Живущие среди нас (сборник) - Вадим Тимошин

– Пятнадцать девяносто, – сухо ответил мой собеседник, обиженный, по всей видимости, моей отповедью, и протянул мне ржавый ключ с трёхдюймовым деревянным брелоком с выжженным на нём числом, означавшим номер комнаты. Я вынул из бумажника двадцатку и вручил её портье, сказав, что сдачу он может оставить себе в качестве компенсации того, что я расстроил его любознательную натуру.

Незамысловатое, казалось бы, действие, всё же не обошлось без крупицы странного, и даже, будь я более к тому расположен, пугающего. Когда я брал ключ со стойки, мой взгляд упал на лежащую рядом руку портье. Будь я проклят, если это не галлюцинация, вызванная чрезмерной усталостью после долгой дороги, но я увидел некое подобие перепонок между его пальцами. Я невольно вздрогнул от омерзения, но портье, к счастью, этого не заметил. Поднявшись же по лестнице, я услышал поистине зловещее бульканье из-за одной из дверей на этаже, как позднее выяснилось, из номера, соседнего с моим. Проклиная встрепенувшееся где-то внутри меня любопытство, я подошёл к двери и прислушался. Звук походил на тот, что вы издаёте в ванной в дни простуды, когда доктор настоятельно рекомендует вам полоскать своё горло. Похоже, кто-то в номере последовал совету своего доктора, и занимался полосканием даже слишком усердно – я заметил небольшую лужу под дверью номера. Пришедшее в голову объяснение усмирило дикую кошку любопытства парами обыденности, и я открыл дверь в свою комнату.

Не раздеваясь, я лёг на узкую шаткую кровать, что была едва ли не старше гостиницы, но все ещё могла выдержать человека среднего телосложения, к коим я себя причислял не без удовольствия, ибо для человека не может быть ничего лучше неприметной внешности. Бульканье моего незримого соседа, как мне показалось, стало громче, и как я ни силился отдать свой разум в нежные руки Морфея, мне это не удавалось. Высказав пожелание самой мучительной из смертей тому лекарю, который придумал полоскать горло, я встал с кровати и вознамерился немного пройтись по городку, несмотря на усталость. Говоря по чести, я намеревался принести в жертву божеству сновидений некоторое количество скотча, дабы вызвать его благосклонность. Несмотря на железную руку сухого закона, ценители крепких напитков никуда не исчезли, и я, к моему великому стыду, унаследовал от своего отца привычку посещать спикизи не реже двух раз в неделю. Портье наверняка знал о таких местах, и потому я спросил его, спустившись в холл, не посоветует ли он мне местечко, где можно согреться изнутри. Тот понял мой намёк и, слегка улыбнувшись своим невероятно широким ртом, ответил:

– Выходите из гостиницы, поворачивайте налево и идите до статуи, – он махнул рукой, и я вздрогнул от омерзения, снова увидев перепонки меж его пальцев. Нет, это не было галлюцинацией, теперь я отдавал себе в этом отчёт. Может, какая-то малоизвестная болезнь? – Глаза статуи будут смотреть на небольшой подвальчик, там то, что вы ищете, мистер Тернер. Приятного вечера.

– Спасибо, – кивнул я и вышел из гостиницы в мир необыкновенной сырости и серости, сквозь который мне предстояло пройти к вожделенному миру табачного дыма и лёгкого опьянения. На улице было практически безлюдно, что обыкновенно в столь поздний час, однако несколько прохожих странно ковыляли, точно их ноги не были предназначены для твёрдой земли, к небольшой церквушке в нескольких десятках ярдов передо мной. Я подумал, что для вечерней службы несколько поздно, но, впрочем, не мне судить, кому, что и когда в этом городке делать. Я направился туда, куда сказал портье, и очень скоро вышел на небольшую площадь – в местах, откуда я родом, такого размера принято делать дворики у дома – посреди которой возвышалась каменная статуя в три человеческих роста. Она изображала совершенно немыслимое чудовище, в роду которого, если верить Дарвину, вместо какого-то примата в одном из звеньев была рыба. Собственно, на неё чудовище более всего и походило, если не брать во внимание то, что оно имело мускулистые руки, похожие на человеческие, и, возможно, ноги. Причина моих сомнений кроется в позе, в которой это создание было высечено в камне. Нижние конечности лежали таким образом, что неясно было, хвост это или сведённые вместе ноги с плавниками вместо ступнёй. Надпись внизу, на постаменте, державшем на себе чудовище, гласила «Отец Дагон, хранитель сего города». Прочитав это, я понял, что передо мной некое жуткое божество, которому поклонялись – а может, и до сих пор поклоняются – жители города, и почувствовал, как чёрный лёд ужаса заставляет мою кровь замедлять ток. Воистину, страшен любой человек, слепо служащий своему божеству, ибо никто не сможет сказать, что он способен совершить ради этой веры. А что могут сделать те, кто поклоняются такому чудовищу?

С большим усилием совладав с собой, я разглядел подвал, где, по словам портье, находилось интересовавшее меня заведение, он был буквально в нескольких шагах от ужасной статуи. Я толкнул дверь спикизи и поёжился от полутора десятка подозрительных взглядов, метнувшихся в мою сторону. Посетители подобных мест зачастую знали друг друга в лицо и более всего опасались полицейской облавы, что могла последовать за визитом незнакомца вроде меня. Я закрыл за собой дверь, помотал головой в попытке сказать уже подвыпившей публике, что пришёл лишь с тем, чтобы присоединиться к ним, и, похоже, был понят правильно.

Меня оставили в покое, позволив сесть за одним из свободных столиков и лучше разглядеть здешнюю обстановку. В спикизи находилось с дюжину человек, если не считать меня и хозяина за стойкой. Хозяин столь удачно подобрал освещение заведения, что при взгляде с любого, как мне показалось, угла, сей хитрец являл собой тёмный силуэт. Решение это, как мне думается, не в последнюю очередь имело причиной страх перед полицией, ибо в таком маленьком городке наверняка несложно разыскать человека, запомнив его лицо. Сизоватая пелена дыма дешёвых сигарет, запах которых вызывал желание расстаться с остатками ужина, делала этот грешный мирок несколько далёким от реальности, от которой убегал всякий сюда входивший.

Я посидел некоторое время за столиком, после чего понял, что хозяин не держит официантов, и заказ нужно говорить ему лично, равно как и забирать его со стойки. Я подошёл к силуэту, даже вблизи не ставшему чётче, и коротко, но чётко сказал:

– Три «скотча».

Силуэт кивнул, и спустя несколько мгновений на стойке появились три порции лучшего для меня снотворного. Аккуратно взяв их двумя руками, я вернулся к своему столику, и к большому удивлению обнаружил сидящего за ним незнакомца в чёрном костюме и перчатках из тонкой кожи. Я хотел было выбрать другой свободный столик, но незнакомец жестом попросил меня сесть.

– Мистер Джеймс Тернер, верно? – спросил он, когда я расположился на жутко скрипучем стуле, пережившим, держу пари, не одно десятилетие.

– Откуда вам это известно? – удивился я, достав из кармана плаща, не нашедшего своего места на покосившейся вешалке, портсигар.

– В Соулберри приезжает не так много людей, если не считать рыбаков, что возвращаются из большого города. Вы здесь как на ладони, мой дорогой Джеймс, – с улыбкой ответил незнакомец.

– Так… чем могу быть вам полезен, мистер… ? – я чиркнул длинной спичкой и с наслаждением закурил.

– Грант. Томас Грант. Я прошу вас лишь о нескольких минутах беседы, с другими здешними посетителями её у меня не получается, – Грант кивнул на явно выпивших больше, чем следовало, мужчин в потрёпанной одежде.

– Должен вас разочаровать, – сказал я. – Из меня тоже неважный собеседник.

– Но ведь слушать вы умеете? Умеете, по роду своих занятий, почти наверняка. Вы ведь слушаете мертвецов? – мой собеседник внезапно перешёл на какой-то зловещий шёпот.

– Не мертвецов, а умирающих, – поправил я с некоторым недовольством в голосе. – Да, я в основном занимаюсь тем, что, говоря образно, выслушиваю волю отходящих в мир иной, а затем озвучиваю её родственникам усопшего. Вы заинтересованы в моих услугах?

– В некотором роде, – кивнул Грант и продолжил все тем же зловещим шёпотом. – Если хотите, я сам в скором времени мертвец, и я хочу, чтобы вы выполнили мою последнюю волю. О том, что ваши услуги будут оплачены надлежащим образом, можете не сомневаться. Передайте это агенту Клаусу Рихтеру из Бюро Расследований в Аркхэме, – он протянул мне небольшой блокнот с обложкой из тёмно-коричневой кожи. – Вы ведь оттуда?

– Я не буду спрашивать, как Вы узнали об этом, но Вы правы, – ответил я, взяв блокнот. – Что здесь?

– Записи, которые я делал в ходе моего расследования трагической смерти Эдварда Мостоу. Грант встал из-за столика и тихо, едва шевеля губами, произнёс:

– За сим я должен вас покинуть, мистер Тернер. Ни в коем случае не следуйте за мной, никто кроме этих несчастных рабов Диониса не должен видеть нас вместе, – и он спешным шагом направился к стойке, что было несколько неожиданно, ибо выход был в другой стороне. Но тотчас я понял смысл сего действия. Грант что-то сказал расплывчатому силуэту хозяина спикизи, после чего тот жестом попросил пройти его за стойку, и, когда мой собеседник скрылся в едва различимом проёме, последовал за ним. Очевидно, Грант боялся выходить через главный вход, думая, что его могут поджидать там его преследователи, вполне возможно выдуманные им самим. Он решил воспользоваться чёрным ходом, что был непременным атрибутом любого подпольного заведения. Я мог лишь гадать, насколько чёрным может быть такой ход в подвале, но вскоре оставил эти мысли, вознамерившись хотя бы поверхностно ознакомиться с содержимым переданного мне блокнота.