Журнал "Вокруг Света" №8 за 2005 года - Вокруг Света

Обитают в Баррио Антигуо студенты, богема и интеллектуалы. Государство специально платит предпринимателям, чтобы они не открывали там контор и супермаркетов. Таким образом, атмосфера «коридоров искусства», которыми становятся старинные улицы во время ежегодного одноименного фестиваля, остается нетронутой.

А МАРКО из-за своего местоположения оказывается чем-то вроде ворот в эту обаятельную и разнообразную среду. Перед тем как углубиться в нее, люди, как правило, встречаются у музея, а именно — возле удобной каменной скамьи с высокой спинкой на том его углу, который обращен в сторону Баррио Антигуо. Удобно и недалеко…

О почившем же в бозе Музее искусств Монтеррея, работы из которого я видел в аэропорту, этого как раз нельзя было сказать. Хотя он и располагался с точки зрения современных выставочных технологий «правильно» — в очень красивом промышленном здании начала ХХ века, где прежде варили пиво. Но — на заводской окраине, в окружении уродливых, безликих цехов, складов и ветхих бедняцких жилищ. Теперь там Музей пивоварения, представляющий всеобщему вниманию весь технологический цикл этого производства. При нем в специальном садике бесплатно наливают только что сваренный пенный напиток. О том, что еще пять лет назад здесь экспонировалось современное искусство, напоминают только модернистские скульптуры во дворе. Их, видимо, оставили потому, что они похожи на выставленные рядом пивные агрегаты.

По-моему, все это логично. Ценители духовной пищи, как мы знаем, «ногами» проголосовали за МАРКО. А любители пива поедут в такое важное для них место, где бы оно ни находилось. И нет нужды тратиться на дорогого архитектора.

Причина третья — архитектура

Если в наши дни попечители какого-нибудь музея хотят сделать из него сенсацию, им не обойтись без архитектурной «звезды». «Звезда», естественно, запрашивает кучу денег, но они окупаются славой и толпами посетителей.

Так произошло и в Монтеррее. Для создания МАРКО наверняка пригласили бы автора Башни коммерции и единственного мексиканского лауреата Прицкеровской премии (аналог Нобелевской в мире архитектуры) Луиса Баррагана, но он скончался в 1988 году. Пришлось довольствоваться «вторым номером», Риккардо Легоррето, который вышеупомянутой премии не получал, но заседает в ее жюри, что тоже очень почетно. Кроме того, отцам-основателям МАРКО, видимо, импонировал стиль Легоррето, который является лучшим современным интерпретатором мексиканской архитектурной традиции (в этом можно убедиться, взглянув на сеть его отелей «Камино-Реаль» в Мехико и Канкуне или, скажем, на детский естественно-научный музей в Сан-Хосе).

МАРКО вышел очень похожим на собственный дом Легоррето, умеющего находить необычное в обычном. Такие же стены, выкрашенные теплой охрой, пересекаются на разных уровнях под прямым углом, образуя причудливую геометрию. Однородную структуру поверхностей разбивают узкие, но многочисленные и многофункциональные окна-прорези. С одной стороны, в них угадываются вариации на тему музейного логотипа. Еще — они наполняют залы естественным светом, задерживая при этом снаружи тропический зной. И наконец, как полноценная часть экспозиции, продуманы виды. Иногда перед вами вдруг открывается Гран-пласа с башней Баррагана, иногда — далекие вершины Сьерра-Мадре, но никогда — случайный визуальный мусор.

Так же и с центральным патио. Вроде бы это общее место латиноамериканской и андалусийской архитектуры, но, как, собственно, и все в МАРКО, здесь он продуман своеобразно. Во-первых, взят под крышу — для защиты от частых дождей. Во-вторых, по нему нельзя гулять, а можно только двигаться вдоль внешних двухуровневых галерей: мозаичный пол покрыт водой. Каждые 20 минут из широкой трубы, вмонтированной в стену, вырывается прохладный поток, который заполняет «бассейн». Затем он постепенно мелеет (влага уходит по специальным стокам), и все повторяется сначала. Простой и «естественный», как бы подсказанный самой природой, не нуждающийся в компьютерной графике и лазерной технике, аттракцион опять-таки выглядит самостоятельным произведением современного искусства. Хеппенингом. Во всяком случае, посетители, особенно дети, смотрят на это скромное зрелище как завороженные — иногда часами (тем более что его можно наблюдать прямо из музейного кафе).

При помощи этих и других приемов агрессивность выставленных произведений (современное искусство обычно агрессивно) смягчается. Бродя по бесчисленным закоулкам, переходам, коридорам, разновеликим залам, галереям и дворикам, соединенным лестницами, посетители невольно ощущают уют хорошо спланированного загородного дома вместо стерильно-нейтрального духа, свойственного галереям актуального искусства. И бронзовая голубка перед входом в МАРКО (работа Хуана Сориано, мексиканского скульптора, живущего в Париже) выглядит на этом фоне вполне уместно.

За МАРКО Рикардо Легоррето получил множество наград, в том числе важную премию Азиатско-Тихоокеанской программы Кеннета Брауна по культуре и архитектуре. Монтеррей приобрел самое красивое за всю свою историю здание, общепризнанный архитектурный шедевр. А сами попечители музея, как это ни парадоксально, — главный и единственный постоянный экспонат, который способен поддержать престиж «заведения» независимо от успеха или неуспеха той или иной выставки.

Причина четвертая — собственно коллекция

…Точнее, ее отсутствие. В МАРКО нет постоянной экспозиции, как, по большому счету, и собственного постоянного фонда. Музею принадлежит чуть больше ста работ, в основном живопись, скульптура, графика и несколько инсталляций. Причем выставляется все это как раз крайне редко.

В 1994—1996 годах был поставлен рискованный эксперимент. МАРКО учредил собственную премию, присуждаемую ежегодно одному современному художнику специально собранным международным жюри. К участию в конкурсе приглашались буквально все желающие. Победителю доставались 250 тысяч долларов (очень крупная сумма для людей, занимающихся современным искусством) и место в монтеррейской коллекции. Работы остальных соискателей после коллективной выставки тоже автоматически «принимались» в музей.

Первое подобное соревнование выиграл мексиканец Хулио Галан, а фонд МАРКО пополнился 98 работами. На следующий год четверть миллиона отошла малоизвестному мастеру по имени Марсело Агирре, но работы остальных соискателей было решено вернуть авторам. Стало очевидно, что жесткие обязательства музея ведут к снижению качества коллекции. Победа двух латиноамериканцев подряд отпугнула большинство европейцев и граждан США, решивших, что премия чересчур ангажирована. Оставшиеся — не «тянули» на искомый уровень. Сами кураторы придерживались мнения, что чемпион-1995 «наработал» в лучшем случае на пятую часть полученной награды. А в 1996-м — одна только выставка претендентов обошлась в три раза дороже, чем вся премия, причем в коллекции сочли возможным оставить только одну работу. Еще через год кураторы закрыли эксперимент. А на память от него остались те самые сто работ…

Теперь, когда собирательский пыл поутих, на первый план вышла выставочная и проектная деятельность. Ежегодно МАРКО организует от 8 до 11 выставок музеев и других художественных институций. Это значит, что каждый месяц здесь открываются 1-2 выставки.

Теперь музей сделал ставку на отдельные проекты и не жалеет об этом. В его стенах обычно проходят три большие выставки одновременно. Благодаря мастерству Легоррето они свободно располагаются в компактном пространстве (экспозиционная площадь музея — 5 000 м 2 ), а кураторы заботятся об их совместимости и прихотливой контрастности. Скажем, если одна экспозиция носит монографический характер (то есть представляет одного мексиканского или латиноамериканского мастера), то другая — представляет собой сборную интернациональную «солянку», а третья — посвящена какой-нибудь общепризнанной «звезде» (в МАРКО «отметились» такие гранды актуального искусства, как Георг Базелиц, Луиз Буржуа и Йозеф Куделка). На момент моего посещения публике предлагались различные «блюда»: на «первое» — «География художественной формы. Искусство в эпоху глобализации», приготовленное 30 представителями полярных культур: японской и южноамериканской, турецкой, бразильской, китайской и североамериканской, не говоря, конечно, о мексиканской. Причем у художников были «связаны руки»: традиционные техники (живопись и графику), в которых самым явным образом проявляется национальное начало, почти никто не использовал — кругом только фотографии, инсталляции, видеоарт. Деликатные кураторы сделали все, чтобы оценить остроту этого «кушанья» смогли все, независимо от уровня зрительской подготовки. Таких внятных экспликаций мне давно не приходилось видеть. С ними, думаю, всякий может получить свою порцию удовольствия даже от самых странных и непонятных штук, вроде проволочных корзин на колесиках, в каждой из которых — ватное одеяло.