Ночной мир - Фрэнсис Вилсон

Из спальни донесся старушечий голос:

— Гленнн, Гленнн, где ты?

— Иду, Магда, — ответил Глэкен, понизив голос и сжав руку Билла. — Вряд ли мы сможем его остановить — разве что задержать.

Билл собрал всю свою волю, чтобы ответить, чтобы стряхнуть с себя охватившие его оцепенение и апатию. Никогда еще он не был в таком мрачном настроении.

— Каким образом? Можем ли мы надеяться противостоять силе, способной приостановить восход солнца?

— Не можем, — ответил старик жестко. — С подобными мыслями мы ничего не сможем сделать. И это как раз та реакция, которой он от нас ждет, — отчаяние и чувство безнадежности. Он слишком могуществен. Стоит ли вступать с ним в борьбу?

— Хороший вопрос, — отозвался Билл.

— Нет. — Глэкен до боли сжал руку Билла. — Скверныйвопрос. Так он обязательно победит, даже без боя. Да, это вполне возможно. На самом деле я почти уверен, что у нас нет шансов. Но я сражался с ним слишком долго, чтобы сидеть, сложа руки, ожидая своей гибели. Я думал, что смогу. Хотел пересидеть, переждать все это. Поэтому и взял имя Вейер. Я ни в чем не участвовал, просто сидел и наблюдал. И все это время ждал кого-то сильного, кто встал бы на пути Расалома. Но никто не пришел. И теперь я чувствую, что не могу больше сидеть и смотреть, как он все прибирает к рукам. Пусть этот ублюдок хорошенько попотеет, если хочет заполучить мир. Пусть заработает его.

Было в словах Глэкена, в его манере говорить, в его сверкающих глазах что-то, взбодрившее Билла.

— Я всей душой «за», но сможем ли мы сделать так, чтобы он хотя бы почувствовал, что был в схватке с нами?

— О да. Об этом я позабочусь.

И снова доносившийся из спальни голос Магды вклинился в их разговор:

— Хоть кто-нибудь меня слышит? Есть тут кто-нибудь? Или меня бросили умирать одну?

— Я лучше пойду к ней, — сказал Глэкен.

— Могу я чем-то помочь?

— Нет, спасибо. Ее просто надо успокоить, но я был бы вам очень признателен, если бы вы побыли с ней вечером, пока я не вернусь. Мне необходимо уйти по делу.

— А моя помощь вам не нужна?

— Нет, я должен встретиться кое с кем наедине.

Билл ждал продолжения, но Глэкен ничего больше не стал объяснять. За последние два месяца Билл понял, что старик не любит распространяться о себе, дает минимум информации, самой необходимой, а остальное носит в себе.

— О'кей. Я собираюсь зайти потом к Кэрол. Скажу ей, что началось.

— Вот и прекрасно. Только скажите, что все случилось не по ее вине.

— Так я и сделаю. — Билл собрался было уходить, но вдруг остановился. — Мы действительно сможем дать бой Расалому?

— Если я соберу воедино все необходимые элементы, у нас будет оружие.

— Неужели? — Билла пугала зародившаяся в нем надежда. — Когда же мы начнем их собирать?

— Завтра. Вы сможете отвезти меня на Лонг-Айленд? Только обязательно наденьте сутану.

Какая странная просьба. Почему Глэкен хочет, чтобы он выглядел как священник?

— У меня нет сутаны. Я… я больше не верю во все это.

— Знаю. Но я должен выглядеть как можно внушительнее, а присутствие иезуитского священника придаст дополнительный вес моим аргументам. Мы подберем для вас новую сутану.

Билл пожал плечами:

—Что ж, раз это принесет пользу нашему делу… А где именно на Лонг-Айленде?

— На Северном побережье.

Хорошо знакомое чувство всколыхнуло Билла.

— Я вырос в тех краях.

— Да, в городке Монро.

— Откуда вы знаете?

Он пожал плечами:

— Именно туда мы и отправимся.

— В Монро? В мой родной край? Почему?

— Потому что одна часть оружия находится там.

В Монро? Билл был озадачен.

— Но ведь это поселок с гаванью, совсем крохотный. Какое оружие вы собираетесь там искать?

Глэкен вышел из зала и направился к жене, коротко бросив через плечо:

— Одного маленького мальчика.

* * *

Билл поднялся на восьмой этаж и постучал в дверь дома, расположенного на западных окраинах, в районе Семидесятой авеню. Ему открыла стройная блондинка с правильными чертами лица и чуть вздернутым носиком, придающим ему слегка вызывающее выражение. Она была бледнее обычного, и глаза ее беспокойно бегали.

— Что, началось? — спросила она.

В свете послеполуденного солнца, заливавшего комнату, она выглядела какой-то воздушной, неземной. И где-то в глубине души Билла проснулось давнее чувство, которое он старался в себе подавить.

— Откуда ты знаешь? — спросил Билл, закрыв за собой дверь.

— Услышала по радио о запоздавшем закате, — слезы полились у нее из глаз, губы задрожали, — и сразу поняла, что все это устроил Джимми.

Билл обнял ее, и она задрожала, обмякла в его руках, повиснув у него на шее, ухватилась за него как за соломинку. Билл закрыл глаза, и его захлестнула волна нахлынувших чувств. Ему так не хватало в последнее время положительных эмоций!

На протяжении двух месяцев, прошедших со времени ужасных событий в штате Северная Каролина, все вокруг виделось ему в мрачных тонах. Трижды, начиная с 1968 года, у него возникало чувство, что мир перевернулся. Сначала насильственная смерть мужа Кэрол и его старого друга Джима Стивенса, вслед за этим загадочные убийства в особняке Хенли и бегство Кэрол — он смог перенести и это. Пять лет назад погибли в огне его родители, а Дэнни Гордон был изувечен. После всех этих ужасов он бежал и годами скрывался, а едва оправившись, узнал о зверском убийстве Ренни Аугустино, самоубийстве Лизл и вдобавок присутствовал при эксгумации трупа Дэнни Гордона.

Не то чтобы Билла мучили воспоминания о прошлом — он вообще не был уверен, что сохранил способность страдать. Он почти силой заставил себя вернуться в Нью-Йорк, но и там ему было неуютно. Впрочем, как и в любом другом месте. В этом шумном, многолюдном городе он не боялся подпустить к себе близко только двоих из прошлой жизни — Ника Квинна и Кэрол Трис.

— Пора бы тебе не называть его больше Джимми и уяснить, что его зовут Расалом. Пора перестать думать о нем как о своем сыне. Запомни: в нем нет ничего от тебя или от Джима. Это кто-то совсем другой.

— Я знаю, Билл, — сказала она, прижимаясь еще крепче, — я понимаю это умом. Но сердце говорит мне, что, люби я его больше, будь ему лучшей матерью, он стал бы совсем другим. Может быть, это безумие, но я не могу избавиться от этой мысли.

— Даже когда он был еще ребенком, никто не мог сделать ничего такого, что хоть немного повлияло бы на ход событий, разве что придушить его в колыбели.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});