Народные заблуждения и научная правда об алкоголе - Николай Тяпугин

Улицы города особенно шумно оглашались теперь пьяной песней, непристойной руганью, дикими криками, драки и поножовщины. В рабочих каморках и казармах тоже шел «дым коромыслом». Тяжким дыханием отравленных сивухой, плачем избитых женщин, всхлипыванием притихших и испуганных детей оканчивался «праздничный день» трудового люда.

Наши русские поэты и писатели не сочиняли хвалебных произведений в честь вина, а описывали народное горе и народные несчастия, происходящие от пьянства.

Поэт Алексей Толстой в своих стихах так изображает то пьяное время:

По нашему русскому царству,На кляче разбито» верхом,Один богатырь разъезжаетИ взад, и вперед, и кругомПокрыт он дырявой рогожей,Мочалы вокруг сапогов,На брови надвинута шапка,За пазухой пеннику штоф«Ко мне, горемычные люди!Ко мне, молодцы, поскорей!Ко мне, молодицы и девки—Отведайте водки моей»!Красив ли он, стар, или молод—Никто не заметил тогоНо ссоры, болезни и голодПлетутся за клячей его.И кто его водки отведалОт ней не отстанет никак,И всадник его провожаетУслужливо в ближний кабак.Стучат и расходятся чарки.Рекою бушует вино.Уносит деревни и селаИ Русь затопляет оно;Дерутся и режутся братьяИ мать дочерей продаетПлач, песни и вой, и проклятья

Питейное дело растет. Пьянство вошло в быт народа, стало обычаем и неизменным спутником народного быта. Рождение человека, все события его жизни (солдатчина, женитьба, окончание учения, поступление на работу и пр.), смерть человека сопровождались водкой и пьянством. Пили от горя и пили с радости, пили от нечего делать и пили «с устатка» (при усталости), пили при встрече, пили при расставании. «Годовые», «храмовые», «престольные», «местные» и прочие праздники проходили в пьяном угаре. Именины, новоселье, выборы, сходка, покупка и т. д., и т. д., — все это были поводы и случаи для выпивки. Покупку надо было «обмыть», удачу «вспрыснуть», горе — «залить»… Особенно пьяно гуляли «у праздника»:

Не ветры веют буйные,Не мать — земля колышетсяШумит, поет, ругается.Катается, валяется,Дерется и целуетсяУ праздника народ!.А вот едут «от праздника»:Скрипят телеги грязные,И, как телячьи головы,Качаются, мотаютсяПобедные головушкиУснувших мужиков.

Умны крестьяне русские, Одно не хорошо: Что пьют до одурения, Во рвы, канавы валятся — Обидно поглядеть.

Л. Некрасов.

Народное пьянство с каждым годом росло и принимало угрожающие размеры.

С 1894 г. русское правительство, по проекту бывшего тогда у власти министра финансов Витте, стало вводить государственную винную монополию, т. е. продажу водки правительство брало в свои руки, и все доходы от этого дела стали поступать в казну. До этого питейные доходы правительства получались от государственного акциза на спиртные напитки и от сбора за патенты на право их продажи. Производство спирта, а также право торговли виноградными винами и пивом и после введения винной монополии остаюсь за частными лицами, которые платили за это правительству большие налоги. Введение винной монополии делалось якобы с целью сокращения народного пьянства, но на самом деле оно не только не сокращалось, но с каждым годом количество потреблявшегося в России спирта продолжало расти. Так, в 1892 г. народом было выпито 60 миллионов ведер 40° водки, в 1902 г. — 68 миллионов ведер, в 1907 году — 85 миллионов, а в 1912 г. народ выпил уже 96 миллионов ведер той же 40° водки.

В 1914 г. в России было около 30.000 казенных винных лавок. Если в 1912 году на одну душу населения падало 12 бутылок водки, то в 1913 году было уже 15 бутылок. В этом расчете душевого потребления водки принято во внимание все население, т. е. наравне с пьющими водку и непьющие: дети, больные, старики, большинство женщин, трезвенники, сектанты, непьющие народности (напр., магометане, евреи) и т. д. Поэтому количество потреблявшейся каждым пьющим человеком водки в России было в действительности еще больше (считается, что каждый пьющий выпивал в действительности в три раза больше, чем это падало на каждую душу населения). Если бы все выпитые русским народом в 1912 году бутылки водки можно было сложить вдоль, одна за другой, то они заняли бы расстояние около 500.000 верст: это расстояние почти в полтора раза больше расстояния от земли до луны. Если бы уставить их рядом, то они четыре раза обогнули бы земной шар. Но ведь, кроме водки, русский народ пил еще пиво и виноградные вина. Капиталисты и у нас вложили большие капиталы в дело добывания спирта и пива и в дело алкогольной торговли, наживая на этом громадные деньги. Помещики тоже очень выгодно для себя пустили свои земли под винокуренные заводы, для которых потребовалось много хлеба и картофеля.

Благодаря развитию железных дорог, удешевлению способов перевозки, капиталистической рекламе и т. д., спиртные напитки проникли в самые глухие углы нашей страны. Кто из народа не хотел пить водку, тому капитал услужливо предлагал разные сорта так называемого красного вина, а также пива. Стали пить женщины, стали пить дети.

Пива приходилось в среднем 10 бутылок на каждую душу населения, а вина — 3 бутылки (считая опять‑таки всех без исключения). Чистого, т. — е. 100 % — го, неразведенного водою спирта во всех этих напитках — водке, вине и пиве — содержалось почти 6 бутылок. Так было в 1912 г., а в 1913 г. народами России было выпито еще больше спирта.

Правда, количество спирта, которое выпивалось тогда в России, в общем, было меньше, чем в других странах: например, в России выпивалось спирта почти в 7 раз меньше, чем во Франции, и в 3 раза меньше, чем в Англии (см. рис. 2). Но надо отличать русский алкоголизм от заграничного. Дело в том, что за границей,

во — 1–х, пили и пьют, главным образом, слабые напитки — виноградные вина и пиво, у нас же пили почти исключительно водку;

во — 2–х, за границей обычно пили и пьют за сытным обедом, закусывая хорошей едой, у нас — обычно натощак, закусывая скудной едой, подчас просто куском селедки или огурцом;

в — 3–х, за границей народ более равномерно распределяет потребление вина, пьет хотя и ежедневно, но понемногу, до бесчувствия не напивается; у нас же, в России, потребление водки выражалось по преимуществу в пьянстве, т. е в сильном опьянении, нередко до безобразно бесчувственного состояния, до потери человеческого образа. Такой способ потребления алкоголя массой русского народа особенно тяжело и пагубно отзывался на его здоровье. Несмотря на то, что у нас спирта выпивалось в общем меньше, чем за границей, однако, смертность от алкоголизма у нас в несколько раз превышала смертность от алкоголизма за границей. Пьянство разрушало у нас благосостояние рабочей и крестьянской семьи, разоряло их хозяйство. «Ныне натощак, завтра натощак — глядишь, и корову со двора тащат», «водку пить — под оконьем бродить» — говорят народные пословицы:

Ой ты, горюшко великое,Разудалый добрый молодец,Забубённая головушка.Беззаботный горький пьяница!Уж на что же ты, крестьянский сын,Полагаешься, надеешься?На полях трава не скошена,Борона, соха заброшена-..На тебе шапченка рванаяИ худой кафтан с заплатами,Из лаптей торчат онученьки,Все мочалами опутаны,Да и лыком изукрашены…Выйдешь ты на сходку пьяненький,С головой своей повинною.Мир галдит, а ты словечушкаИм не выскажешь разумного.

С. Дрожокин.

Много бессильных и горьких женских и детских слез проливалось ежедневно по лицу нашей страны. Несчастия и болезни, людское горе и смятение в народной жизни несла с собою водка. Ни одно темное дело не обходилось без ее участия.

Больше всего пила Москва и Московская губ. Правительство было заинтересовано в пьянстве народа, так как,

Во — 1–х, это позволяло ему держать народ в невежестве и бесправии, ибо пьяный народ не сознавал своих прав и не имел воли к борьбе, а

Во — 2-х, пьянство давало правительству большие доходы, служившие основой бюджета, который поэтому и назывался тогда в стране «пьяным» бюджетом. Доход от продажи спиртных напитков составлял тогда около 1/3 всех доходов правительства. В последние годы пред войной народы России тратили на спиртные напитки более одного миллиарда рублей, при чем около 900 миллионов рублей из них уходило только на водку. Эти 900 миллионов рублей, которые получала казенная винная монополия, и которые почти в 4 раза более современного единого сельскохозяйственного налога[5]), как бы в виде Дополнительного налога вносили почти исключительно рабочие и крестьяне, так как они были тогда главными потребителями дешевой водки. Как известно, 16 июля 1914 года, лишь только послышались первые раскаты грозы надвигавшейся войны, была запрещена продажа водки, так как в связи с объявленной мобилизацией правительство опасалось беспорядков. Вскоре последовало запрещение продажи виноградных вин и пива. Наступила трезвость, хотя и принудительно вызванная. Плоды этой трезвости народ не мог пожать в полной мере, так как он нес в это время неисчислимые кровавые и материальные жертвы войны. Так как народ втянулся в пьянство и не мог быстро расстаться с алкоголем, то появились в тайной продаже всевозможные суррогаты водки (денатурированный спирт, древесный спирт, политура, одеколон, а впоследствии самогонка и пр.), от которых пьющие теряли зрение, лежали в бесчувствии, бились в приступах судорог и невыносимых болей и от которых умирали при явлениях тяжелого отравления. Свершившаяся революция пробудила гражданское сознание, развернула пред русским народом поле творческой работы по строительству новой жизни, захватила в порыве гражданской войны за советскую власть, открыла пути просвещения, и трезвость не по принуждению, а трезвость, продиктованная революционным сознанием и революционной дисциплиной, начала входить в быт народа. Пьянство, которое иногда кое — где и прорывалось, встречало тогда всеобщее гневное осуждение и сурово каралось законом. Отсутствие у крестьян излишков хлеба для самогоноварения, временный захват винодельческих районов, революционный запрет на спиртные напитки, — все это поддерживало народную трезвость.