Мой любимый писатель - Кира Лафф

пугали своими сумасшедшими угрозами. Тогда я всё ещё находилась в некоем оцепенении после последней истории с Кириллом. Не могла мыслить трезво, поэтому чаще всего просто игнорировала их выпады. Находила утешение лишь в мысли о том, что моя личность скрыта псевдонимом.

После отъезда Кирилла я ещё долго не могла прийти в себя. Он оставил мне свою квартиру, переписав договор аренды на моё имя. Но я, конечно же, не могла там находиться. Поспешно улетев в Москву, он оставил тут все свои вещи. Так и не нашла в себе силы избавиться от них. В его квартире я чувствовала себя как музее «Жизни и творчества Кирилла Миронова». Аккуратно развешанные костюмы, идеально отглаженные рубашки немым напоминанием так и продолжали пылиться в шкафах. Ещё два года назад в Москве я отметила его патологическую любовь к порядку. Помню, какой странной мне тогда показалась эта черта его характера. Она так не вязалась с разгульным хаосом его свободолюбивой натуры. Будто посредством окружающий вещей он пытался упорядочить свою собственную жизнь.

Периодически позволяла себе возвращаться в это мёртвое жилище, убеждая свой разум, что хожу туда только для того, чтобы удостовериться, что оно не сгорело или не было ограблено. На самом же деле испытывала какое-то мазохистское удовольствие, погружаясь в жуткие воспоминания восьмимесячной давности. Иногда открывала шкаф и перебирала его вещи. Порой читала книги, стоящие в шкафу в его кабинете. Их там немного, так как, видимо, Кирилл не собирался задерживаться в Америке. Пару раз даже засыпала за чтением, чувствуя в этом месте, хранящим мои самые отчаянные воспоминания, парадоксальное умиротворение. Я будто приходила на кладбище нашего общего прошлого. Оглушающая могильная тишина привносила незримую завершённость в нашу похороненную историю. Успокаиваясь в этом безмятежном забытьи, я хотя бы на некоторое время переставала ощущать непрекращающуюся тоску в душе.

Лёжа на кровати, вспоминала тот момент, когда в очередной раз открылась дверь спальни, и я, всё ещё находящаяся в наркотическом отходняке, в ужасе подумала, что это опять пришёл Кирилл. Всё ещё ожидая расплаты от него за свои безумные действия, я забилась в самый дальний угол комнаты и зажмурилась. Каково же было моё изумление, когда я услышала мягкий голос Джейкоба. Помню, как с изумлением распахнула красные от слёз глаза и уставилась на него. Его лёгкий образ так не вязался с тяжёлой брутальностью обстановки, что мне даже показалось, что Джейк мне привиделся. Я глупо заморгала и начала тереть глаза, чтобы отогнать видение, думая, что мой воспалённый разум снова ведёт со мной какую-то больную игру. Но Джейк не исчез. Он склонился надо мной и взял на руки. Потом перенёс на кровать и укрыл одеялом.

Какое-то время не решалась спросить, куда же делся Кирилл. Просто не могла поверить в то, что он вот так легко смог меня отпустить. Я бы должна была испытать облегчение от этой неожиданно обретённой свободы. Но вместо этого чувствовала пустоту. Будто с его уходом из меня вырезали часть души. Отрешённость и опустошение распахнули свои объятья, и я подалась им навстречу. Долго не могла избавиться от шока и не понимала, почему вместо должной радости меня не перестаёт терзать тоска. Мой мучитель оставил меня так легко, без борьбы, будто меня никогда и не существовало в его жизни. Он просто вычеркнул меня, удалил, выбросил. Не оставил ни записки, ни сообщения. Только свой новый роман с открытым финалом.

Разумом понимала, что так, наверное, было лучше. Для нас обоих. Наши разговоры никогда не отличались продуктивностью и всегда заканчивались либо сексом, либо ссорой. Не я ли сама так отчаянно мечтала, чтобы Кирилл оставил меня в покое? Так почему же, получив желаемое, я не могла просто наслаждаться? Что со мной было не так?!

Внезапная перемена в поведении Кирилла мне казалась удивительной и необъяснимой. Ещё вчера он намеревался забрать меня с собой в Москву, во чтобы то ни стало, а на следующий день сам пригласил ко мне Джейкоба, и уехал. Нет, мне однозначно никогда не понять этого мужчину.

После отъезда писателя я всё продолжала упрямо ждать от него какого-то сообщения, письма или звонка. Но он будто растворился. Мне было так необходимо поговорить с ним, объяснить тот факт, что я вовсе не собиралась его убивать... Поставить точку в нашей истории! Но Кирилл не дал мне такого шанса. Тогда я начала тайно следить за его жизнь в интернете. Никому не признавалась в этом своём пристрастии, даже лучшей подруге. Но каждый вечер меня будто магнитом тянуло к ноутбуку, и я слабовольно поддавалась этой новой мании.

ГЛАВА 4 КИРА

Интернет пестрил новостями о его жизни. Я узнала, что Кирилл заключил контракт с кинокомпанией на экранизацию своего второго романа о его отношениях с бывшей женой Верой. Сам он должен был написать сценарий. Актрису, выбранную на главную роль, по странному совпадению, тоже звали Верой. Она была высокой красивой блондинкой, очень похожей внешне на бывшую жену Кирилла. Им с писателем постоянно приписывали романтические отношения, однако тому не было никакого подтверждения ни с его, ни с её стороны.

Актёр, играющий Кирилла в фильме тоже был удивительно на него похож. Те же волнистые тёмные волосы, тот же рост и телосложение. Только глаза у него были не холодного стального оттенка, а более жизнерадостного зелёного. С жадностью сталкера я разглядывала их совместные фотосессии в поддержку фильма. Данила, так звали актёра, играющего в фильме, Вера и Кирилл представляли собой занимательную троицу. Данила и Кирилл, внешне похожие, будто братья, стояли по бокам от ослепительной длинноногой блондинки. Уколы ревности пронзали меня, когда я видела руку Кирилла на её осиной талии. Хотя, конечно же, после всего того, что я натворила, я не имела на это никакого права.

Ведь я сама выгнала его из своей жизни. Мы оба отлично постарались над убийством наших отношений, и вот, теперь я наблюдала со стороны, как жизнь Кирилла вдали от меня меняется, преображается. Он становился чужим и недоступным. И что было более всего невыносимо – так это то, что я должна, просто обязана была этому радоваться. Радоваться бесконечному, непреодолимому расстоянию между нами.

Однако, моя глупая душа, наплевав на здравый смысл, отказывалась подчиняться логике. Я не знала, что мне было нужно. Быть с ним было невозможно. Но стоять в стороне казалось тоже невыносимо. Наверное, если бы нам удалось поговорить в последний раз, то эта гнетущая тоска могла пройти… Если бы мы расставили