Одинокий колдун - Юрий Ищенко

Когда спрыгнул на землю, Ханна заметила его, крикнула угрожающе, кинула камень. Егор пригнулся, шмыгая по кустам, замел следы, а потом прокрался к котельной. Настороженно вышел к старику, готовый если что, дать стрекача.

На самом деле, понял Егор, истопник вовсе не был старым. Не старше отца Егора. Наверно, он был больной и одинокий, и стал совсем плохо выглядеть. Редкие сивые волоски, стриженные под полубокс, поблескивали от пота на коричневом морщинистом черепе; какие-то пятна виднелись на воротнике выцветшей цветастой рубахи. На Егора без всякого выражения смотрели глубоко запрятанные блеклые глаза с укрупненными зрачками, колючая седая щетина как плесень укутала худое, изрубленное складками, загорелое лицо. Он весь был очень худой, даже изможденный. Налил себе в стакан из бутылки жигулевского пива, и Егор увидел, как дергаются под тонкой прозрачной кожей на руке старика косточки и узлы сухожилий. Егору становилось все более страшновато.

— Пить хочешь? — глухо, слабым голосом спросил истопник.

Егор кивнул, получил полстакана пива, с любопытством посмотрел, как шипит, истончаясь, в сосуде шапка белой пены. Пиво он пил впервые в жизни, сделал несколько глотков, и лишь потом почувствовал, какое оно горькое. Скривился, замотал головой. Хотя чем-то пиво понравилось.

— Запить надо, — понимающе кивнул истопник. — Сходи в котельную. Там на столе графин с водой. Тащи графин сюда.

Мальчик вошел в котельную.

2

Внутри было гораздо больше места, чем в их коммунальной комнате. Первым делом Егор подбежал рассмотреть огромную топку с двумя дверцами. Вся топка, как чудовищная неправильная бочка, скрипела, сочилась струйками дыма, будто дышала. Металл на дверцах раскалился, светился красным. Внутри глухо и надрывно завывало пламя. Пахло дымом, приятно пахло, как в деревне у бабушки, там Егор мог подолгу нюхать носом около растопленной печи.

Разные, огромные и тоненькие, трубы выныривали из под земли, влезали в котельную со всех сторон сквозь стены. Скрещиваясь, извиваясь, они втыкались одна в другую, а самые толстые подползали к огромному чану над топкой. Трубы были разных цветов: в черной копоти и в белых цинковых обертках, еще выкрашенные синей и красной краской, они напоминали огромный клубок змей, застывших в схватке. В головке Егора слегка зазвенело после пива; ему почудилось, что трубы лишь притворяются застывшими, а сами вот-вот набросятся на него. Он отошел подальше от труб и от топки, к стене. У стены валялся железный лом, мотки проволоки, горбыли и ящики с гвоздями и инструментами. Громоздилась в дощатом коробе груда черного блестящего антрацита.

За выгородкой из двух больших листов фанеры он обнаружил жилой угол: самодельный кривой стол, низкий топчан, обитый вонючим дерматином. Почему-то сильно пахло свежей древесиной, на полу валялась щепа. Егор заинтересовался и нашел груду, прикрытую рогожей. Откинул край тряпки: ровно сложенные колья, метра полтора в длину, все как один остро затесанные, лежали под тряпкой. Егор не удержался, взял на пробу один кол, повертел в руках — он очень пригодился бы мальчику для защиты от врагов, легкий, надежный. Никто бы не усомнился, что перед ними вовсе не фашист, а русский богатырь. Вроде Алеши Поповича. И решил Егор присвоить колышек.

На стенах много было понавешано всякой дряни (так определила бы его мама), сам он догадывался, что это все полезные вещи: картинки из журналов, непонятные рисунки красками и углем на дощечках, палочки, пучки трав и засохшие букетики цветов. Они совсем засохли и шевелились от сквозняка, на некоторых сухих ветках были огромные колючки. Егор многих растений в жизни не видел, и еще они сильно пахли, он чуть не расчихался.

Черный кот, огромный и важный, как какой-нибудь барбос, прошел мимо Егора от топчана к топке, свалился прямо на грязный пол возле раскаленных дверец, выставил жару пушистое белое брюхо. Мальчика кот игнорировал — а Егор не мог глаз отвести, потому что кота он раньше у мусорки или в сквере не видел, и теперь соображал: а что, если кота на крыс натравить?

— Мальчик, тебя ко мне Ванда послала?! — вдруг совсем иным, чем на завалинке, громовым и страшным голосом спросил из-за его спины истопник.

Он недавно вошел в котельную и следил за действиями Егора.

— Сказала, чтобы для нее кол стащил. Так? — старик не спеша шел к мальчику.

Егору показалось, что глаза у истопника стали светиться или сильно увеличились, как у ночных животных. Очень захотелось Егору кивнуть, чтобы отвязался старик, и помчаться прочь, крича о помощи. Но Егор не поддался страху.

— Я, я боюсь Ванду, — сказал он тихо, а потом что-то потянуло за язык, и он добавил. — Но я против нее, она противная!

Что-то щелкнуло, или что-то мелькнуло перед его глазами. Он зажмурился, снова открыл глаза. Противно заверещал кот. Но уже обстановка изменилась. Истопник стал нормальным, стал дряхлым и беспомощным старичком. И глаза его не сверкали, а жмурились, — потому что распахнулись двери топки, и в котельной заиграли отблески пламени.

— Ладно, салажонок, извини, если напужал. Сейчас ты иди домой. Завтра приходи, пивца выпьем.

Егор сморщился и отрицательно мотнул головой.

— Не понравилось пиво? — огорчился истопник. — Ну, не хочешь и не пей. Мне больше достанется...

За дверью что-то затрещало, грузно шлепнулось, загремели бревна завалинки. Послышался треск материи и негромкие крепкие выражения:

— Ах, мать вашу, единственный пиджак... Какого хрена досок понаставили, чтоб вас тут всех к лешему...

В котельную вошел очень странный и непонятный, даже по сравнению с истопником, человек. В черном длиннющем пиджаке со свежей прорехой на боку; на коротких ногах пузырились штаны в светлую полоску. Огромный живот вылезал из пиджака и штанов, как новорожденное чудовище — и в расползшуюся рубашку Егор сразу увидел свинячий пупок на животе пришельца. Лицо было круглое, очень толстое, ни глаз, ничего не увидишь, кроме кончика картофельного носа и губ бантиком.

— Кузьмич, глянь, с чем я сегодня! — восторженно забурчал толстяк.

И вытащил из карманов штанов две поллитровки водки. Тут же наткнулся на обмершего Егора и почему-то мгновенно вспылил:

— Господь с нами, что за шантрапа? А ну брысь! Прочь, прочь, бесенок!

Истопник захохотал. Егор опрометью побежал, обогнув толстого и противного алкоголика, выскочил из котельной, рысью пересек двор и заскочил на свой третий этаж. Там и отдышался. Оказалось, ни мамы еще не было, ни отец с рыбалки не вернулся. Ему дала кусок ржаного хлеба соседка-татарка, Веркой все ее звали, хоть и было ей не меньше сорока. Хлебом Егор и поужинал, запив водой из-под крана. Долго потом сидел, приставив табурет к окну. Комнату отец перед уходом зачем-то запер — а воровать все равно нечего было, даже спиртного не было. Теперь пришлось сидеть, глаза соседкам мозолить, они готовили свои запашистые ужины, громко болтали, хохотали. Некоторые мылись под краном (ванной в коммуналке не было): толстые, задастые, с гигантскими мягкими шарами грудей, из которых выпирали черно-красные соски; из подмышек и низа животов лезла густая черная поросль. Егор давно навидался такого, потому не стеснялся, предпочитая смотреть во двор. И бабы не обращали на него внимания. Когда кухня опустела, он влез на подоконник и смотрел, в окна напротив, что где делается. Как кино, только без звука. И еще старался что-нибудь разглядеть у котельной, ее тусклые огоньки тоже были видны в его окно. В котельной огонь не гас до полуночи. А потом заснул у окна Егор.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});