Настоящий Спасатель 2. Назад в СССР - Адам Хлебов

что поиски велись в других квадратах.

Я считал, что руководители поисково-спасательными работами могли бы сообразить, куда нас должно вынести течением и переместить поиски туда, где мы находились.

Надо ли говорить, что эти мои домыслы никак не придавали мне сил, а только забирали остатки.

«Не паниковать, думать головой» — тяжело, словно головная боль, проскрипело первое правило спасателя в голове.

Очень хотелось пить. Жажда жгла меня изнутри. Я хорошо понимал, что тоже самое происходило с моими соратниками, по несчастью. Мы потеряли счет времени. Было сложно смотреть на часы.

Думать становилось всё труднее. Солнце ещё пока не зашло, было светло, но на берегу загорались окна в населенных пунктах. Отдыхая, мы стали рассматривать огоньки на берегу. Начал мигать красный фонарь на маяке.

— То тухнет, то гаснет, — вспомнил я и выговорил дедовскую загадку-присказку про маяк, — надо поднажать сколько можем, через час стемнеет.

Хотя мне самому было нечем поднажать. Сил уже не осталось.

— Давайте без меня, ребята, — сказал профессор. Вы доплывете и пришлете сюда за мной лодку. Я уже не могу.

Ниязов и Лена лежали на воде и очень медленно гребли ластами.

В темное время суток, в километре от берега на воде, ориентироваться даже легче. Маяк не нужно было каждый раз искать глазами.

Но я помнил, что нас подстерегала бы другая напасть. Холод. Даже самые опытные, тренированные и сильные пловцы не справляются с этой бедой, когда холодает. Я уже ощущал холод. И стал гнать от себя мысли о нем.

Цепочка событий простая: усталость, потом гипотермия (*Нарушение теплообмена, которое проявляется значительным понижением температуры тела человека, до значений ниже 35 °C.), потом судороги, потом конец.

Вдруг я почувствовал острую боль. Она привела меня в состояние ясного сознания. Меня ужалила медуза в правую кисть, когда я подныривал брассом. Стало печь и колоть. Я снова был готов бороться за свою жизнь и за жизнь тех, за кого отвечал.

Я посмотрел на меняющийся цвет моря. Чёрная водяная бездна внизу никаких эмоций не вызывала. Волны уже не загораживали мигающей красной лампы маяка и были видны фары машин, проносящихся по шоссе.

Волнение стихло совсем. Я с трудом ворочал языком, распухшим от жажды и соленой воды.

— Давайте, родненькие. Не время раскисать. Шторма нет, волны улеглись, течение медленно толкает нас к берегу. За полчаса — сорок минут доплывем.

Я врал безбожно, но мне нужно было пробудить в них надежду.

Маски натёрли нам лица. Мне казалось, что в некоторых местах до крови. Сплошной дискомфорт. Болело тело, ныла ужаленная рука, хотелось пить и было холодно.

Но что-то внутри меня работало, как ракетный двигатель и не давало погаснуть желанию спасти Лену и профессора.

Я поймал себя на мысли, что наверно, если бы был один, то давно бы уже сдался.

— Хрен, тебе! — подплыл к засыпающему Ниязову, и развернул его в себе лицом из последних сил, — посмотри на нее! Ты не должен спать ради нее. Она держится. Видишь? Давай, ты тоже держись, Ниязович! Будем вместе грести. Давай!

Но он закрывал глаза и, как мне казалось, ничего не понимал из того, что я ему говорил.

Мне хотелось сорвать с него шлем и врезать ему. Влепить пощечину. Отдубасить.

Но вместо этого, я положил его спиной к себе на грудь и медленно, поплыл перебирая ластами.

— Лен, давай. Держись за меня.

Девушка совсем плоха, подумалось мне. Она была похожа на сомнамбулу или зомби. Цвет ее кожи стал темным в лучах заходящего солнца. Она плыла брассом, лицом к берегу. Глаза ее смотрели в одну точку и ничего не выражали.

— Что видишь? — я понял

Она промычала в ответ что-то нечленораздельное.

— Машины?

Лена не ответила. Остановился и посмотрел туда где она только что скрылась под водой.

Это длилось мгновение. Я ощутил весь ужас выбора. Кого из них спасать? Да и смогу ли я? Сомнения разрывали сердце.

Не паниковать и включить мозги.

Всё, что я смог сделать — так это выбросить в ее сторону руку, пытаясь выхватить ее. Мне удалось коснуться ее гидрокостюма. Отлично. Я зацепился кончиками замерзающих пальцев. Было больно. Двоих я не вывезу. Я едва держал ее. Лена должна была помочь.

— Ты обещала помогать!

Она вынырнула и сделала глубокий шумный вдох.

И тут я внезапно услышал звук двигателя. Это было лучше любой музыки. Моторка. Звук усиливается. Идет к нам.

— Профессор просыпайся, нас нашли. Эй! ЭэээЙ, Ниязович! — это было больше похоже на стон, чем на крик.

Я вынырнул из-под него.

— Кричи, профессор! Держись на воде! Мне нужно помочь Лене…

Он встрепенулся, открыл глаза и развернулся на звук. Я ушел из-под него в воду. Потом с силой потянул на себя гидрокостюм Лены, положил ее себе на грудь, развернулся боком к берегу.

Мне хотелось видеть, как к нам приближалась лодка в лучах солнца, садящегося за горизонт

Глава 2

Это были местные рыбаки, заметившие нас в бинокль. Зная об особенностях течения, они тоже ждали погоды погоды. Один из разглядывал от скуки море в бинокль и после того, как волнение улеглось — обнаружил наши головы над водой. Они не были уверены в том, что это люди, но решили выйти в море и проверить. На наше счастье.

Понятно, что в это время года такое можно увидеть, только, если с нами произошло какое-то ЧП.

Я сидел у них в небольшом хозблоке, укутанный одеялом и одетый в зимнюю рыбацкую куртку теплые ватные штаны и шерстяные носки.

Я никак не мог согреться, хотя держал в руках зеленую эмалированную кружку с горячим чаем.

Рядом со мной в таких же одеждах сидел профессор, а Лена лежала на импровизированной софе, наспех собранной рыбаками низ досок и двух матрасов.

Рыбаки, которые подобрали нас находились тут же. Это были сухощавые, но крепкие, жилистые люди с загорелыми лицами бронзового цвета.

Их руки были испещрены длинными шрамами, прорезанными бечевой и сетями.

Чувствовалось, что глубокие морщины — на шеях, лицах и особенно в уголках глаз, появились от ежедневной тяжелой работы в море.

Так бывает у тех работяг, которые постоянно на солнце морщатся от напряжения и чрезмерной физической нагрузки.

В их облике было, что-то величественное и благородное, сродни древнеримским статуям.

Самый старший лет шестидесяти, с мясистым лицом, был лыс, кривонос и похож на сенатора Марка Порция Катона. Он отдавал короткие