Самый темный вечер в году - Дин Кунц

Но мужчина не выглядел медлительным или неуклюжим. Наоборот, напоминал патрон, досланный в ствол. Любое их движение или произнесенное ими слово, которое ему бы не понравилось, могло сыграть роль спускового механизма, и он ринулся бы на них.

— Я знаю, что нужно делать с этой сукой, — повторил Карл, сместив злобный взгляд на жену.

— Я всего лишь искупала бедняжку.

— Ванна ей не требовалась.

Джанет продолжала настаивать на своем, но мягко, чтобы не разозлить мужа еще больше.

— Карл, дорогой, она была такая грязная, со свалявшейся шерстью.

— Она — собака, безмозглая ты дура. Ее место — во дворе.

— Я знаю. Ты прав. Но я просто боялась, ты знаешь, я боялась, что у нее появятся такие же язвы, как в прошлый раз.

Но ее примирительный тон не утихомирил его злость, а наоборот, разжег.

— Никки — моя собака. Я ее купил. Она принадлежит мне. Она — моя, — он нацелил монтировку на жену. — Я знаю, что здесь мое, и распоряжаюсь тем, что мое. Никто не указывает мне, что делать с тем, что мое.

По ходу монолога Карла Эми поднялась и теперь, застыв, смотрела на него.

Брайан заметил, что лицо ее как-то странно изменилось, но расшифровать появившееся на нем выражение не мог. Знал только, что трансформация эта вызвана не страхом.

Карл же перевел монтировку на Эми.

— Чего смотришь? Что ты вообще здесь делаешь, тупая коза? Я же тебе сказал, вон отсюда!

Брайан двумя руками взялся за спинку стула. Оружие, конечно, не очень, но, по крайней мере, годилось для того, чтобы блокировать удар монтировки.

— Сэр, я заплачу вам за собаку, — предложила Эми.

— Ты глухая?

— Я ее куплю.

— Не продается.

— Тысяча долларов.

— Она моя.

— Полторы тысячи.

— Эми? — подал голос Брайан, знающий состояние финансов Эми.

Карл переложил монтировку из правой руки в левую. Несколько раз сжал и разжал пальцы, словно раньше сжимал монтировку с такой силой, что руку свела судорога.

— А ты кто такой? — спросил он Брайана.

— Я — ее архитектор.

— Полторы тысячи, — повторила Эми.

Хотя особой жары в кухне не чувствовалось, лицо Карла покрывала блестящая пленка пота. Увлажнилась и майка. То был пьяный пот, тело старательно выводило токсины.

— Мне не нужны твои деньги.

— Да, сэр, я знаю. Но вам не нужна и эта собака. Она — не единственная в мире. Тысяча семьсот.

— Ты что… рехнулась?

— Да. Есть такое. Но это хорошее безумие. Сами видите, я не бомбистка-смертница или что-то в этом роде.

— Бомбистка-смертница?

— В моем дворе нет захороненных трупов. Разве что один, но это кенарь в коробке из-под обуви.

— У тебя что-то с головой, — просипел Карл.

— Его звали Лерой. Я вообще-то не хотела кенаря, особенно с именем Лерой. Но умерла подруга, лететь Лерою было некуда, у него был только один дом — маленькая, обшарпанная клетка, вот я и взяла его к себе, он жил у меня, а потом я его похоронила, но только после того, как он умер, потому что, как я и сказала, я не из тех рехнувшихся.

Глаза Карла потемнели.

— Не насмехайся надо мной.

— Я не позволила бы себе такого, сэр. Просто не смогла бы. Меня воспитали монахини. Я ни над кем не насмехаюсь, не упоминаю имя Господа всуе, не ношу кожаные туфли с юбкой, и у меня такая большая железа вины, что весит она не меньше мозга. Тысяча восемьсот.

Карл вернул монтировку из левой руки в правую, перевернул ее, теперь взялся за тупой конец, заостренный наставил на Эми, но ничего не сказал.

Брайан не знал, расценивать ли молчание этого бытового хулигана как хороший знак или плохой. Не раз и не два он видел, как Эми добивалась того, что злая собака прекращала рычать, укладывалась на спину и подставляла живот, чтобы его почесали, но он мог поставить свой последний доллар на то, что Карл на спину не уляжется и не вскинет руки и ноги в воздух.

— Две тысячи, — Нарушила паузу Эми. — Это все, что у меня есть. Больше дать не могу.

Карл шагнул к ней.

— Назад, — предупредил Брайан, поднимая стул, словно был укротителем львов, хотя укротитель поднял бы хлыст.

— Успокойся, Френк Ллойд Райт[2], — остановила его Эми. — У нас с этим господином налаживается полное взаимопонимание.

Карл вытянул правую руку, заостренный конец монтировки коснулся впадины между ключицами Эми, почти добрался до горла.

Но Эми словно и не замечала, что ее трахее грозит смертельная опасность.

— Итак, две тысячи. Вы — жесткий переговорщик, сэр. В ближайшее время мне придется обойтись без вырезки. Ничего страшного. Я и так отдаю предпочтение гамбургерам.

Бытовой хулиган теперь более всего напоминал химеру, наполовину быка, наполовину свернувшегося кольцами змея. Острый взгляд показывал, что в голове работает калькулятор, а язык, пусть и не раздвоенный, появился между губ, чтобы попробовать на вкус воздух.

— Я знала одного парня, — продолжала Эми, — который чуть не умер, подавившись куском стейка. Вытащить его никак не удавалось, и в итоге врач прямо в ресторане вскрыл ему горло и удалил этот кусок.

Неподвижная, как камень, собака тем не менее оставалась настороже, и Брайан задался вопросом: а не следует ли ему брать с нее пример? Если бы жажда насилия, бурлившая в Карле, попыталась вырваться наружу, конечно же, Никки почувствовала бы это первой.

— Женщина за соседним столиком, — Эми все говорила и говорила, — она пришла в такой ужас, что лишилась чувств и упала лицом в тарелку с супом из лобстера. Я не думаю, что можно утонуть в тарелке с супом из лобстера. Скорее суп этот только улучшит цвет лица, но тогда я на всякий случай подняла ее голову из тарелки.

Карл облизал потрескавшиеся губы.

— Ты, должно быть, думаешь, что я глуп.

— Возможно, вы чего-то и не знаете, и мы недостаточно хорошо знакомы, чтобы я смогла сделать такой вывод. На текущий момент я абсолютно уверена, что глупцом вас назвать нельзя.

Брайан осознал, что скрипит зубами.

— Ты дашь мне чек на две тысячи и отменишь платеж через десять минут после того, как за тобой и собакой закроется дверь.

— Я не собиралась выписывать вам чек. — Из внутреннего кармана куртки она достала пачку сложенных стодолларовых купюр, сцепленных сине-желтой заколкой для волос в виде бабочки. — Я заплачу наличными.

Брайан более не скрипел зубами. У него отвисла челюсть.

Карл опустил монтировку.

— У тебя точно что-то с головой.

Эми сняла заколку, убрала в карман, помахала пачкой купюр.

— Договорились?

Он положил монтировку на стол, взял деньги, пересчитал очень тщательно, как и положено человеку с затуманенными текилой мозгами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});