Пентаграммы - Аркадий Застырец

Лекция о Ганнибале

На медном алтаре дымится туша…Уже разъели с моря КарфагенЛюбовь и соль – да он почти разрушен:Кой толк с такими бухтами от стен?Вручая жизнь воинственным прикрасам,Чей – Пиренеи – временный причал,Девятилетний храбрый ГаннибалПростёр ладонь над раскалённым мясом.Все планы, оговорки и причины,Как шелест волн, с луною отойдут…Тропою Марса шествуют мужчины —Ни жёны их, ни матери не ждут.Но Риму Ганнибал отворит жилы,В родные бухты вломится спинойИ вновь бежит от суженой могилыВ малоазийский омут земляной.В кольце врагов он твёрдо скажет яду:– Мой Карфаген, я сдаться не могу…И грянут перевёрнутому взглядуСлоны и негры с кровью на снегу.

Визит

Bonjour, bonjour, месье Клодель.Входите, сон к полудню сладок.Простите в мыслях беспорядокИ пыль, и смятую постель.А как же вы… Ах да, ключи!Я сам их вам послал намедни.Да, это мой сонет последний…Вы правы, точные сычи,Кричат слова последней строчки.Я вижу сам, о чем и речь!А мнил хрустальные звоночки,Когда вечор собрался лечь.По-русски? Пробовал «Улитку»И в «Лебеде» «Осенний день»,Тачал, тачал – да только ниткуПорвал, сшивая плоть и тень!Но вы позволите умытьсяИ сюртуком сменить шлафрок?За чаем проведём часок,Другой… Куда вам торопиться?

Зимний танец

В холодной промоине пляшутНад серой золой языки,Январское облако пашутМедведицы звёздной клыки,И тонкую флейту настроивГремучей коробочке в лад,Жонглёры Версаль себе строятИ роют под струнами клад.И голосом в пламя напеваСтупает, махнув рукавом,Небрежно одетая деваВ обнимку с улыбчивым львом.Тоску разгонять мастерица,Взлетев на невидимый стол,Танцует – и вихрем кружитсяЗасаленный алый подол!В глазах у весёлых сверкаетГорячими искрами мох —И кажется, им потакает,Как детям, Отец их и Бог.

Последнее письмо

Вот и всё. Наконец, обмануть остаётся природу.Что ж, бывает и так. На судьбу обижаться смешно:Не накликал беду, а глядел будто в чистую воду.Ну, да что толковать! Иль не всё перед этим равно?Я спокоен, хотя жизнь меня баловала дарами:Вроде есть, что терять, и скорблю о жене и друзьях.Но надеюсь, что им я оставлю на добрую памятьМирный опыт ума и любовь, а не низменный страх.Способ выбран уже. Я сперва задержался на яде…А потом показалось, что путь этот слишком уж скор.Может, это каприз, но едва ли удастся с ним сладить:Я хочу растянуть мой последний живой разговор…Потому решено: не спеша отворю себе жилыИ ленивую кровь подгоню разогретым вином,Постепенно теряя мои невеликие силыМежду зыбкою явью и вечным безоблачным сном.Напоследок хочу всё о том же: как много усилий,Сколько жарких страстей у людей отбирает тщета!Но без этого жизнь – согласись, дорогой мой Луцилий! —Может быть, совершенна, но и совершенно пуста.

Штурм

Кверху задранные лицаЛьются, пенится поток,В блеске солнечном ярится —Бивень, хобот и клинок.Никому уже не страшенОслепительный оскал,И летят с осадных башенСтрелы, пакля и запал.В череп, спину, брат на брата!Режь, руби, давай вперёд!Полководец шлёт солдатаВ створ обрушенных ворот.Жёны мечутся и плачут,Чуя силу позади.Рвётся нитка на груди —И шары по плитам скачут.Дождались победы часа:На три дня кругом одно —Кровь, огонь, живое мясоДа тяжёлое вино.

Переправа

Он был страшен, как шкаф в темноте,Зашибала, водила, извозчик,Морда – морды не выдумать площе,И весло на холодном хвосте.Под язык он ко мне влез украдкой,Чтоб положенный вынуть обол,Поискал-поискал, не нашёл,Не побрезговал пресной облаткой.Лодка носом надрезала вал —Оказавшись под лавкой четвёртым,Я настолько прикинулся мёртвым,Что одними глазами дышал.Наконец, под снопами косыми,Тех лучей, что сиять не должныИз-за возчика мощной спиныВырос берег в непахнущем дыме.Точно сталью в живот – стало дико.Погоди, я колки подкручу…Эвридика моя, Эвридика,Я ли плавать тебя научу?

Функциональная миниатюра

Отшельник, чиновник и мальчик-слуга,сосна на утёсе и низкое небо,и негде взлететь птице гнева, и где бытут реки венозные скрыть кулака?Уж как тяжела смертоносная сталь!Я трогал не раз колоссальные бритвы —кто их миновал, из безумия битвыдо смерти глядел в эту реанэмальи пальцами гладил разумного пса,рисуя письмо в императорском стане…Когда мы умрём и дрожать перестанем,наш скрежет зубовный взорвут голоса!Когда мы зайдём, умерев, за утёси вечность прижмётся щекой к изголовью,и кисть невесомая впитанной кровьюокрасит далёкой воды купорос…Когда оседлаем своих журавлей,порхающих в танце на кромке вселенной —агония канувших станет степеннойнеспешной походкой бесстрашных людей.

Яшмовая сутра

Усильем смутных векГлазам открыто утро,Где светит первый снегИ яшмовая сутра,Где молодой УралВ туман вонзает скалы,Никто не умирал,Ничто не перестало.Мой прадед, вняв стекломВзволнованному свету,Листает за столомХрустящую газету.На сковородке сольПотрескивает рядом,И генерал де ГолльКомандует парадом,Звон золотой струныСтрану Советов будит —И не было войны,И никогда не будет.

Пойман за чтением

Я не стану попусту гадать,Лишь о том скажу, что знаю твёрдо,Нарисую в толстую тетрадь,Будто схему хитрого аккорда,Шаг за шагом выверенный путь —Маму, домик, дерево и птицу…В книжке сладко мне перевернутьЗа страницей мятую страницу,Фонарём китайским осветивГлубину событий невозвратных,Паутинкой мыслей аккуратныхЗаплетя спасительный мотив.А потом по светлому пятнуНа горбу ночного одеяла,Обнаружат жизнь и старину,Скажут: – Стой в дремоте у причала!Отберут фонарь и в темнотеНапоследок, шёпотом, сердито:– Школа ждёт, кофейник на плите,Молоко вскипело и разлито!

Круиз

Над Австрией дожди. Дунай переползаютКоньячная мигрень и облаков гряда.Я чувствую спиной, как с лошади слезаютДва Штрауса – отец и сын. «Сюда! Сюда!» —Со стапелей вопят румынские поморы,Да так, что, русским, нам ни слова не понять;И в ящиках несут большие помидоры,Бананы и абсент. Здесь главное – не спать!Не просто крепок сон от воздуха свободы:Пока рассудок спит, чудовища ползутИ, кожистым крылом нащупывая броды,Заходит Люцифер в сверкающий мазут.Mit lachen springen sing бродячие лютнисты,И ворохом купюр наполнен их футляр.Качает катера восторженная пристань,И дышит ресторан, красивый, как пожар.Не видит враг врага, и друг целует друга,Под тентом на столе спит розовый Франц Хальс,А Штраус-сын торчит на клавишах упруго,И под его ребром клокочет венский вальс…

Рифмоплёт

Я увлечён бываю, как пчела —Ковровым многоцветием июля,Ища слова. Быстрей, чем в доме пуля,Душа метнётся, глядь – уже нашла.Но если ставни прежде распахнуВ огромный день, в грозу и хищный ливень,На юг и север, звёзды и луну,На мамонта сорящий крошкой бивень,На страшной битвы пламенный пейзаж,Где бритвы молний даже не скорееАтаки с фланга, залпа батареи,На штурм идущих или абордаж…На океана серое плечо,Вертящее простором и ветриломТо до ночи по-адски горячо,То льдом границу ставя нашим силам…Тогда – увы – иной раз не могуПригодные сыскать цвета и звукиВдали тепла, опешивший в разлуке,Испуганный и бледный, ни гу-гу…

День 1964

Я помню плюшевую ширмуХрущёвки нашей поперёк,Когда в мой пятый день рожденьяДавали кукольный спектакльОтец и мать, и дядя Йося,Хромой и с чёрной бородой.Я по двору ходил и детямБилеты даром раздавал.И вот их в комнату набилосьЧислом не меньше сорока,И бабушка взяла будильникИ подала им три звонка.И я со всеми и с открытымОт счастья и восторга ртомНад ширмы нежным плюшем виделДвоих весёлых медвежат…………………………………Потом – конец, но деда Боря,Когда уж начало темнеть,Пришёл и мне вручил в подарокИскрящий кремнем самолёт.

Comedie russe

Со мной наигрались вы всласть, и —Опальное сердце, ликуй! —Холодная оттепель страстиВлепила мне вдруг поцелуй.Стремительный шорох воланов —И голос, ломаясь, дрожит:– Надеюсь, месье Yemelianoff,Мой слабости вам не профит…– Ужель мне, радея о чести,До старости тискать ваш бантВ своем захолустном поместье?А старый маркиз-эмигрант…Как будто не знаете сами!Брильянтами вымостит путьИ синими станет губамиСлюнявить вам шею и грудь!– О, нет! Je vous aime, умоляю!– Ах, нет? Ну так дьявол же с ним!Покажемте нос негодяюИ нынче же ночью бежим!

Перед дуэлью