На запад, с жирафами! - Рутледж Линда

Удивительно: но они вдруг расступились, точно воды Красного моря — темно-синие, как их комбинезоны.

Прямо на нас надвигался блестящий, новенький тягач с прилаженной сзади хитроумной штуковиной, которой гордился бы сам Руб Голдберг[5].

По форме она напоминала приземистую букву «Т» и походила на самодельный двухэтажный товарный вагон, завалившийся вдоль всей грузовой платформы. Вверху были деревянные оконца, внизу несколько дверок, а с каждого бока — по лесенке. Я едва успел отскочить в сторону, прежде чем водитель — простоватый с виду малый с оттопыренными ушами и так густо напомаженными «Даппер-Дэном» волосами, что хватило бы и на смазку двигателя, — ударил по тормозам.

Пассажирская дверь распахнулась, наружу выполз морщинистый мужичонка, чье лицо больше напоминало морду мула. Все эти годы я звал его Стариком — но теперь, когда пишу эти строки и когда мне куда больше лет, чем ему тогда, могу вас заверить: Старику было немногим больше пятидесяти. На мужчине были мятый пиджак, белая рубашка, пожелтевшая от времени, печально обвисший галстук. Пальцы одной руки были крючковатыми, точно ветки, а затылок прикрывала шляпа федора — она казалась до того потрепанной, что даже сложно было понять, какой она была раньше: с плоской тульей или с высокой, украшенной впадиной.

Хлопнув дверью, Старик заспешил в сторону капитана порта, обладателя густых бакенбард, издали помахавшего ему парой телеграмм. Но затем решительно прошел мимо, устремившись к жирафам, точно на всей пристани для него никого больше не существовало.

Сперва он подошел к неразвалившейся клетке, в которой стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, самец, и начал с ним разговаривать, понизив голос; казалось, он сообщает зверю какую-то тайну. Жираф замедлил движения. Потом Старик потянулся к нему и ласково погладил, после чего животное и вовсе перестало раскачиваться. Затем старик опустился на корточки рядом с самкой, лежащей на досках, и начал с ней такую же беседу. Та задрожала. Старик просунул руку между поломанных прутьев, коснулся ее шерстки и, пока она лежала, неподвижно, точно бревно, гладил своей крючковатой рукой ее большую голову. Самочка закрыла глаза. На мгновение воцарилась такая тишина, что слышно было только тяжелое жирафье дыхание, успокаивающий голос Старика да шум волн, бьющихся о причал.

Капитан порта, тяжело ступая, приблизился к Старику и замахал у него перед носом телеграммами. Старик взглянул на одну из них и швырнул ее на землю — с яростью, которая была мне так знакома, — это тоже был человек с характером, да еще каким!

Тут из домика, где размещалось портовое начальство, вышел капитан корабля — лицо у него было в кровоподтеках, форма порвана, — и матросы в комбинезонах, все как один, повернулись к нему.

Старик уставился на капитана.

— Это ты убил моего жирафа?!

— Уважаемый, — начал капитан порта, — эти люди потеряли в море своих товарищей и чудом доплыли до берега, а уж со зверюшками вашими или нет — вопрос второй, вы же с этим не станете спорить?

По лицу Старика было понятно, что станет, да еще как!

Горстка матросов в комбинезонах гневно уставилась на Старика. Казалось, они вот-вот на него накинутся. И все же лицо у него было такое, точно он вовсе не против стычки.

— Мы ее сюда довезли… — прокричал чей-то голое.

Он оборвался на середине фразы, но ее окончание повисло в воздухе: «А теперь сам ее спасай, мерзавец».

Рука Старика по-прежнему покоилась на большой голове поверженного зверя.

Пока на причале крепло всеобщее недовольство, к нему приблизился побитый серый фургон с облупленной надписью на дверце — я различил на ней одно только слово: «ЗООПАРК». Из машины выскочил коренастый, холеный юноша в белом плаще — с виду точь-в-точь студент колледжа, — с черным докторским чемоданчиком под мышкой. Он прошествовал мимо нас — неспешно, точно на прогулке, — и приблизился к Старику.

— Надо ее на ноги поставить, а не то ей уже не спастись, — заявил ветеринар вместо приветствия.

Старик сделал знак капитану порта, тот свистнул двоих грузчиков с ломиками в руках, и те начали высвобождать плененное клеткой животное. Старика быстро охватило нетерпение. Он и сам принялся тянуть за поломанные прутья, вцепившись в них крючковатыми пальцами. Когда животное высвободили, веревка, обвязанная вокруг его туловища и ног, натянулась: стрела крана приподнялась, постанывая, точно живая, а вместе с ней и жираф. Длинноногое создание пошатнулось, и моряки в комбинезонах тут же кинулись к нему, чтобы помочь старику поддержать самочку. Еще одно движение стрелы — и все получилось: бедняжка встала на три ноги, и так резко, что все, кроме Старика, отскочили назад от неожиданности. А потом увидели жуткую картину. Задняя правая нога от колена до самого копыта выглядела так, словно по ней молотком прошлись. Самочка задрожала, силясь устоять на трех тоненьких ногах.

— Тише… девочка… тише… — ворковал Старик, пока ветеринар ощупывал ее.

— Внутренние органы не пострадали, — сообщил он. — Вся беда в ноге.

Сперва я подумал, что это добрые вести, но потом вспомнил, что лошадей и не за такое пристреливают.

Ветеринар открыл чемоданчик, промыл ногу, наложил на нее шину, забинтовал и отошел в сторону, уступив место грузчикам. Те собрали и утащили грузовые панели, лежащие вокруг животного. Когда они закончили, Старик, не прерывая своего жирафьего наречия, отцепил веревки от крана.

Раненое животное снова пошатнулось. Но сумело устоять.

Старик с ветеринаром тут же начали о чем-то торопливо переговариваться, понизив голоса. Я подался вперед, чтобы лучше слышать.

— Но если я от нее откажусь по причине ее болезни, это будет смертный приговор, и вы это знаете! — воскликнул Старик.

Ветеринар сдвинул брови и посмотрел на тягач с прицепом в форме буквы «Т».

— И за сколько вы планируете добраться?

— Если повезет, за пару недель.

Ветеринар покачал головой:

— «Лучше бы вдвое быстрее.

Старик всплеснул руками:

— И как же я это устрою? Ехать придется медленно, а с больной ногой уж тем более!

— Именно из-за ноги у вас в распоряжении от силы неделя. Советую хорошенько подумать, что делать.

— Вот как. И что же вы предлагаете?

Вдалеке раздался гудок уходящего парохода. Ветеринар проводил его взглядом. Мужчина так и кипел от злости.

— Отправьте на списание обоих. Не хочется раньше времени разочаровывать миссис Бенчли. Их ведь еще отправят в карантин, а после него уже будет понятно, выдержит ли самка, — но это если вы вообще доберетесь до места. Послушайте меня, Джонс, я бы вам посоветовал рассказать миссис Бенчли всю правду. Ну и что, что мы поставили самку на ноги перед отправкой, — скорее всего, путешествие ее убьет. И лучше, чтобы миссис Бенчли обо всем узнала заранее, а не когда вы станете ломать себе голову, что делать с мертвым жирафом.

Когда ветеринар уехал, Старик подошел к капитану порта и подписал какие-то бумаги. Потом кран подцепил клетки, которые за это время успели починить, и водрузил их на грузовую платформу, после чего грузчики привязали их покрепче. Затем моряки, похлопывая друг друга по спинам в знак одобрения, разошлись кто куда, Старик постучал по крыше своей машины, подавая водителю сигнал к отправке, и у меня на глазах двух зверей-великанов с другого конца света, которых я раньше видел лишь на картинке, увезли прочь на двух грузовиках.

Я уставился вслед жирафам, и мысли тут же вернулись к моей собственной жизни — жизни бездомного мальчишки. Какое мне было дело до чудесных существ, если я и с собой-то не мог разобраться. Чем сильней отдалялись грузовики, всё уменьшаясь и уменьшаясь, тем страшнее становилось мое жалкое будущее. Я набрал в легкие побольше воздуха. Под ребрами запульсировала боль, и когда тягач уже стал исчезать из виду, меня едва не вывернуло наизнанку.

Под подошвой у меня что-то зашуршало, и я опустил взгляд. Оказалось, что я стою на телеграммах, брошенных Стариком на мокрую пристань. Подняв их, я быстро прочел и запомнил — от первого до последнего слова.