Юбер аллес (бета-версия) - Юрий Нестеренко

Он остановил "BMW" у ворот пропускного пункта. Седоусый охранник важно изучил пропуск, сверил фотографию с оригиналом, и, наконец, с достоинством кивнул. Интересно, неожиданно подумалось Власову, воевал ли он? Тогда, в ту войну? Судя по возрасту, мог успеть. Возможно, даже на Восточном фронте. Хотя нет, вряд ли: там все закончилось в сорок третьем, а охраннику вряд ли тогда было больше шестнадцати. А вот в последней попытке высадки в Англии мог и поучаствовать... Но Власов никогда не заговаривал с охранником, и сейчас не стал нарушать этой традиции.

Миновав застывшие в ряд транспортные "Дорнье" с зачехленными моторами и одинокую пилотажную "Экстру 300", Фридрих подъехал к своей стоянке и заглушил двигатель. Он взял с заднего сиденья шлем, вылез из машины и торопливо застегнул теплую пилотскую куртку, ежась от сырого февральского ветра. Машинально прикинул направление: западный. Значит, взлет по полосе 26. Карл, механик, уже заметил его и приветственно махал рукой от самолета. Власов махнул в ответ и зашагал к "Блом унд Фосcу". Хромота была едва заметна, незнающий вряд ли обратил бы внимание. Ханс-Ульрих Рудель одерживал победы без правой ступни, а Виктор Петерман так и вовсе без левой руки. У англичан был в свое время летчик-истребитель, летавший без обеих ног, и у русских тоже.А тут всего-то одна голень чуть короче другой. Но... "сейчас не военное время, херр оберст, Люфтваффе не нужны герои, летающие на пределе своих сил". На самом деле, конечно, дело не в голени, у него были проблемы и посерьезнее, особенно с позвоночником, после которых ему противопоказаны перегрузки выше 4 g... Хотя его все равно называют везунчиком. В конце концов, в истории было лишь два пилота, которым удалось посадить на брюхо в чистом поле "Мессершмит 600" и сохранить после этого способность рассказывать об этом. Вторым стал майор Эрих Баумер, три года спустя. Баумер тоже ушел из истребителей - говорят, что сам, решив, что "одного предупреждения свыше достаточно". Власов не был суеверен, он сопротивлялся медикам до конца. Но, как говорят летчики, "разница между военврачом Люфтваффе и террористом в том, что с террористом можно договориться." И вот - в тридцать пять лет, можно сказать, на взлете карьеры, ему вешают на шею Рыцарский Крест и выпихивают на пенсию. Идите куда хотите, херр оберст, ваши заслуги не будут забыты...

И ведь действительно не забыли. Тогда-то его и подобрали люди Мюллера, предложившие новоиспеченному пенсионеру послужить Фатерлянду в новом качестве. Как потом выяснилось, в Управлении работало немало бывших военных летчиков, да и вообще профессионалов в различных областях, в прежней жизни не связанных с разведкой и контрразведкой. У Отто Мюллера была на сей счет своя теория, что спецслужбы, в силу их крайней замкнутости, находятся под вечной угрозой застоя и закукливания, и им необходим постоянный приток свежей крови...

- Как птичка? - осведомился Власов, подходя к самолету.

- Рвется в небо, господин барон! - на обветренном лице техника сверкнула белозубая улыбка. Фридрих мысленно усмехнулся: казалось бы, ну какое значение имеет этот феодальный титул сейчас, в конце ХХ века? Тем более что все его баронство - во втором поколении... Но Карл всегда произносил титул с явным удовольствием и без всяких просьб со стороны Власова. Дойчи любят субординацию.

Фридрих протянул технику ключи от "BMW", добавил хрустящую десятимарочную купюру: "Позвоните в бюро проката, пусть заберут автомобиль" - а затем обернулся к "Блом унд Фоссу". Похлопал "птичку" по крылу, словно по плечу - старого друга. В принципе, это не был жест нежности, летчик перед вылетом должен лично осмотреть самолет - нет ли где трещин и прочих дефектов. Но Власов и впрямь еще с училища любил эти машины, их причудливый асимметричный дизайн, ставший визитной карточкой "Блом унд Фосс". Вынесенная на крыло отдельно от фюзеляжа кабина, хвост, идущий не только не по центру, но и фактически лишенный одного из горизонтальных стабилизаторов, нередко еще и причудливый излом крыльев... Конечно, главную роль в воздушной войне сыграли не Блом и Фосс, а старина Вилли Мессершмит, но... им попросту не дали как следует развернуться. Непривычный облик BV смущал даже молодых офицеров Люфтваффе - что уж говорить о райхсмаршале Гёринге, чей летный опыт безнадежно увяз во временах Первой мировой! А зря, ей-богу, зря. Уж по крайней мере американским "Лайтнингам" BV могли составить весьма достойную конкуренцию. Да и пресловутые "Мустанги", при всей их быстроте и маневренности, не шли ни в какое сравнение с "Блом унд Фоссами" по обзору из кабины и устойчивости на малых скоростях. А 194-я модификация с двойной силовой установкой - турбовинтовым двигателем в фюзеляже и реактивным в гондоле позади кабины пилота - вообще была самолетом на все случаи жизни, который мог носиться по небу, как реактивный истребитель, и садиться на короткую полосу, как тихоходный биплан. BV 494, личный самолет Власова, был наследником именно этой модели. И сейчас, забираясь в прозрачную, похожую на изящную елочную игрушку кабину на правом крыле, Фридрих подумал, что после выхода на маршрут включит реактивную тягу. Полет по служебной надобности - значит, контора оплатит топливо.

В Берлине он будет уже через час.

Kapitel 2. Тот же день, около полудня. Берлин, Принц-Альбрехтштрассе, 8.

Зала с приспущенными шторами терялась вдали в полумраке. Шаги на мраморном полу клацали с отзвоном, пугая позолоченных ангелочков, нарисованных высоко на потолке вместе с голубыми и изумрудными облаками.

Мюллер чуть отодвинул тяжёлую штору. На мрамор легла косая призма белого света. За окном сияла прозрачная берлинская зима.

При дневном свете стало заметно, что вид у Мюллера неважный. Набрякшие веки, тени под глазами, нижняя губа капризно оттопырена... Впрочем, Власов не обманывался. Он знал, что в таком состоянии шеф способен проработать тридцать часов, подгоняя валящихся с ног молодых подчиненных.

- Dobri' den, dorogoi, - произнес Мюллер, продолжая стоять вполоборота к окну.

Фридрих в который раз подумал, что рачительная природа, вложив в черепную коробку шефа недюжинный запас ума и хитрости, изрядно сэкономила на чувстве юмора и тактичности. Впрочем, Мюллер крайне редко напоминал Власову о его русских корнях. И если уж шеф принялся тяжеловесно шутить на эту тему, значит, его настроение и впрямь хуже некуда. Вероятно, самым мудрым было бы не обращать внимания и перейти сразу к делу, но любая неграмотность резала ухо Власову почти физически, и он не сдержался:

- Извините, шеф, но русские так не говорят. "Дорогой" - это форма вежливости, принятая в личной переписке, и употребляемая только вместе с именем. В других случаях это слово означает "требующий больших денежных затрат". Моё жалованье пока что не даёт оснований...

Шеф вдруг издал смешок - если это ржавое поскрипывание можно было назвать смехом.

- Если вы имеете в виду счет за керосин, то вы сами хотели, чтобы я прилетел как можно скорее, - Власов чувствовал, как нарастает его раздражение. - На винтовой тяге я был бы сейчас еще...

- Простите старика, Фридрих, - отсмеялся Мюллер. - Просто я только что с совещания. Эти ослы собираются в очередной раз урезать нам финансирование. Скоро они придут соскребать с потолка позолоту, - он показал взглядом на ангелочков.

- Если бы, - вздохнул Власов. - Каждый раз, когда я смотрю на это...

- Как в итальянской церкви? Да, очень похоже. У меня дурной вкус, я это знаю. Но я терпеть не могу то самодовольное уродство, которое у нас называют "дойчским стилем"... Ничего, Фридрих, рано или поздно это безобразие ликвидируют. И вместо него здесь будут три кабинета, обшитых дубовыми панелями. Когда они найдут деньги на реконструкцию здания. Надеюсь, я до этого не доживу.

- Все так серьёзно? - вежливо поинтересовался Власов.

- Серьёзней некуда, - подтвердил Мюллер. - Они и в самом деле решили, что нам пора ужиматься.

Слово "они" шеф сопроводил характерным движением головы в сторону письменного стола, над которым висел чёрный портрет. Вообще-то руководителю его ранга полагалось бы иметь над столом все три, но Мюллер понимал всю деликатность своего положения: выставленные напоказ изображения предшественников нынешнего Райхспрезидента могли бы, чего доброго, восприниматься как выражение каких-то политических симпатий. Что, по мнению Мюллера, было бы совершенно некстати.

- Похоже, - продолжал скрипеть шеф, - мы слишком хорошо работаем. Или полвека гегемонии в Европе чересчур размягчающе действуют на некоторые мозги. Или что у них там наложено вместо мозгов.

- Или их слишком мало интересует Райхсраум, - подхватил Власов. - Сейчас вошло в моду любить Фатерлянд в его, так сказать, естественных границах.

- И вы о политике! Помилосердствуйте, Фридрих, я и так уже весь пропитан желчью. Давайте всё же о наших делах, - Мюллер, наконец, полностью повернулся к нему. - Вы знали Руди Вебера?