В поисках мистического Египта - Поль Брантон

Но годы не прошли зря. Жизнь – это другое название духовного образования, и Невидимый Учитель преподал мне пару значимых уроков.

Я узнал, что наша планета вращается в космосе не напрасно.

Я вернулся к Сфинксу в радостном настроении. Когда мы находились рядом друг с другом в темноте – он, припавший к земле в своей впадине на краю Ливийской пустыни, и я, сидящий на земле скрестив ноги, – я вновь размышлял о таинственном значении этого колосса.

Весь мир видел фотографию Сфинкса, и каждый может узнать его изуродованное лицо. Но миру неизвестно, когда и зачем он был сделан из цельной известняковой скалы, которая поднимается из песка, а также чьи руки превратили эту одинокую гору в статую таких огромных размеров.

Археология молчит, опустив голову в тайном стыде. Ей пришлось отказаться от теорий, которые она несколько лет назад так уверенно выдвигала. Больше она не смеет произнести определенное имя и не рискует предложить точную дату. Она уже не может приписать Сфинкса ни царю Хафра, ни царю Хуфу, поскольку стало понятно, что найденные надписи доказывают лишь факт существования статуи во время их правлений.

Найденные папирусы практически не упоминают о Сфинксе до XVIII династии, а надписи на камнях ничего не сообщают о нем до IV династии. Археологи, исследовавшие древний мусор, обнаружили надпись, где Сфинкс назван памятником, чье происхождение теряется во мраке. Говорится, что он был случайно найден после того, как пески пустыни погребли его полностью и память о нем исчезла. Эта надпись относится к периоду IV династии – ко времени фараонов, которые правили Египтом почти шесть тысяч лет назад. Даже для этих древних царей Сфинкс был невыразимо древним.

Вместе с ночью пришел сон, но я час за часом решительно отказывался от него. И все же в тот момент моего ночного размышления веки мои начали смыкаться в невольном протесте, и разум начал постепенно засыпать. Внутри меня теперь боролись две силы: страстное желание бодрствовать ночью и смотреть на мир вместе со Сфинксом и растущее намерение уступить слабой плоти и поддаться убаюкивающей ласке окружающей темноты. Наконец я примирил их и заключил соглашение, согласно которому держал глаза едва открытыми, так что они были лишь узкими щелочками. Разум же мой почти спал, я позволил своим мыслям постепенно превратиться в цветные грезы, сменявшие друг друга.

Я немного отдохнул в безмятежной расслабленности, которая наступила, когда мысли приостановились. Не знаю, как долго я оставался в таком положении, но наступил момент, когда из моих грез исчезли все краски и их место заняло огромное открытое пространство. Оно было залито таинственным серебристым светом, как если бы его освещала полная луна.

Вокруг меня двигалось множество темных фигур, спешащих в разные стороны. Одни несли на голове корзины, а другие взбирались вверх и спускались по тонким лесам, установленным рядом с огромной скалой. Среди них были надсмотрщики, отдававшие приказы работникам или внимательно наблюдавшие за усилиями людей, которые при помощи молотков и резцов трудились над скалой, откалывая от нее куски в нужных местах. Воздух оглашали звуки повторяющихся ударов.

Лица этих людей были удлиненными, с грубыми чертами, кожа имела красновато-коричневый или серовато-желтый оттенок, а верхняя губа у каждого из них была довольно длинной.

Когда их работа была закончена, возвышавшаяся над землей скала превратилась в громадную человеческую голову, соединенную с телом льва. Сама статуя покоилась в огромной, вырубленной вручную впадине, куда вела длинная широкая лестница. На удивительном головном уборе скульптуры, широкие складки которого выступали за ушами, был установлен диск из чистого золота.

Сфинкс!

Люди исчезли, и вокруг стало тихо, словно в заброшенном склепе. Затем я заметил широкое море, воды которого накрыли целую страну слева от меня. Его берег находился от меня на расстоянии меньше лиги (около 4,8 км). В тишине я чувствовал нечто зловещее, чего не мог понять, пока из самой глубины океана не раздался грохот, подо мной не затряслась земля и громадная стена воды с оглушительным ревом не поднялась в воздух и с огромной скоростью не понеслась к нам – к Сфинксу и ко мне, залив нас обоих.

Потоп!

Спустя какое-то время, не знаю, минута ли прошла или тысяча лет, я обнаружил, что снова сижу у подножия огромной статуи. Я огляделся и больше не увидел моря. Вместо него пространство заполняло широкое болото, то здесь, то там можно было увидеть большие участки, наполненные белыми солеными песчинками, высушенными солнцем. Солнце яростно жгло землю, эти участки увеличивались в размерах, и их становилось все больше. Светило продолжало обрушивать свой немилосердный жар на все вокруг, изгоняя последние капли влаги из болота и превращая его в сухую землю светло-желтого цвета.

Пустыня!

А Сфинкс все смотрел вдаль, его полные неподвижные губы как будто собирались раздвинуться в улыбке.

Он, видимо, был доволен своим уединенным существованием. Как прекрасно эта одинокая статуя вписывается в окружающую его пустыню! Кажется, что в этом спокойном колоссе обрел достойное воплощение сам дух одиночества.

Он ждал того дня, когда к берегу пристанут лодки, вышедшие из них люди медленно направятся к нему и падут перед ним ниц с радостными молитвами.

С того дня чары молчания были разрушены, и люди стали селиться недалеко от него, а цари и жрецы уделяли внимание тому, кто был владыкой пустыни.

С их появлением мое видение погасло, как гаснет пламя на фитиле, когда гореть больше нечему.

Глава 2 Страж пустыни

Множество звезд по-прежнему сияло над головой, месяц продолжал улыбаться нам обоим, а изменившийся величественный Сфинкс все так же возвышался в серебристых лучах, когда я повернул голову налево, где в своем видении наблюдал, как море, словно яростное чудовище, поднялось и поглотило сушу.

Летучая мышь, возможно принявшая мое неподвижное тело за часть пейзажа, задела мою голову крылом и улетела прочь. По спине у меня прошла легкая дрожь отвращения. Возможно, эта тварь появилась из какой-нибудь открытой подземной гробницы.

Я думал об огромном океане песка, который время от времени перекатывался по трем миллионам квадратных миль (почти 8 млн кв. км) пустыни Сахары. Он не прекращал своего движения, пока не достигал длинной гряды лишенных растительности известняковых гор. Они поднимались из земли, словно розовые стены, и охраняли Египет, защищая долину Нила на большом расстоянии. Природа как будто специально растянула Ливийские горы, чтобы спасти Египет от песков созданной ею же пустыни.

Такая опасность действительно существует. Каждый год ранней весной ветры ужасающей силы – грозный хамсин – объявляют войну северной части Африки и, начиная с Атлантического побережья, яростно проносятся по всему континенту. Когда они несутся вперед, словно жаждущая победы и добычи армия, вместе с ними движутся песок и пыль. Массы кружащихся песчинок проникают всюду, покрывая землю золотой пеленой. Они на долгие годы приносят запустение туда, где ничто не препятствует их вторжению. И это мрачное запустение могилы, поскольку пески погребают хижины, дома, памятники, храмы и даже целые города. Желтый песок обладает бесконечной властью, и земля не может ей противиться. Сила хамсина такова, что он может полностью затемнить небо и солнца не будет видно. Тучи кружащихся песчинок, сквозь которые, как сквозь настоящий лондонский туман, часто невозможно ничего разглядеть, быстро несутся вперед. Часть их оседает на всех препятствиях, что встречаются на их пути, и вокруг них, постепенно накапливаясь вокруг этих предметов. Я видел крестьян, живущих близ оазисов на окраине Ливийской пустыни, которые были вынуждены покидать свои хижины и заново возводить их на более высоком месте, поскольку песок заносил их дома до самой крыши. Я видел недавно откопанные археологами огромные древние храмы в Верхнем Египте, которые были заполнены песком до самых крыш.

Я оглянулся на Сфинкса и вгляделся в задумчивое, почти печальное выражение его семифутового (2,13 м) рта, едва различимое в свете звезд. Оно навеки сменило полуулыбку, которая была у статуи первозданного Сфинкса атлантов в моем видении. Его лицо разрушили ужасные ветры пустыни и обезобразили непочтительные люди.

Конечно же летающие песчинки бросались на него снова и снова, иногда тихо, а иногда и с яростным воем. Погребли ли они Сфинкса? О да. Я вспомнил о таинственном сне, который фараон Тутмос IV записал завораживающими иероглифическими знаками на стеле из красного гранита, что стоит между лапами статуи. Слово за словом я воскресил в памяти трогательные сетования покинутого Сфинкса, по шею засыпанного безжалостными песками: «Его дух взывал: «Песок пустыни подступил ко мне, и я глубоко погрузился в него. Поспеши! Сделай так, чтобы песок был убран, и тогда я узнаю, что ты мой сын и мой помощник».