Преторианец - Валерий Большаков

Крепкая пятерня отца впечаталась Сергею в спину.

– Молодец, Серый! – гаркнул Лобанов-старший. – На борт!

На коленках Лобанов-младший добрался до бокового люка и юркнул в салон. Половина иллюминаторов щербилась осколками выбитых стекол, а борт был прострочен вдоль и поперек рваными дырками попаданий. Досталось ведомому!

– Держитесь, там! – крикнули из пилотской кабины. – Будем сваливаться!

– А взлететь? – проорал Воронов и закашлялся.

– А на чем?! Левый гавкнулся!

Винт закрутился пуще, напрягая последние лошадиные силы, и вертолет, качаясь и грохоча, сполз на обрыв, перевалился за край…

– А-а-а! – заорал Тиндарид.

– И-и-и! – визжал Ярнаев.

Сергей молчал, сжимая зубы и обмирая.

Добрых полкилометра падал в пропасть Ми-восьмой, пока не перешел в горизонтальный полет. Потянул, сбрасывая САБы,[18] те разлетались слепящими «головастиками», приманивая ракеты. Одна такая канула сверху, с возвышенности, прочертила зыбкий дымный шлейф и тюкнула по САБу, окатив вертолет дробью осколков. Пронесло…

– Боестолкновение с вооруженными нарушителями границы! – надрывался радист-связюга. – На Высокой тропе, ниже седловины! Один двухсотый, два трехсотых![19] Шлите «мигаря»![20]

Сергей устало прислонился к теплому борту.

Мерцало рассеченное лопастями солнце, вертолет гудел, дрожал мелкой дрожью в такт грохочущему ритму турбины, укачивал. Понизу вилась долина, ближе к воде устланная курчавой зеленью худосочных рощиц. Стлань эту прерывали пирамидальные тополя, вскидываясь листвяными колоннами. Склоны окрестных гор были пологи и пустынны, щетинились низкорослым типчаком или опадали изветрелыми скалистыми ребрами. На выходе из каньона открылся кишлак Ак-Мазар, ниже по долине угадывался Юр-Тепе – единственные следы человеческого присутствия в долине Кала-и-Нур. На пологом склоне паслись овцы, по крутизне щипали травку большерогие архары. Овцы пугались рева железного птаха-подранка, архары тоже удирали от вертолета, но с оглядкой – поскачут, поскачут, станут и смотрят: экая тварь! И снова скачут.

Правда, Сережа плохо видел зелень и прыгучих горных козлов – красная кровь так и стояла перед глазами, а мертвые тела все валились, валились, валились… А по отцу незаметно, чтобы он переживал особо. И дядя Терентий спокоен, «как пятьсот тысяч индейцев»…

На последнем моторесурсе Ми-восьмой дотянул до заставы и плюхнулся на грунтовую аэродромную полосу. Оглушенный, Сергей вылез из вертолета. Сощурившись, осмотрелся, будто впервые увидев знакомый пейзаж.

За взлетно-посадочной полосой торчали в ряд пирамидальные тополя. По сторонам неасфальтированного плаца выстроились сборно-щитовые модули. Перед зелеными воротами с выпуклыми красными звездами гнулись полукруглые крыши клуба и столовой. Отблескивал стеклами походный магазинчик военторга с плоским верхом. Отовсюду к вертолету бежали люди в камуфляже, пронеслась пара дюжих санитаров с носилками, а Сергей, понурый и отрешенный, почапал домой. Мимо П-образного модуля политотдела и штаба, где в полузамкнутом Дворике стоял чей-то бюст, мимо шеренги длинных, прямоугольных палаток с плоскими крышами, над которыми торчали печные трубы, мимо линейки машин и прицеповсалонов, темно-зеленых, со скользкими лесенками у дверей, прямо к жилому модулю. К дому.

Это был одноэтажный, приземистый барак, «сочиненный» из фанеры. По широкому, с низким потолком, всегда сумрачному коридору Сергей прошествовал в свою квартирку, разгороженную шкафами на две комнатки.

Давешний бой все не отпускал его, цепко держал, нагоняя тошные воспоминания. А дома все по-прежнему – тот же погромыхивающий холодильник «Юрюзань», те же полки с книгами… Мама в фартуке жарит котлеты.

– Вернулся! – всплеснула мама руками и заохала: – Ты где так измазался?

– Да так… – просипел Сергей уклончиво. Прочистил горло и задал свой любимый вопрос: – Есть есть?

2

На другой день, после «разбора полетов» и ночных кошмаров, Сергей встал поздно, мокрый весь и вялый. Откинув фиолетовое солдатское одеяло, он подцепил пальцами тапки и прошаркал по коридору в душ, самое капитальное помещение модуля, отделанное кафелем. Тепленькие ржавые струйки принесли облегчение.

Малость освеженный, Сергей вернулся в комнату и лениво оделся – в школу идти только на следующей неделе, каникулы еще… Внезапно он замер, натянув на голову футболку, но не просунув руки. Коварная память шепнула, и голова загудела колоколом: «Вчера ты убил человека!»

Сергей сморщился. Погано как… И тут же озлился: а что, у меня выбор имелся?! Или надо было забиться в уголок и поскуливать, пока хорошие дяденьки побьют плохих и Сереженьку вынесут на ручках?

Энергично завершив облачение, Сергей вышел во двор. По плацу маршировали погранцы в камуфляже, где-то далеко рокотал танк, взревывая двигателем и лязгая «гусянками». Завывание мотора послабее слышалось совсем рядом, за углом модуля, становясь различимым и ясным. Приседая на повороте, вырулила «шишига» – ГАЗ-66. Место водителя занимал Воронов, рядом подпрыгивали племяннички.

– Привет! – закричал Сергей, махая рукой друзьям и, что там ни говори, братьям по оружию.

«Газон» затормозил, и Воронов высунулся в окно.

– Сережка, здорово! – воскликнул он. – А мы как раз за тобой! Прокатимся до Ак-Мазара?

– Давайте! – обрадовался Сергей.

Обежав «шишигу», он забрался в тесную кабину.

– Подвинься! – отжал Сергей Гефестая. – Расселся тут, как фон барон!

– Спать меньше надо! – парировал Искандер.

– А сам-то! – фыркнул Гефестай.

– Вот гад! – вознегодовал Тиндарид. – Я ж тебя защищаю, балда!

– Сам балда! Защитничек нашелся…

– Отставить! – весело скомандовал Воронов и включил первую передачу.

«Шишига», перестукивая хлябающими бортами, покатила. Миновала решетчатые ворота, проехала окопы передового охранения и последний сторожевой пост: БМП, но не вкопанную, а обвязанную по бортами запасными гусеничными траками, – отличная защита от гранатометов.

Навстречу «газону» попался КамАЗ с цистерной, и Воронов, шепотом ругаясь, завертел ручку, поднимая стекло – наливник тащил за собой непроглядную тучу пыли.

– Дядь Терентий, а мигаря посылали? – деловито спросил Сергей.

– Куда? – рассеянно поинтересовался Воронов.

– Ну, туда, где мы вчера… Чтоб БШУ[21] – и всем капут!

– А-а… Посылали… Капут тропе пришел – вся площадка вниз ухнула…

Неожиданно Воронов притормозил и сказал серьезно:

– Разговор есть. Как я вчера намял мир-арзалам по организмам? А?

– Класс! – воскликнул Сергей. – А что это, вообще, было? Кун-фу?

– Да какое там кун-фу… – пренебрежительно отмахнулся Воронов. Подняв палец, он торжественно провозгласил: – Панкратион! То бишь «всеборье»!

– А че это? – округлил глаза Сергей.

– Это такое боевое искусство было у нас… – проговорил Искандер. Воронов вскинул голову, и Тиндарид торопливо поправился: – …У эллинов, у древних, в общем…

Запутавшись, он смолк и нахохлился. Неодобрительно поглядывая на Искандера, Воронов объяснил:

– Панкратион не эллины изобрели, они просто переняли его у египтян, а те толк знали… Жрецы бога Тота еще в эпоху первых фараонов учили избранных «страшной борьбе» – так еще называли панкратион…

– Да, страшно было, – признался Сергей.

– Не потому, – улыбнулся Воронов. – Понимаешь, для эллинов панкратион был чем-то вроде смеси из борьбы и кулачного боя, они ж спортсмены были, занимались панкратионом, как мы боксом или карате. Но жрецы Тота не для болельщиков старались… Считалось, что боец в стиле панкратиона мог не просто хорошо драться, посылая в нокаут любого, но и противостоять злому богу или демону ночи! А уж тут обычной силы и скорости реакции будет не хватать… Надо тренировать иные способности, уже как бы не совсем и человеческие, – сверхсилу и сверхбыстроту, чтобы наносить удары не столько на физическом, сколько на энергетическом уровне! Мне трудно объяснить… Фантастику читаете? Ну вот… Бить надо и кулаком, и биополем! Ясно? Иначе не одолеть бесов!

– Ясно… – выдохнул Сергей.

– Ясно ему… – проворчал Воронов и построжел: – Все, что я говорю сейчас, – великая тайна, и разглашают ее лишь для посвященных! Улавливаете?

– Вы нас… – спросил Сергей и сглотнул от волнения, – научите?!

Вероятно, Терентий не уловил или не понял той надежды, что прозвучала в Серегином голосе. Ее и Гефестай не почуял – Ярнаев с младенчества рос крепышом, румяным и толстым, как пупс. Сергею повезло меньше, он пошел в первый класс худым и болезненным ребенком, кривоногим и большеголовым после перенесенного рахита. А детская стая не любит слабых. Сергея «Головастика» лупили в раздевалке, на переменках, после уроков. Правда, он всегда давал сдачи, но толку-то? Каждый раз, засыпая, он представлял себе, как однажды выучится хитрым приемчикам и покажет «этим всем»! Неужели мечта сбылась?!