поля.

II. Эволюция плачей в «Повести временных лет»

Попробуем соотнести рассмотренные выше плачи с современным представлением об этапах сложения ПВЛ. Последняя из предложенных модификаций классической схемы А. А. Шахматова предполагает пять «текстологических этажей»52.

[I] Древнейшее сказание рубежа X–XI веков – основанный на устном дружинном предании рассказ о киевских князьях от основания Киева до крещения Руси. Киев был представлен как владение единой княжеской династии, за счет чего Олег, вопреки исторической достоверности, изображался воеводой Игоря, а не князем.

[II] Свод Изяслава 1060‐х годов, в котором история Руси была включена в библейскую перспективу. Из предполагаемых дополнений, совершенных на этом этапе, следует упомянуть «введение», в котором генеалогия Руси возводилась к Иафету; рассказ о крещении Ольги, удревняющий историю русского христианства; «Речь философа» и описание крещения киевлян.

[III] Свод 1070‐х годов, в который был включен рассказ об убийстве Бориса и Глеба.

[IV] Начальный свод 1090‐х годов и его анналистическое продолжение до 1113 года. Только на этом этапе [I] было разбито на годовые статьи и приняло вид летописи.

[V] Повесть временных лет 1113–1116 годов – летопись, составленная при Владимире Мономахе на основе [IV]. В частности, в текст были включены договоры с греками. Поскольку статус Олега стал очевиден из договора 911 года, он изображался уже как самостоятельный князь.

Некоторые плачи, обнаруживающие формальное и содержательное сходство, вполне согласуются с этой схемой. Распределив их по соответствующим этажам в тех случаях, где для этого есть основания, можно проследить их возможную эволюцию. Стержнем приведенного текстологического построения остается принятый А. А. Шахматовым тезис об отражении [IV] в части Новгородской первой летописи младшего извода до 1015 года; следовательно, сопоставляя соответствующие части Новгородской первой летописи и ПВЛ, можно увидеть, что было добавлено к исходному тексту только в [V]53. Таким добавлением оказывается плач по Олеге (1), следующий стандартной модели.