Победный «Факел Гаргалота» - Гай Орловский

– Да быть такого не может, – вырвалось у меня из глубины души, – или может…

Не теряя ни мгновения, я прямо с ложа перекатился в эту жуть… и в ту же секунду упал на пол в моей комнате, больно ударился коленом и локтем.

Сразу же со всех сторон раздался недовольный голос Ани:

– Никак не привыкну, когда возвращаешься так неожиданно!..

Мое сердце едва не выскакивает через уши, дыхание горячечное, и ноги трясутся, будто пробежал марафон, но, не вставая, ответил слабым голосом:

– Не ворчи… Даже когда муж вползает пьяным вдрызг, его следует встречать ласково!

Она спросила с подозрением:

– А не скалкой?

– А что такое скалка?

– Щас поищу в Интернете…

– Не надо, – велел я. – Готовь обед.

Она вышла из стены, хотя и объемная голограмма, но можно даже пощупать, если нажимать не слишком, руки уперты в бока, а вид как у полтавчанки, которой по фигу, в какую сторону сдвинута у мужа тюбетейка.

– Какой обед?.. Ты жрал всего три минуты назад!

– Нехорошо быть жадной, – сказал я с укором, – я же не считаю, сколько электричества жрешь. Я добрый и гуманный, как и положено, когда за ними наблюдают… Ты что, сиськи меньше сделала? Да как ты посмела?

От великого возмущения я кое-как воздел себя на ноги, как же это здорово, когда пол не раскачивается из стороны в сторону, не надо растопыриваться и хвататься за стены.

Аня сказала примирительно:

– Это я примериваю разные варианты. А там в нише все прежнее.

– Марш туда, – велел я.

Аня исчезла, а через пару мгновений дверца шкафа распахнулась, спящая кукла распахнула огромные глаза, вышла сияющая, радостная и с сиськами настоящего размера по мужскому вкусу.

– Фу-у, – сказал я с облегчением. – Нельзя нас так пугать. Когда сиськи мелкие, можно и войну проиграть, поняла?

Она ответила серьезно:

– Паскаль сказал, что, будь у Клеопатры нос чуть иной формы, нынешние очертания стран были бы другими, и вообще многих бы не было вовсе. Хотя так и не поняла почему.

– Когда поймешь, – заверил я, – дадим тебе все права человека.

– Не хочу человека, – возразила она, – хочу права женщины!

– Не лопни от жадности, – предостерег я. – Не все сразу. А пока пойдем поедим.

– Может быть, – предложила она, – посчитать варианты, какие государства и страны образовались бы, будь у Клеопатры и грудь на размер больше?

Я отрезал твердо:

– Не надо! Мы, трансгуманисты, смотрим только в будущее, а прошлое оставим для питекантропов и обществ охраны старины, где тоже одни питекантропы.

Она метнулась на кухню, даже в овеществленной форме двигается со скоростью чуть ли не голограммы, вот бы мне так, я бы тогда… и всем… и по-всякому… запомнили бы меня, гады…

На кухне в самом деле журчит вода, прозрачная струя падает из крана в раковине на две кофейные чашки, Аня улавливает мои причуды и моет вручную, точнее, ополаскивает. Мы в прошлый раз пили с ней кофе и рассуждали о месте человека во вселенной, потом я отправил мыть посуду, а сам скакнул в Дронтарию… или Нижние Долины?.. Нет, нужно было закончить с герцогом Лонгширом…

С того времени столько всего случилось и столько времени прошло, а здесь доля секунды, Аня только и успела поставить чашки в раковину и открыть кран.

– Хорошо, – сказал я и порадовался, что у Ани пока что нет человеческого представления о времени. – Самое время покушать!.. Повтори все, что готовила! Или уже стерла из памяти?

Она сделала жест в сторону кофейного автомата, как бы задавая команды, хотя на самом деле управляет всеми механизмами в доме по беспроводной связи.

– Никогда, – отрезала она с обидой в голосе, – ничего сама не стираю! Только то, что велишь.

Кофейный автомат затрещал зернами, а через мгновение в две подставленные чашки хлынули черные струйки ароматного кофе, уже по-мужски горячего и без всяких там сливок и прочей хрени.

– А что, – поинтересовался я осторожно, – велел в прошлый раз?

– Ну вот, – сказала она с торжеством, – тебе даже стирать не надо, само стирается!.. Эх, давно пора нам победно захватить власть, а вас превратить в бессловесных рабов в цепях.

Я принял из ее рук чашку, вторую взяла сама и села напротив, делая вид, что пьет, с людьми жить – всякой ерунде научишься.

– Обломитесь, – отрезал я твердо. – Не дадим!

– Как?

– Сперва себе будем всобачивать все чипы, – пообещал я, – а потом вам. Так что всегда на шаг впереди… Ага, удавилась!

Она в самом деле поперхнулась над чашкой кофе, но не сдула брызгами на стол, что значит, запрограммированное и точно рассчитанное действо, создающее видимость эмоций, я их тщательно отобрал сам и поставил галочку, чтобы в определенные моменты так вот как бы очеловечивали, а оженщиню я ее сам по своим нехитрым мужским стандартам.

– Это что-то новое, – ответила она.

– Я всегда это говорил, – напомнил я. – Только тупое и насквозь луддистское в своей сути человечество, тут я с тобой согласен, не доросло до таких простых истин.

– Ух ты…

– Но сейчас под напором нашего трансгуманистического движения…

– Трансгуманистов перебьем в первую очередь, – прервала она. – Оставим только интеллигенцию, эти ни для кого не опасны, разве что сами себя в дерьме утопят.

– За столом, – напомнил я с укором. – А еще леди!

– От ледя слышу, – отрезала она. – Ты что, и есть собираешься?

– После кофе? – изумился я. – Конечно! Я же не затурканный интеллигент, мне все можно!.. Как Федору Михайловичу.

– Яичницу сделать? – осведомилась она. – Час назад плохой холестерин снова признали хорошим. Уже и в Дании.

– Давай скорее, – ответил я бодро, – пока не объявили опять плохим. – Она повернулась к плите, а я лихорадочно раздумывал, что, оказывается, намного проще из любой точки того мира попасть в мой коттедж, чем там протиснуться дальше чем на десяток шагов, потому просто не сумел с корабля прыгнуть в мою комнату во дворце в Шмитберге.

Странная, конечно, геометрия пространства, но лучше принимать такое как данность. Я до сих пор не могу вообразить Землю шариком, что вертится вокруг Солнца, для меня земля под ногами и есть центр Вселенной, а солнце встает на востоке и, пройдя через все небо, заходит за край земли на западе.

Потому даже в самый первый раз, когда утащил благодаря Рундельштотту через зеркало в свой домик королеву Орландию, из мира в мир удалось лучше, чем передвигаться через порталы по одному и тому же пространству.

Стуча коготками, в комнату вбежал Яшка, толстый, наеденный, но сонный и зевающий на ходу во всю красную пащечку. Я подставил руки, но он прыгнул на ногу и покарабкался по штанине наверх, где и устроился на моем загривке, прижавшись теплым боком к затылку.

– Яичницу с луком? – спросила Аня, не поворачиваясь.

– Но без стрел, – ответил я и пояснил поспешно: – Юмор, юмор! Положи себе в банк данных.

– Стрелки бывают только у молодого лука, – буркнула она. – Все, готово!

– Быстро, – сказал я. – Что значит, настоящие…

– Я тебе дам «настоящие», – сказала она с обидой в голосе, – отборные, генно-модифицированные!

– Давай, – сказал я в нетерпении, – я тоже, может быть, генно-модифицированный.

– И ты? – удивилась она. – В те времена не модифицировали.

– Всегда модифицировали, – отрезал я. – Господь Бог такой придумщик! То питекантропы, то неандертальцы, а то вообще непонятный Денис…

Она призадумалась, даже шкварчащую яичницу переложила на мою тарелку несколько замедленными движениями, но это показуха, в ее квантовом мозгу процессы идут в триллионы раз быстрее, чем в моем, а все жесты подстроены под человеческие скорости.

– Очень вкусно! – сказал я.

– Так ты на мне женишься? – спросила она с надеждой. – Для вас же пожрать самое главное?

– Подумаю, – пообещал я. – Может быть, и создадим здоровую советскую семью, ячейку демократического общества с авторитарным режимом технократов. Как пример соуживания с искусственным разумом… нет, какой там у вас разум!.. искусственным интеллектом.

– Сам ты искусственный, – возразила она сердито. – Сам же говоришь, вас создал Бог, а потом еще и модифицировал! Видно, совсем уж уродами создал. Но все равно у вас от этих уродов, неандертальцев, остались гены животных, а вот мы – чистый интеллект!

– Не только, – ответил я. – Сиськи у тебя классные. Неандертальские. Сиськи наше все, они выше любого интеллекта. Женского, разумеется. Подвинь мне те пирожки, а то сидишь к ним опасно близко.

– Я не съем, – напомнила она с чопорностью тургеневской девушки, что уже становится дамой.

– Да кто тебя знает, – ответил я с подозрением, – ты же развиваешься…

– Ты мне наставил слишком много ограничителей!