Зима на Майорке - Жорж Санд

кустарниковая заросль пробуждали во мне, как теперь говорят, целую вереницу воспоминаний. Именно тогда во мне появились силы, если не рассказать о своем путешествии, то, по крайней мере, перечитать воспоминания г-на Лорана, талантливого и трудолюбивого человека, виртуоза своего дела и мастера, снискавшего добрую славу. Присвоенные себе лавры первооткрывателя острова Майорки мне следует, несомненно, уступить ему.

Путешествие г-на Лорана в самое сердце Средиземноморья, к берегам, где море порой столь же неприветливо, как и жители, заслуживает гораздо большей похвалы, нежели пеший поход двух небезызвестных англичан к горе Монтанвер. И если наступят такие времена, когда цивилизованная Европа избавится от таможенных барьеров и полиции – прямого олицетворения недоверия и межнациональной неприязни, и когда от берегов Франции к берегам этого острова будут проложены прямые пароходные маршруты, тогда Майорка будет достойно конкурировать со Швейцарией, поскольку с появлением возможности добираться туда в считанные дни, люди, безусловно, откроют для себя всю ту пленительную красоту, все то невиданное и потрясающее великолепие, которые станут новой духовной пищей для художников.

А пока, положа руку на сердце, я могу рекомендовать подобное путешествие исключительно тем художникам, которые обладают крепким физическим здоровьем и страстным характером. Безусловно, недалек тот день, когда любой самый изнеженный дилетант или просто хорошенькая барышня смогут так же легко и беззаботно приезжать в Пальму, как они сегодня ездят в Женеву.

Г-на Лорана долгое время интересовали художественные работы г-на Тэйлора, посвященные французским памятникам старины; и год назад ему пришла в голову идея собственными силами отправиться на Балеарские острова, о которых он имел настолько отдаленное представление, что, по его признанию, как только он ступил на эту землю, сердце его забилось от страха перед возможным крушением всех его светлых надежд. Но он не мог не найти здесь всего того, к чему он так стремился, и не воплотить в жизнь все свои замыслы, ибо, еще раз напомню, Майорка для мастеров живописи – это поистине Эльдорадо1. Здесь все живописно – от самой скромной крестьянской хижины, сохранившей в себе особенности жилищ времен арабского завоевания, до одетого в лохмотья ребенка, чья горделивость даже его рваной одежде придает благородство (подобное сравнение использовал Генрих Гейне в своем описании торговок овощного рынка в Вероне). Местному ландшафту, отличающемуся от североафриканского ландшафта более обильной растительностью, присущи те же широта, спокойствие и простота. В нем зеленые тона пейзажей Гельвеции2, насыщенные светом калабрийского солнца, и вместе с тем торжественность и таинственность Востока.

[1 Эльдорадо (исп. El Dorado) – вымышленная страна сказочных богатств, «золотое дно»]

[2 Гельвеция (ист.) – латинское название Швейцарии]

В Швейцарии несущиеся отовсюду бурные потоки и бесконечно плывущие облака создают впечатление изменчивости тонов, или, другими словами, впечатление непрекращающегося движения, которое средствами живописи не всегда можно достаточно полно воспроизвести; здесь природа как бы насмехается над художником. На Майорке же она его как будто зовет, или манит. Растения могут принимать несвойственные им, причудливые формы, однако, не имея при этом беспорядочного излишества, подобного тому, за которым порой становятся невидимы особенности швейцарского пейзажа. Вот на фоне яркого неба вырисовывается неподвижный контур горной вершины; вот пальма склонилась над обрывом, не позволяя своенравному морскому ветру трепать свою роскошную шевелюру; даже самый корявый кактус, под стать всему остальному, будто позирует на обочине дороги так, что нельзя оторвать глаз.

Вступлением к моему дальнейшему повествованию будет попытка дать краткое определение самому главному острову из Балеаров, наподобие тех, какие содержатся в географических справочниках. Это не так просто как кажется, особенно когда приходится собственными силами разыскивать необходимые сведения в недрах самой страны. Осторожность, свойственная любому испанцу, так же как и недоверчивость, свойственная любому островитянину, настолько велики, что ни один иностранец не застрахован от риска оказаться «тайным агентом», обратись он здесь к кому-либо даже с самым невинным вопросом. Добропорядочный г-н Лоран был в буквальном смысле арестован одним таким бдительным начальником за правонарушение, которое заключалось в том, что он посмел сделать набросок понравившейся ему разрушенной крепости. Ему было предъявлено обвинение в зарисовке плана оборонительного сооружения1. После чего наш путешественник зарекся никогда не приступать к пополнению своего альбома очередным эскизом, предварительно не убедившись, что находится за пределами расположения объектов, являющихся местами заключения государства Майорка. Соответственно, он внимательно следил за тем, чтобы все его вопросы сводились лишь к месторасположению троп, ведущих в горы; и чтобы единственным документальным источником, к которому он обращался, были собственно каменные руины. За четыре месяца, проведенные на Майорке, мне бы так и не удалось собрать больше сведений, чем удалось собрать ему, если бы не та скромная информация об этой географической территории, которую мне удалось раздобыть. Однако эти источники породили во мне множество сомнений. Все эти устаревшие труды зачастую противоречили друг другу. Истории, рассказанные путешественниками, были, как правило, настолько претенциозны и неуважительны по отношению к свидетельствам друг друга, настолько много в них содержалось взаимных обвинений в представлении неверных сведений, что возникало желание внести свои собственные исправления в допущенные ими ошибки, тем самым, рискуя, в свою очередь, совершить еще больше новых. Далее следует составленная мною статья для географического справочника. Но для начала, как и подобает истинному путешественнику, я заявляю, что мое описание, безо всяких сомнений, превосходит все другие, ранее имевшие место.

[1 «То единственное на берегу, что привлекло мое внимание, оказалось развалинами некоего сооружения цвета темной охры, которые были окружены живой изгородью из кактусов. Это была крепость Сойер. Едва я успел сделать в своем рисунке несколько штрихов, как увидел четверых мужчин, решительно направляющихся ко мне. Выражение их лиц было скорее пугающим, чем приветливым. Оказалось, сделав зарисовку плана форта, я преступил законы королевства. И через мгновение этому форту предстояло стать местом моего заключения.

Мои попытки объяснить на испанском языке этим людям всю абсурдность их обвинения оказались неубедительными. Я вынужден был обратиться за помощью к французскому консулу в Сойере. Но, невзирая на оказанное им содействие, я продолжал оставаться арестантом на протяжении трех мучительных часов под охраной сеньора Sei-Dedos [«Шесть Пальцев»], коменданта крепости, истинного дракона Геспирид. [Геспириды (миф.)- дочери Геспера, прекрасные хранительницы золотых яблок. Геспириды жили в саду, в котором росла чудесная яблоня. Сад стерег дракон Ладон.] Несколько раз я испытывал искушение сбросить в море это подобие дракона, вырядившееся в свое обмундирование, с высоты его бастиона. Но каждый раз его внешний вид обескураживал меня. Если бы я обладал талантом Шарле, я бы скоротал время, изучая этот потрясающий типаж для своей будущей карикатуры. В конце концов, я простил