Джунгар. Небесное Испытание - Ольга Погодина

- Ты их видел? - Олэнэ живо повернулась к нему, - Какие они?

- Молодые. Глупые. - пожал плечами старик.

Олэнэ нетерпеливо дернула плечом, укутанным в шаль из подшерстка диких горных коз, - именно ту, что местные умелицы умеют связать так, что ее можно пропустить сквозь женское кольцо.

- Нет, какие внешне-то? Сильно на нас непохожи?

- Выше. Намного, с полторы пяди будет, - ответил Кухулен, - Волосы как шерсть на брюхе у марала. Глаза как у змеи. Кожа белая. А так - дурни дурнями. По лесу шли - всю дичь на предел слуха распугали. Чванятся. Еще к хулану буянить придут.

- Ну, ветер в спину, - усмехнулась Олэнэ. - Хулан-то степной, поди еще помнит, как ты его по-дедовски хворостиной учил.

- Да уж, было дело, - Кухулен тоже заулыбался, - у старшей нашей дочери все пятеро сыновей были большие озорники…

* * *

Хэчу, хулан степных охоритов, был человек, скорее, нерешительный. Нерешительность ему по большей части удавалось скрывать за вескими фразами, пронзительным взглядом и общим выражением степенного раздумья на бородатом, породистом лице с резко вырезанными ноздрями и крупным ртом. Но сам себе он в этом имел мужество признаваться. Как и в том, что это являлось основным источником его бед. Ведь как под вечно синим небом: нет абсолютно плохого, нет абсолютно хорошего, и ничего неизменного тоже нет, - воды текут, ветры выедают самый твердый камень. Так и с человеком, - от любого его поступка, как круги на воде, расходятся волны событий. А что в них станет хорошим, а что худым, - разве человек знает? Думает одно, а небо распорядится куда как иначе. Так и с ним - мысли у него, Хэчу, разумные да добрые, а поступки частенько к противоположному приводят.

Вот, скажем, зачем приютил ургашей? Тогда, семнадцать зим назад их, двух беззащитных белоголовых мальчуганов, привезли к его порогу изможденные, оборванные люди, прошедшие страшный зимой перевал Косэчу, отделявший Ургах от охоритских кочевий… Понимал, что опасно? Да, понимал. Выгоду и опасность для всех племен охоритов взвешивал? Взвешивал, трезво. На какие-то блага от выросших мальчиков не рассчитывал. Тогда почему не умертвил их, пока слух по степям не разошелся? Не смог. Промедлил, пожалел. Добро бы еще приемыши оказались хоть чуть-чуть с ними схожи. Куда там, - все равно что цапля среди воронов. И даже это ничего, - вырастая, приемыши становились все более неуправляемы и дерзки. Держать их в узде становилось все труднее. А что самое неприятное, молодые охориты, включая младшего брата Хэчу, ходили за самозваными князьями Ургаха как привязанные, наслушавшись довольно расхожих баек, которые те им наплели. И ведь как рты-то позатыкаешь? Хэчу казалось, надо подождать - перебесятся, а то и просто уберутся восвояси, оставят его в покое. Последнее время он не раз осторожно прощупывал намерения братьев, - не пора ли. А те в свою очередь прощупывали его, - а не даст ли он им воинов и снаряжения на возвращение им законных наследственных прав, которые они, будучи сыновьями невинно убиенного князя Ургаха Каваджмугли, намереваются вернуть себе в самом скором времени? Хэчу отвечал на все их осторожные кружения вокруг да около одним: идти малосильным не обученным войском против неприступного Ургаха самоубийство, да и объединенный совет племен на это никогда не согласится. А он, Хэчу, не хочет даже выносить на обсуждение вопрос, который поставит под сомнение разумность его собственного управления племенем. Братья мрачнели, раздували ноздри, говорили резкости, которые Хэчу списывал на горячий юношеский нрав. В конце концов, что ему могут сделать юные княжичи, не имеющие даже собственной юрты, - все, что у них есть, включая одежду на плечах, - милость его,Хэчу.

Охориты последние годы жили в мире с окрестными племенами, в чем была, по мнению Хэчу, большая его заслуга. Ему удавалось балансировать на грани, которая отделяет войну от каждой безобразной и бессмысленной склоки, в которую вечно ввязываются кочевые племена. То одни подкочевали первыми и заняли исконное становище других: хорошо, если кончится просто дракой, без смертей и сожженного имущества. То жена уйдет от мужа к родителям, жалуясь и плача, а тот, разъяренный, собрав родственников, мчится возвращать побитую сгоряча женщину… То поспорят из-за того, что кто-то будто бы наслал на скотину мор…Причин для вражды - сотни, а хулан один, иди разбирай. Умей кого улестить, кому пригрозить, кому пообещать, кого устыдить прилюдно… Это у Хэчу получалось хорошо, - умел дело миром решить, за что его очень ценили. А вот поди ж ты, в собственном стане за порядком не уследил. Что-то вьется в воздухе, будто запах тления, и не разберешь, откуда тянет, пока не разворошишь смрадную кучу. Чувствует Хэчу запах, и понимает - уже опоздал…

Полог юрты просто-таки отлетел, когда у нему без спросу ворвались оба ургаша. Принялись жаловаться, - чванно и многословно, то и дело поминая свои бессмысленные на этой земле титулы. И на кого - на Кухулен-отэгэ? Хэчу вдруг почувствовал, что весь налился злобой, до самой макушки. Долго же эти двое сосали из него кровь, демонское отродье! Пожалел, пригрел на груди упыренышей, а те и распоясались, скоро гляди, - и им командовать станут. Пора показать нахальным юнцам, где кончается знаменитое охоритское гостеприимство, во имя которого он им жизнь сохранил. И Этугея приволокли - этот паскудник еще и врать смеет перед очами хулана!

- Эгэ! (Довольно!) - рявкнул хулан, услыхав про колдуна и духов, да так рявкнул, что в соседних юртах людей от неожиданности подбросило, - Что ж, требуете справедливости- будет вам справедливость. Обвиняете Кухулена? Будет вам суд. Но уж запомните, слово на нашем суде таково, что его не переиначишь. Поняли ли, князья? - он намеренно вложил в этот титул, который только что тут так часто повторяли, оскорбительный смысл. Братья, не ожидая от спокойного (мягкотелого, как они любили выражаться) хулана такой вспышки, в первый момент опешили. Этугей, воспользовавшись замешательством, стрелой вылетел из хуланской юрты - он-то сообразил, что ждать ничего хорошего не приходится, а потому не заходя домой удрал за сопку к своим своякам из рода Лисицы. Да и там, по слухам, несколько недель из юрты носа не казал.

Унарипишти, впрочем, нашел смелость сказать (правда, несколько сбавив тон), что они довольны решением хулана и будут ожидать в своей юрте. Хэчу, белый от бешенства, мерил шагами юрту. Его жена Аю из рода Куницы испуганно следила за ним, не решаясь сказать что-либо, - она тоже первый раз видела мужа в таком гневе, хотя женским своим чутьем и подозревала, что именно такие люди, спокойные, с виду сомневающиеся и медлительные, способны на такую вот слепую ярость, которая копится в них годами, не находя выхода, пока не случится что-нибудь подобное.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});