Небо над нами - Борис Геннадьевич Богданов

и молота. Не очень умело вышит: серп получился в два раза больше, скорее на молодую луну похож.

— А у нас знак — звезда.

— У кого «у вас»? Так как тебя зовут, пионер-иптяш?

— Тимур.

— Ха! — На сей раз черноголовый Алик хлопнул себя по бедрам, сразу двумя руками, засмеялся, чуть не заплясал: он вообще подвижен был, как шарик ртути. — Так комиссара нашего атамана звали — ну в Москве! Шутишь, что ли?

— Ташка улчим, честное пионерское!

Они на секунду остановились, внимательно посмотрели друг на друга, а потом Алик вдруг огляделся по сторонам — и сразу увидел Женю. А еще увидел рядом с ней адъютанта, внимательно за всеми ними наблюдающего. Настоящего адъютанта генерала Александрова, не такого, каким Гейка приходился Тимуру, а рахмоновец Алик — самому Гейке.

— Ха… — повторил он уже задумчиво. — Да ты и правду человек непростой, артековец. Ну, бывай.

— Обожди, ты чего? — Тимур зубами скрипнул от неловкости.

— Бывай-бывай. У меня тут еще работы полно: одному старичку инструменты надо забросить, и вообще…

— Гейке привет передавай! — крикнул Тимур ему вслед. Но рахмоновец уже был на той стороне улицы, спешил прочь быстрым шагом, почти бегом.

* * *

Директор лагеря, толстый лысый дядька, показался Тимуру совсем старым. Он потел, непрерывно вытирал блестящую лысину платком и обмахивался бумагами, хотя в открытое окно поддувал свежий, вкусный ветерок. Воздух пах здесь иначе, слаще и одновременно горше. Зелень и вода, догадался Тимур. Они здесь другие, не такие, как под Москвой, где он обычно проводил лето. Дома пахло сосной и березой, а от воды — осокой и уклеечной чешуей. В начале лета уклейка клевала знатно, люди с утра стояли вдоль воды, а то и заходили кто по колено, а кто и по пояс. И дергали, дергали, разбрасывая по берегу мелкое рыбье серебро.

Море пахло солью и, наверное, галькой.

Когда же они закончат?

— Вы не понимаете, дорогой мой товарищ. — Директор страдальчески закатил глаза. — Заезд закончен, мест нет. И я бы рад, да не могу.

— Что значит «закончен»? — раздраженно сказал лейтенант. — Сегодня пятница? Пятница. Заезд заканчивается в пятницу? В пятницу! Так ведь не с утра же! Не обедали еще, столько в дороге.

— Милый мой товарищ красный командир, — толстяк выдохнул и заговорил обреченно: — Люди с раннего утра едут. На полуторках едут, на подводах, извините, едут. В Симферополе как наберут людей, так и везут. Все приехали и разместились. А ваши бумаги, — он сотряс желтыми листками, — это хорошо и даже замечательно, но… Не выписывают такие путевки за один день! У меня, понимаете ли, фонды. У меня пайки. Чем я ваших ребятишек кормить буду?

— Безобразие, товарищ директор, — сказал лейтенант. — Как так, не накормить детей красных командиров?

— Накормим, — замахал директор руками, — конечно, накормим! Из своих средств! Нам для детей ничего не жалко. А селить? Куда их селить прикажете? Мест нет, и я вам объяснил уже, почему. Приезжать надо вовремя.

— Подумайте еще, — попросил лейтенант, виновато глядя на Тимура с Женей. — Я почему-то уверен, что найдете.

— Поищем, — кисло пообещал директор.

Тимур откинулся к стене и закрыл глаза. Мрамор холодил плечи сквозь рубашку. Женя сидела рядом, плечом к плечу, и от этого Тимуру тоже стало жарко. Захотелось отодвинуться в сторону, но и нельзя было, вдруг она что не то подумает?

Приходили и уходили люди, директор задавал вопросы, они отвечали: «Нет», «Нет, и давно», «Откуда у меня?»

— Плохо наше дело, товарищ Женя, — тихо сказал, перебарывая неудобство, Тимур. — Чую, обратно поедем.

— И думать не смейте! — строго сказал лейтенант. Он все слышал, хоть и сидел за столом, напротив директора, а Женя и Тимур — у стены, в трех шагах.

Потом появился еще один человек с цепким и каким-то обвиняющим взглядом. Директор задал ему тот же вопрос, а человек склонился к его уху и зашептал что-то тихо. «Дворец», «сами понимаете», — послышалось Тимуру.

— Вы думаете, товарищ уполномоченный? — снова полез за платком директор. — Там дети непростые.

Уполномоченный! Из органов, догадался Тимур. Странно, зачем здесь, в Артеке? Впрочем, задумываться он не стал. Если есть, значит, надо. Враги не дремлют. На миг ему стало страшно: что будет, если враг проберется в детский лагерь? Но сразу и спокойно — для того и уполномоченный, он разберется.

— Конечно, — ответил уполномоченный. — Но ведь и барышня у нас…

Тимур скосил глаза на Женю. Она порозовела, красные пятна расцвели на щеках, и даже спина под блузой, сколько хватило взгляда, покраснела.

— Решено! — сказал директор и пришлепнул ладонью по столу, словно освобождаясь от груза. — Девочку в корпус у дворца, нашли свободное место. Это недалеко, метров триста.

Лейтенант встал, обернулся, подмигнул Жене.

— Ну а тебе, мальчик, — директор посмотрел на Тимура, — немножко подальше пройти придется. Там с местами проще.

Жене, которая уже стояла в дверях и собиралась выходить, внезапно остановилась.

— Нет, — решительно сказала, сжав кулаки. — Вместе приехали, в одном месте будем жить! Иначе нечестно!

— В самом деле, товарищ директор? — снова присел лейтенант. — Неужели нельзя найти еще одно, всего одно место?

— Можно, — покладисто сказал директор. — У девочек? Отправим вместе с ней, — он кивнул на Женю, — в корпус к девочкам?

— Я… — Тимур вскочил.

— Тише, тише, товарищи… — примирительно заговорил уполномоченный. — Не будем обижать парня. Он ведь тоже сын красного командира, капитана, танкиста.

(«Племянник!» — хотел было сказать Тимур, однако вовремя передумал. Инженер Гараев после Гражданской ни разу не надевал военную форму, но… но если в один лагерь с Женей поможет попасть не отец, а дядя Георгий — это же не обман, правда?)

Директор передернул плечами, скривился.

— Под вашу ответственность.

— Конечно, — согласился тот. — Под нашу. Мы не подведем, верно, Тимур?

Директор заскрипел пером, подал лейтенанту бумагу.

— Направление. Из дирекции налево и по аллее. Там вас встретят, я распоряжусь.

Из дирекции ребята вышли первыми. Женя прятала глаза, да и Тимуру было не по себе. Не будь Женя дочкой генерала, не видать им «Артека».

Но… Светило солнце, голубое небо проглядывало сквозь кроны кипарисов и магнолий, и впереди было полдня и почти все лето. Внизу шумело море, шуршала по гальке волна и слышались детские голоса.

— Прорвались, товарищ Женя, — сказал Тимур.

Женя молча наклонила голову.

Тут из дирекции появился лейтенант-сопровождающий, а следом уполномоченный. Они еще секунд десять говорили о чем-то на ходу, затем лейтенант коротко, по-военному, кивнул, подхватил Женин чемодан, весело сказал:

— Не отстаем! — и зашагал по дорожке. Женя и Тимур почему-то замешкались и двинулись за ним, когда лейтенант отошел уже шагов на десять.

— Обождите