РАЙгрАД - Анатолий Шерстобитов

– Ну, как, Авдеич, уразумел, сколь изящно можно изымать нечестно нажитое, предварительно проревизировав кой-какие буйные головушки, вычленив специфические своей пакостливостью мыслёшки? – неудержимо улыбался Пеонов.

– Ну, вы даёте… климатологи, хитро дело обставили. А куда всё добро-то деваете?

– В нужном месте, где обретает товарный вид и готово служить новым, честным хозяевам.

– Я пошёл, – топтался уже в дверях Куян, – живьём хотца всё посмотреть.

– Не обольщайся, подобное деется далеко не на каждом шагу…

– Ушёл-таки, следопыт ты наш красный, – усмехнулся Пеонов, – скорее всего, учуял себя в пострадавших.

Действительно, Куян спешил проверить в гараже тайничок, где хранились запчасти, самые-самые, из тех, что достать честно попросту невозможно. Уже близ редакции его привлёк еле слышный разговор, доносящийся из-за глухого кирпичного забора поликлиники, из кленовой чащи, разговор взволнованный, но неразличимый отдельными словами. Чертыхаясь на хрустящие порой сучки под ногой, Куян прокрался со двора, присмотрелся, прислушался и ахнул – мужчина и женщина, ведущие беседу, были совсем голыми, посильно маскировались лопушками.

Да ведь это Нюська Лапшина, признал Куян, завпроизводством в кафе «Колос», собеседник же её ему был незнаком, по всему, из залётных. Сала-то сколько отрастила на дармовых харчах, поморщился Куян, уж очень срамно, моя Степановна такой молодухе и то сто очков вперёд даст.

– …Я вас умоляю, – говорила Нюська плаксливо, – уйдите, не пяльтесь на меня, вот посмотрите, муж вас изувечит.

– Куда, куда уйти мне, о бессердечная, рад бы, да смокинг, как видите, отутюжен совсем неважнецки. Какая же вы всё-таки чёрствая женщина, чужая беда вам, как с гуся вода.

– Отвернитесь, я буду звать на помощь!

– Лучше я, басок у меня ого-гоо, в лагерном хоре в солисты даже задвигали. – Он начал шумный вдох.

– Не надо, умоляю!

– Ну вот, вашим капризам потрафлять я просто не в силах. Да успокойтесь вы, ради бога, не расколыхивайтесь, неужели ещё грезится, что можете магнитить мужеский взор, да в местах тотальной голодухи, в зоне, уверяю вас, не каждый обольстится. И ещё разок попрошу, не хрюкайте чего-то там о порядочности, я же вижу вас насквозь, вы, в полном соответствии со своим обликом – свинья. Да, я вор-домушник, вор по призванию, но я куда честнее вас, я не стыжусь своего нелегкого, романтичного ремесла. А вот вы, бригадир кормоцеха, этим похвастать не можете, вы во сто крат меня опаснее, потому как, воруя, организуете людям, и очень даже многим, разнообразные гастриты и прободные язвы, да вы, даже можно сказать, – диверсантиха, уничтожающая российских граждан своим безотказным, скрытным оружием, навроде химического или биологического, какое даже последним фашистам нельзя применять по решению мирового сообщества…

– Ну, ты, чмо, жмур, падали кус!..

– Секундочку… Не надо двуличничать, коллега, гляньте правде в глаза смелее, вы – воровка, конечно же несколько иной чем я специализации, но квалификации, судя по всему, довольно высокой.

– Ты ответишь, зэк, за произведённые оскорбления!

– Да полноте, что вы, что вы, тётенька, очнитесь, декорации давно обрушились, чаще, взахлёб глотайте последние кубометры вольного воздуха, неужели до вас так и не дошло, что сегодняшняя повальная конфискация средь бела дня – наш крах, первый этап уже вынесенного и претворяемого в жизнь приговора. Ах, вы намерены протестовать, заявить в органы? Уверять, что вас ограбили, что вы, дескать, вложили крупиночку труда в исчезнувшие вещи, вещи, надо сказать, недешёвые, неужели до сих пор вы так и не поняли, какая сила заставила вас кувыркаться нагишом на дороге?

– Вы считаете – приговор? Железно?

– О-оо, мила-ашенька, и мозги ваши тоже совершенно заплыли жиром, надобно ведь, милая, хоть изредка, да читать-таки что-нибудь ещё кроме книжек в сберкассе…

– Полегче ты, чмо, жмур!

– Н-да, тяжёлый случай, – вздохнул домушник, обмахиваясь лопухом. —Только из сострадания, как к коллеге, повторяю, очнитесь, осмотритесь, вы – банкротка, в дополнение же ко всем этим радостям вы ещё упрямо тянете руки и к браслетам. Хочете сесть на диету? Хоть вам это и не помешало бы, не советую, ни к чему такие жертвы, вам просто нужно срочно исчезнуть из этих неправедных мест, затаиться на время, а потом, потихоньку переквалифицироваться. Я предлагаю вам союз, создание этакого творческого тандема, дуэта, чтобы со стороны нам смотреться добропорядочной, солидной парой, в мои годы без помощника становится работать всё труднее и труднее.

– Ну чего ты несёшь, чмо, каким-таким помощником, ворья ты кусок?! Изуродует муж, вот посмотришь, раскроит твою харю на полоски, распустит пасть поганую от уха до уха!.. эт-надо же несть такую непотребность!..– Она умолкла и как-то устало потупилась, стала застенчиво расправлять лопух на груди, затем вздохнула пару раз и спросила подавленно: – Так что… это вы на полном серьёзе, без булды?

– Разумеется, коллега вы моя дорогая, гольная, к сожалению, правдушка. Короче, как на духу – есть ли шанс сыскать дома что-нибудь ненаворованное, из одёжки простенькой, халатик там, ботики?

– Да ну вас… откуда я знаю, да и есть ли вообще дом…

– М-да, участь наша тяжкая, искус на искусе, оплошного-то как много кругом, страхом не огороженного. Ну ладно, что-нибудь придумаем, перво-же-наперво надо уходить в отрыв, замести следы.

– Это что же такое творится, – всхлипнула Нюська, – беззаконье-то какое, так же нечестно, без предупреждения. Ведь всё так хорошо шло, план полугодия мы перекрыли досрочно, почти на треть, знамя по общепиту нам было гарантировано, как и за год, и вот нате вам, приехали…

Куян на цыпочках попятился, но подумал, хмыкнул злорадно и ломанулся через листву как можно шумнее. Судя по ответным шорохам, парочка забилась в ещё более укромный и теннистый уголок скверика.

Близ гаража ему повстречался Никифор, наладчик типографии.

– Ты где это, Минька, нынче шляешься? – сердито двиганул он кустистыми бровями.

– Мне только с моими кандылями за тобой и гоняться.

Никифор был хром, ноги ему на фронте кончали напрочь.

Куян же нырнул под верстак и удивлённо присвистнул – тайничок оказался целёхоньким. Никифор тем временем уже по-свойски орудовал спецключом «на пятнадцать» у бака с крупной корявой надписью «Отработка маслов». Тугой вентиль крана подался, и в кружки зажурчала светлая пузырчатая брага. Гараж отапливаемый, и бак поэтому не пустовал круглый год.

– Ты нынче, Куянушка, чего-то смурной, как шпалой ушибленный, – усмехнулся уже довольный Никифор, хрумкая редиской, – никак чего-то выведал разэтакое, что можно запросто подать соболем вместо свиной щетины?

– Ты-то, сам, разве ничего не заметил? – удивился Куян.

– Чего мне надо я всё замечаю, а вот нос, куда не следует, не сую, калибром он у меня для этого подкачал… Пошли на воздух, чего здесь теперь тухнуть-то…

Пройдя с квартал, они подсели на лавочку к деду Мокею, тестю Куяна. Возраст у деда был уже почтенный – без пяти лет сотня.

– Вы чего-то, парнишонки, ноне опять праздные, – глянул он на них скептически. – А бурьян-то, поди, на огороде в пояс, его будете есть зимой вместо картохи?

– И ты никак, батя, никаких перемен в станице не подметил? – участливо осведомился Куян.

– Каких-таких перемен, сударик ты мой? – огладил белоснежную бороду дед, – какие ту могут быть случаи-события?.. Разве вон Петруха Бирюк второй день тверезый, так то не событие, то через сердце, говорит, остановку два раза объявляло, еле уговорил, мол, ещё чуток постукать, хотя бы до полусотни. Всё как всегда. Ванятка Упырь вон прёт опять целую телегу пользованных веников с горбани, где сторожует, ох и разленился человек, приутямился же где побираться, при такой-то траве да кормить кролей такими обмылками, тьфу!.. Ох и мода, ну и мода, – покачал он головой на идущего мимо паренька, чьи тонюсенькие ноги были донельзя обтянуты джинсами, отчего шагалось ему нараскарячку. – Тарангуль ведь тарангулем…

– Стало быть, – развивал вопрос Куян, – ничего-то у вас здесь не пропало, никого-то здесь никто не обворовал?

– Сплюнь! Чего воровать-то у работяг, разве соли со спины наскрести. Как ограбила последний раз советка, с мясом вырвала, так мало у кого из таких «кулацких отродий» заначка больше чем на печатку мыла, – дед досадливо пристукнул в землю клюкой, нарисовал несколько ему одному понятных знаков. – Да и приучены сызмальства не ложить лишнего на виду, ведь дальше положишь – ближе возьмёшь.

– Да не пыжься ты павлином, синичка убогая, – похлопал Куяна по спине Никифор, – ведь распирает, не разойдись по швам.

– И впрямь, о чём ты, сударик, чего тень на плетень-то наводишь?