Искусство творения - Александр Поповский

Вопрос не праздный. Ответ глубоко интересует его.

— Какие особенности? — припоминает селекционер: — Высокая урожайность и значительная, к сожалению, осыпаемость колосьев.

Этого только и надо президенту.

— Вот как! Кто скажет из вас: почему долиновская рожь осыпается? — задает он им трудную задачу и взглядом предупреждает, что никто не увернется от ответа. — Почему?

Все молчат. Лысенко взволнован. Папироса погасла, он с удовольствием сейчас закурил бы, но где искать спички, — тут что ни слово — клад, что ни мгновение — важная новость. Напрасно референт и секретарь взглядом указывают ему на завтрак, напоминают, что уже два часа, — ему некогда, он ждет ответа на заданный вопрос.

— Не додумались? Никто? Ну что ей, бедняжке, делать? К молотилке ее не свезут, — кому она нужна, одиночка! Поневоле научишься сбрасывать зерна. По правилам генетики такие свойства вырабатываются раз в тысячу лет, а ей не терпится, в два-три года научилась.

Несколько мгновений он размышляет, преодолевает внезапное сомнение.

— Осыпается — и пусть. Не все сразу. Лучше других зимует — и хорошо. Много ее у вас?

Он не слышит, что этими семенами в одной лишь Караганде засеяны уже четырнадцать тысяч гектаров. Мысль его там, на полях переселенцев, где из миллиардов семян выжили единицы, подготовленные природой к трудным испытаниям. Лишения родителей сделали потомство жизнестойким, приспособленным к жизни. Измененные условия существования изменяют структуру организмов, наследственную основу — все, что есть сокровенного в природе.

Беседа с селекционерами давно превратилась в семинар. Из их сообщений Лысенко улавливает для себя наиболее важное. Кое-что послужит запалом для новой работы, кое-что обсуждается сейчас.

У селекционера из Караганды еще один вопрос:

— Я, Трофим Денисович, на землях искусственного орошения долго высевал рожь. С годами семена стали крупными — выросли вдвое. Не изнежил ли я этим зерно? Не будет ли ему теперь трудно развиваться на плохой почве?

Президент молчит. Он предоставляет аудитории ответить на этот вопрос.

Многие сходятся на том, что изнеженное зерно в условиях недостатка влаги погибнет.

— Это вы вычитали в старом учебнике, — смеется ученый, — не так ли? По этой теории выходит так: раз человеку грозит голод, он должен заранее подтянуть пояс, чтоб истощенным попасть в условия тяжелой нужды… Запомните правило: культурное растение или животное прежде всего прожорливо. Корова потому дает много молока, картофель — большие клубни, что у них аппетит большой. Диких растений природа не балует, человек им не помогает, все добывается в тяжелой борьбе — вот и приходится пояс затягивать. Но раз семечко стало культурным, обзавелось аппетитом, оно найдет себе пищу, энергичнее будет тянуть соки, так сосать землю, как дикому сородичу и не приснится. Ваше зерно, выросшее на поливном поле, не захиреет. На плохой почве оно лучше будет выглядеть, чем его малокультурный собрат.

Президент возбужден и не так уже следит за своей речью. Прорываются фразы на украинском языке. Русское «вопреки» сменилось украинским «суперечь», и по тому, с каким вкусом Лысенко произносит его, чувствуется, что родная речь близка и дорога ему.

— Вы сделали хорошее дело, — говорит он селекционеру из Казахстана, — спешите закрепить его. Мы должны создать такую зимостойкую рожь, чтоб ей в голову не приходило вымерзать. Не ограничивайтесь же Казахстаном, у нас есть места похолоднее.

На прощанье он поучает:

— Наблюдайте жизнь, учитесь у нее. Помните, что растение никогда не делает ошибок.

Они принимают это за шутку, и он спешит пояснить:

— … и не выдумывает ложных теорий.

День прошел. Позади совещание, небольшая конференция, беседа с пионерами — любителями растениеводства. Завтрак так и недоеден. Опять президент сегодня не был в теплицах, не видал своих помощников, от которых ждет важных вестей. Надо бы высадить некоторые зернышки из тарелок. Пора дать им землицы, — пусть, тянут, сосут… Он разглядывает стебельки под настольной лампой и мечтает о тысячах растений на просторном стеллаже теплицы. Встаешь утром с мыслью о них, днем навещаешь, как близких друзей, а ночью они тебе снятся. Ведь в них смысл всей его жизни, все, ради чего так хочется жить.

ИСТОРИЯ ОДНОЙ НАУКИ

Она родилась в тиши цветущих садов и полей, на солнцепеке огородов и виноградников, под неумолчное жужжание пчел и букашек; эта летающая и ползающая братия была свидетелем первых взлетов человеческой мысли, она же подсказала человеку глубочайшую из тайн грядущей науки.

Занимались ею люди с крепкими мышцами, цепкими руками и зорким, всевидящим глазом. Они владели искусством сеять, пахать, сажать деревья, капусту, пускать в ход кирку и лопату. Лабораторией служили им поля, огороды, сады; предметом изучения — каждый овощ, деревце и кустарник. Они поднимали не тронутую веками целину, растили яблони, тыквы, орошая своим потом неблагодарную землю, а вечерами размышляли о всеблагом провидении, исполненном заботы о человеке. Многосемейные патриархи, они любили поля и сады, отдавая им свои силы и долгую жизнь. Благоговея перед щедротами неба, насытившего природу благоуханием и красками, они смутно догадывались, что ароматы цветов и яркие лепестки их — приманки для пчел и букашек, переносчиков пыльцы. Цветам, опыляемым ветром, некого привлекать, и они мелки, невзрачны, лишены аромата и красок.

Выпрашивая в молитвах благословение на свои пашни, люди, однако, не забывали обильно их унавозить, где надо глубже, где мельче пустить плуг. Веруя, что ключи от чрева земли, урожай и неурожай в руках провидения, они у своих гречишных посевов разводили пчел, чтобы крылатые селекционеры опыляли гречиху; для засушливых мест отбирали семена, устойчивые к засухе, для холодных морозолюбивые. Не опасаясь прогневить небеса, эти люди все делали по собственному разумению. Они верили, что провидению труд их угоден и оно шлет им удачу. Именно им, справедливым и рачительным, бог, сотворивший все живое на земле, дал право и силу изменять то, что он установил раз навсегда. Не слишком прикрываясь лицемерием, эти садовники, землепашцы и огородники — творцы новой науки — вытаптывали цветы, уничтожали слабое семя, переделывали все на свой лад.

Бывало, милостью бога, привалит им счастье. Они найдут его случайно на собственном поле. В одно удачливое утро вынырнет из пшеницы неведомо откуда удивительный стебель — темнозеленый, высокий и крепкий, с колосом тяжелым, большим. Не всякий, конечно, увидит его, — тут нужен глаз меткий и острый, такой, чтобы сорную травинку за километр в хлебах примечать. Раз сокровище попалось, с ним дела немного: вырвать всю зелень кругом, землю хорошенько удобрить — и выйдет куст с полсотней колосьев. Зерно — что горошина, полновесное, крупное, размножь его и сей — лучше сорта на свете не сыщешь. Рассказывают в народе о счастливом аптекаре, который искал траву чистотел — средство против золотухи, чесотки, бородавок, нашел искомое, но в весьма удивительном виде. Точно оборотень какой. Стебель, как стебель, но не похожий на другие. Собрал аптекарь с этой «шутки природы» семена, высеял и разбогател. Не было в мире чистотела лучше, чем у него. Так и прозвали эту находку: «шутка природы». И еще ее называют «спорт».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});