Чёрный дым - Ирина Якубова

теперь нормально! Ты как себя чувствуешь? Всё хорошо?

Анжела приподнялась и сухо ответила:

– Да нормально. Я устала.

Яранский засуетился. Он помог дочери встать и повёл в её комнату. Анжела действительно выглядела как выжатый лимон, была бледной и вялой. Здесь он опустил жалюзи, снял с постели плед и уложил дочку на бок. Она тут же закрыла глаза и уснула. Яранский поцеловал её в лоб и сказал тихонько:

– Ты отдыхай, моя хорошая. Скоро мама придёт. В общем, набирайся сил.

Он вышел из комнаты, дверь закрывать не стал. Зашёл в зал и устало увалился на диван. В душе он почувствовал какое-то опустошение. Впервые взглянул на часы: было всего два часа дня. Странно. Казалось, прошла целая вечность, с того момента, как оборвалась жизнь его дочери. Господи! Да что он, с ума сошёл? Ничего она не оборвалась. Просто Анжела потеряла сознание, и всё! А у него разыгралось воображение. От шока. Не могла же она умереть, а потом ожить от прочтения древнего заклинания. Яранский на цыпочках зашёл в комнату дочки, пригляделся. Анжела мирно спала и спокойно дышала. Его Анжела, любимая и единственная. Конечно же он всё это придумал. Возможно, у девочки был кратковременный летаргический сон? А он, с перепугу не смог нащёпать пульс. Такое вполне могло случиться даже с ним, с врачом. Он настолько сильно испугался за дочку, что у него самого помутился рассудок! Яранский долго ещё себя уговаривал. Затем он прибрался в зале и включил свой мобильник. Пропущенных вызовов, слава богу, не было. Потом вновь зашёл понаблюдать за спящей дочерью и не заметил ничего особенного. Даже где-то в глубине души усмехнулся над собой. Да! Он точно сумасшедший, раз смог поверить в то, что его дочь умерла, а потом воскресла. Ещё через час Яранский окончательно убедил себя в этом. Вскоре доктор сам задремал. Или впал в забытьё, непонятно. Перед внутренним взором кружились страшные картины египетских мумий, которые в полумраке подземных гробниц поднимаются из своих саркофагов и тянут к нему руки-кости в истлевших от времени рваных серых бинтах и поют: "ом- м- м, омра- ом- м- м…"

Яранский проснулся в восемь часов вечера. В памяти всплыло произошедшее. Он направился в комнату дочери. Анжела лежала на кровати и задумчиво смотрела в потолок.

– Доча, ты как? – спросил он участливо.

– Хорошо, – Анжела продолжала смотреть в потолок.

– Давай поужинаем, я разогрею котлетки. Хочешь?

– Не хочу, – ответила девушка. Она встала и медленно проследовала в ванную.

Яранский чувствовал себя не в своей тарелке. Поскорее бы вернулась жена. Он так соскучился по ней, будто бы не видел год! Он всё-таки пошёл хлопотать на кухню. Анжела вышла минут через двадцать с мокрыми волосами, завёрнутая в полотенце. Странно, не в своё, а в материно полотенце. Ну ладно… Неважно.

– Папа, где мой халат? Или вещи какие-то?

Яранский удивился вопросу.

– Ой, ну я-то откуда ж знаю… – смутился он. – Глянь в шкафу у себя.

– Пап, извини, у меня, честно говоря, голова болит. Ты не против, я спать пойду?

– Дочка, а маму не хочешь дождаться? Поели бы вместе… – залопотал Яранский как будто оправдываясь. – Тебе завтра к какой паре? К первой?

Анжела помолчала, потом ответила:

– Да, к первой.

Не дожидаясь больше никаких возражений отца, Анжела просто ушла и закрылась в своей комнате. Примерно час там горел свет (наверное, готовилась к зачёту), потом всё стихло, и свет погас. Ещё через некоторое время Яранский услышал, как дверь немного приоткрылась. Он подкрался к дверной щелке, присмотрелся. Анжела мирно спала.

В полдевятого вечера вернулась, наконец, Лариса.

– Где ты была так долго? – строго спросил Яранский жену.

Лариса улыбнулась. Она всегда улыбалась по поводу и без. Такой уж был у неё жизнерадостный характер. Они с Яранским словно дополняли друг друга как две противоположности, как положительный и отрицательный полюса магнита: она – открытая, весёлая, улыбчивая, уверенная в себе, пышнотелая, как говорится, кровь с молоком. Он – угрюмый интроверт, замкнутый, немногословный, суетливый, но тем не менее, высокий и статный моложавый мужчина в самом расцвете сил. Так вот, Лариса улыбнулась и сказала своим обычным звонким голосом:

– Вадик, я не поняла, а что такого? Ну, задержалась чуток. По магазинам походила. Ну давай же, показывай путёвки! На какое число взял? Хоть бы позвонил.

– Могла бы сама позвонить. Что ты всё лыбишься без конца? – Яранский чувствовал раздражение, и сам не понимал почему. Ему всегда так нравилась манера жены обращать в шутку всё то, что ему казалось неприятным, плохим или важным. Он всегда раньше успокаивался от этого. Но сегодня его это взбесило. Наверное, сказался пережитый стресс. Лариса переменилась в лице. Она прищурилась, подошла вплотную к мужу и заглянула в глаза:

– Ты чего грубишь? Что-то случилось?

– Нет.

– Не ври, Яранский!

– Да не вру я, – он отвёл взгляд и попытался перевести тему, – ничего не случилось. Я разогрел ужин, чай заварил. Иди руки мой, сумку я разберу.

Лариса многозначительно посмотрела на мужа:

– Я сама разберу. Я у мамы поела перед уходом. Садись один. Так путёвки всё-таки где лежат?

– На комоде в нашей спальне.

Лариса пошла разглядывать путёвки, и мимоходом спросила уже из спальни:

– А где Анжела? Гуляет?

Яранский зашёл в комнату и ответил как можно более спокойно:

– Она спит. Тише вообще, ты чё-то раскричалась прям с порога.

Лариса напряглась, и уже на тон ниже удивлённо спросила:

– Как спит? Ещё девяти нет. Вчера она в это время только из кино пришла. А позавчера вообще в одиннадцать ночи явилась с дня рождения подружкиного.

– Ну и что. Она приболела, самочувствие неважное, вот и устала. И потом, ей завтра вставать рано.

– В смысле приболела? Чем? Почему ты мне сразу не сказал?

Вопросы градом посыпались на бедного Яранского. О том, чтобы рассказать жене, что случилось утром, не могло быть и речи. Пожалуй, это первый в их совместной жизни инцидент, о котором он не расскажет ей. Никогда. Это сложно, но ему надо держаться. Вадиму приходилось учиться врать на ходу, в быстром темпе. И, надо сказать, у него не плохо получалось. В общем, Лариса успокоилась на том, что у дочери лёгкая простуда, она прополоскала горло за сегодня уже пять раз с содой, и ничего страшного не произошло. Вечер прошёл за просмотром телевизора. Погретые в микроволновке котлеты так и отправились обратно в холодильник в том же количестве, потому что Яранскому кусок в горло не лез. Спать легли в двенадцать ночи, и в первый