Гибель «Венеции». Детективная повесть начала XX века - Евгений Анатольевич Маляр

стал.

Теперь Паша, цыган. Никто в городе вроде бы не желал ему худого, врагов он не имел, приятелей же, напротив, было множество. Однако следует, мне кажется, учитывать возможные последствия несколько излишнего внимания к нему со стороны некоторых экзальтированных поклонниц. Не месть ли это обманутого супруга? Такая версия имеет право на существование. И еще, не цыгане ли убили своего бывшего собрата за отказ от кочевой жизни? Недавно здесь опять проходил табор…

– Да, Коленька, нравится мне Ваша хватка. И эта вот версия, с цыганами, она могла бы устроить всех, и виновные наказаны бы были, и вообще…

– Я, Андрей Моисеевич, осмелюсь Вам смиренно напомнить, что это – только версия. Пока нет никаких признаков, что к делу причастны цыгане.

– Да, да, Коля, продолжай, ты рассуждаешь здраво, а меня, старика не слушай. Давай, давай.

– Извините, я продолжаю. Про Сидора Матвеева я пока сведений не собрал, у меня не хватило на это времени, но я…

– Ничего, ничего Коля, я понимаю, ты же не вездесущ.

– Зато, что касается трех последних фигурантов – то я установил точно – публика крайне безобидная.

Кипрей, по словам других грузчиков, в «Венеции» был впервые, забрел туда видимо случайно, а человеком был беззлобным, мухи не обидит.

Джамал вообще по-русски почти не говорил и в город не выходил, кухарка страдала слабоумием, Федор же был тихим пьяницей, и, кроме водки интересовался лишь цыганскими душещипательными романсами, зачем и ходил в злополучный кабак.

Теперь о планах: нынче я хотел бы узнать, где работал приказчиком Матвеев, а также установить, кто еще был в «Венеции» и успел уйти до пожара. Если мои усилия увенчаются успехом, то означенные лица будут мною допрошены на предмет установления возможных конфликтных ситуаций, а также определения того, не является ли кто их них поджигателем.

– Ну, Коленька, ты меня не разочаровал. Умница, светлая голова! Запиши-ка все это в рапорте на мое имя, особенно про цыганскую версию. Уж я тебе продвижение-то выхлопочу! Уж я… – с этими словами полицмейстер вышел из-за стола, пожал Ордынцеву руку, и, видимо довольный, удалился, а Николай сел писать рапорт.

От этого почтенного занятия отвлек его мальчишка – посыльный, притащивший пакет из анатомички. В медицинском заключении о смерти Филиппова содержались сведения, озадачившие титулярного советника.

В воду приказчик попал уже мертвым: в легких вода не обнаружена. Но еще более странным было то, что никаких прижизненных ранений покойный не получил. То есть вообще никаких, не то, что могущих повлечь смерть. Опять же, все органы – в порядке, ни тебе разложения печени, или там сердечных хворей. И ядов никаких не выявлено. Здоров как бык, только мертвый. Отчего он умер? Если его убили, то как?

В бесплодных раздумьях над этими вопросами прошел весь оставшийся день. Что ж, утро вечера мудренее, подумал Коля, и пошел домой. Только засыпая, вспомнил, что ничего не ел с прошлого вечера, но вставать не было уж сил.

III

2 мая 1903 года. Купец Триандафилов

Утром, придя на службу, Николай опять был удивлен. На этот раз ждал его еще один человек, который при других обстоятельствах даже не удостоил его бы и кивка головой, а теперь – нате вам, явился, – купец Триандафилов Аркадий Иванович, собственной персоной, при этом чем-то очень озабоченный. По версии отца погибшего (убитого?) Филиппова – злодей. Однако никакими доказательствами это предположение не подкреплено.

– Здравствуйте, Николай Арефьевич – зычно и приветливо произнес гость, крепкий, жилистый мужчина лет пятидесяти, с бородой, одетый по купеческому обыкновению в тройку хорошего сукна, при золотых часах на массивной золотой же цепочке.

– Здравствуйте, Аркадий Иванович, – почтительно ответил титулярный советник, поклонившись, – Чему обязан высокой чести видеть Вас?

– А беда у меня! – было видно, что купец воспринял слова о высокой чести, как должное, – оба приказчика из «Колониальных товаров» сгинули. Одного давеча в Рыбном сыскали, а другой нынче на службу не явился. Вот, думаю, не сгорел ли он в «Венеции»? Весь город гудит об этом пожаре.

– А как фамилия этого второго? – с надеждой в голосе спросил Николай.

– А Матвеев, Сидором звать. Так, конечно, стервец, да товар знает хорошо. Он в лавке после покойного Петьки второй человек. Вот Петенька, царствие ему небесное, тот правильный парнишка был, и знающий, и, главное, честный. А Сидор-то под его присмотром, да со своей памятью… Вот так в паре они у меня и управлялись, ежели кто хворал, то подменяли друг дружку, но это редко. Здоровые они, как кони.

– Увы, господин Триандафилов, теперь о них обоих можно лишь в прошедшем времени говорить, – Николай перекрестился, купец тоже.

– Да-а. Это ты меня расстроил. Ну что ж, пойду сам чаями-кофеями торговать на Маховую. Пока теперь найдешь кого толкового, да обучишь, да натаскаешь… Ну, бывай здоров, советник – советчик… – было ясно, что купчина утратил интерес к произошедшим трагическим событиям сразу, и, по всей видимости, навсегда.

Купец Триандафилов происходил из бедной семьи и начинал свой путь простым лодочником. Молодец он был крепкий, к тому же смекалистый и малопьющий. Зарабатывал неплохо, но так бы и возил грузы и людей с правого берега Волги на левый и обратно до старости, если бы не случай.

А было так: вечером, идя под парусом, увидал Аркашка, как мужики на дебаркадере крепко кого-то лупасят. Били не на шутку, с хеканьем, звуки доносились по воде аршин за сто, а потом с размаху бросили этого бедолагу через борт в Волгу. Тот поплыл, неловко загребая, – было видно, что тяжко ему, голова плохо варит: избит сильно.

А мужики с дебаркадера за баграми сгоняли, и неспешно побрели вдоль воды, поглядывая, куда он направится, так что к правому берегу путь был заказан, а до левого – более версты, время осеннее, не дотянет.

Однако все равно поплыл, деваться, чай, некуда. Аршин через двести Аркашка его подобрал, отвез в свою неказистую избу на отшибе, где проживал с маманей престарелой. Очухали его они маленько.

Так познакомился лодочник с Яшкой – картежником. Тот в благодарность и выучил Аркадия некоторым своим фокусам. Карты в его руках так и летали друг за дружкой, вот она дама – а вот уже король.

Всех премудростей, лодочник, ясное дело, не постиг, тут много лет надо, только в остроге и есть столько времени на науку такую, но учеником он был прилежным и способным, в искусство крапа вник основательно.

Полгода примерно, до весны, прожил Яшка у них на всем готовом, а потом исчез не прощаясь, прихватив, однако,