Виновны в защите Родины, или Русский - Тимофей Круглов

Уголовный кодекс Латвийской ССР

Статья 59. Измена родине

Измена родине, то есть деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб государственной независимости, территориальной неприкосновенности или военной мощи СССР, переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти, — наказывается лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки или смертной казнью с конфискацией имущества.

Ели растворилисьВ молоке ночном,Птицы притаились,Встал на якорь дом.Окна отворились —Воздуха глотнуть…Как же мы любили,Выбирая путь.Млечный путь в Россию —Наш тернистый путь.Как же мы просилисьОтдохнуть чуть-чуть!Как же мы усталиНа пути домой.Как мы не рассталисьНа дороге той?Речка на излучине,Рельсов полукруг.«Все еще получится», —Говорит мне друг…Ели да березы,Сосны да рябины —Ходят рядом грозы,Да проходят мимо.По дороге к храмуДевочки в платочкахЗа юбку держат маму.Я вернулся! Точка.[1]

Пролог

Вся квинтэссенция поэзии —

Скользящее по яйцам лезвие.

Валерий Иванов

Валерий Иванов — мой сосед по даче. До его приезда в Вырицу я, признаться, скучал. Осень 2005 года выдалась погожая, солнечная, теплая. Чего, казалось бы, лучше? Сиди, отдыхай, наслаждайся новым и неожиданно грустным своим состоянием. Привыкай к тому, что ты теперь пенсионер. Пусть пенсион небольшой, но я ведь и без него материально достаточно независим! Да и не был я так уж изнурен работой в последние годы. Больше числился, чем отсиживал в присутствии. Но и давней мечты своей — перебраться на дачу окончательно и бесповоротно — осуществить не мог. Я, к несчастью, человек одинокий теперь, а жить на два дома одному тяжеловато.

И вдруг рубеж перейден. Я перевез на дачу самые дорогие мне вещи, квартиру в Питере сдал надолго приятелю сына, а сам затворился в одиночестве. Доживать. После смерти жены привычный мир рухнул. Творческих планов не осталось. Точнее, не осталось к ним интереса — и тоже внезапно. Август и сентябрь я провел в хозяйственных заботах, устраиваясь впервые зимовать в теплом, но не совсем еще готовом к круглогодичному проживанию доме. За хлопотами время прошло незаметно. А потом вдруг меня охватила тоска. Взрослые дети живут своей суматошной жизнью — делают деньги. Маши уже два года как нет со мною.

Я ходил по грибы, слушал тишину в осеннем лесу, нарезал огромными кусками прозрачный, осязаемо насыщенный свежестью воздух и глотал его жадно, прижимая руку к уставшему сердцу.

Соседи не докучали, благо в Вырице нет тесноты — все живут просторно. Да и не связывало нас ничего. С одной стороны дом вообще пустовал уже два года. С другой стороны — лес. Осенью, когда разъезжаются тысячи дачников, можно гулять по поселку часами и никого не встретить, кроме цыганской подводы.

Потому я и не знал сначала — обрадоваться или огорчиться, когда солнечным октябрьским утром к пустовавшему рядом дому, устало урча дизелем, подкатила тяжелая фура с прицепом. Я как раз возвращался из леса с лукошком. Хочешь — не хочешь, а пришлось пройти мимо. Водитель уже отцепил прицеп, в котором поблескивала за отдернутым задним пологом легковая машина, и теперь подавал фургон к железным воротам. А посреди кривой улочки, прямо на моем пути, стояли обнявшись мужчина и женщина средних лет. Они оглядывались вокруг так, словно наши раскидистые ели и высокое небо над ними, трава по пояс на обочине и пронзительно желтый березовый лист в луже под ногами были пейзажем иной планеты. Неожиданно для себя я поздоровался с ними…

К вечеру, когда бесчисленные коробки с книгами, книжные стеллажи, старинные письменные столы, компьютеры, мониторы и немногие другие вещи были наконец внесены в дом и кое-как распиханы по углам, хозяйка пригласила всех к столу. Я тоже отказываться не стал. Среди людей, почти тут же после приезда новоселов явившихся из города помочь в разгрузке, оказались мои хоть и шапочные, но знакомцы — довольно известный режиссер телевидения и популярный в перестройку тележурналист. Дело пошло веселее, да и интерес у меня появился к приезжим нешуточный. Видно приелось мне добровольное одиночество. А может, писательский инстинкт проснулся — соседи мои новые оказались людьми любопытными.

Маринованые копченые куры, латвийский сыр, огромные караваи душистого ржаного хлеба, Рижский черный бальзам, крепкий кофе. Катерина — жена нового соседа выглядела очень молодо для своих сорока лет и несмотря на бессонную ночь, проведенную в дороге, без устали потчевала мужчин, легкой поступью сновала по непривычному еще большому дому, разыскивая то посуду затерявшуюся, то скатерть. Потом откинулась наконец с наслаждением на спинку мягкого кресла, легкая тень усталости появилась на раскрасневшемся, как от жара, лице. А в живых, проницательных карих глазах все стояло какое-то неверие в окруживший всех внезапно уют. В огонь камина, с гудением бившийся в жаропрочное стекло, в пронзительный синий осенний вечер за окном, в свежее дерево внутренней обшивки старой бревенчатой дачи. В лица друзей мужа, горячо обсуждавших планы на будущее, в их живую и русскую речь. Как будто могло быть все иначе, как будто и мы не в России живем.

Хозяин — Валерий Алексеевич устроился так, чтобы видеть всех и курил беспрерывно, запивая дым черным кофе. Поредевшие русые волосы, рыжая короткая бородка на широком русском лице, чуть прищуренный острый взгляд. Кошачьи мягкие повадки уже погрузневшего, заматеревшего большого тела.

Рассказывает хорошо поставленным сочным голосом историю из новой своей — российской жизни:

— Мы ведь сначала в Питере квартирку маленькую покупали, дом уж потом — в надежде, что когда-нибудь сюда, за город, окончательно переберемся. Звоним в агентство, говорим, так и так, хотим квартиру купить. А еще к зимней даче присмотреться, да родителям квартиру помочь купить и теще тоже. Короче говоря, серьезные покупатели. А тетка на том конце провода капризно так спрашивает:

— А вы из Петербурга или переезжаете откуда-то? — Отвечаю терпеливо.

— Переезжаем. Из Латвии, на постоянное место жительства в Россию.

— Откуда?! Из Европейского Союза в Россию?!!

— Да, а что ж такого?

— Да как же вы можете из свободной демократической страны в нашу дикую совковую грязь?!

— Простите, я что-то не очень хорошо понимаю, вы можете предложить нам варианты?

Нам нужно купить для начала небольшую квартиру в Петербурге, а потом еще…

— Нет, это я вас не понимаю! Да вы что, с ума сошли — переезжать в Россию?

— Послушайте, я с кем разговариваю? С агентом по продаже недвижимости? Это риэлторское бюро?

— Да, конечно. Но вы хорошо подумали, прежде чем уезжать из Европы? Вы знаете, какая у нас в России страшная жизнь?

— Я знаю совершенно точно только то, что вы, девушка, в Европейском Союзе уже давно вылетели бы с работы и собирали пропитание в мусорных баках!

— Это почему?!

— Да потому, что я хочу приобрести сразу несколько объектов недвижимости. Дорогих объектов. А вы меня посылаете… обратно в Латвию.

— Я не понимаю.

— Ваше счастье, что вы даже этого не понимаете! Вот потому-то я и еду в Россию, а не наоборот!

Все дружно засмеялись, как будто история и в самом деле была смешная. Как соучастники, прямо… А я… Я впервые задумался над тем, какие мы все же разные люди. Я сразу уловил эту «разность» — неуловимую на первый взгляд. Но вот в чем она состояла, так и не мог пока определить. На первый взгляд люди как люди. Такие же русские, как и я. Так в чем же дело? Что царапает меня чуть ли не при каждой реплике Иванова? И ведь друзья его — питерцы, ничуть не отделяют его от себя. Ну, понятно, давно, еще с перестройки, знакомы. Я это выяснил уже, перебросившись накоротке со своими знакомцами во время коротких перекуров, когда таскали вещи. Для них Иванов такой же точно русский, как они. А для меня — нет И они сами, Тышкевич с Украинцевым, снимавшие обо мне очерк когда-то; они скорее с Ивановыми одно целое, чем со мной. Что за штука такая неожиданная?

Я улучил момент и перехватил Тышкевича, вышедшего во двор, проветриться после жаркой уже от камина гостиной.

— Послушай, Анатолий Александрович, ты мне расскажи хоть немного об Ивановых — соседи все же теперь, что за люди?