Эволюционер из трущоб. Том 2 - Антон Панарин

Жаль, что тебе хватает смелости лишь унижать слабых, — с пренебрежением в голосе сказал Углов. — Двадцать розг, месяц пребывания в карцере, а также мытьё туалетов ежедневно. Из карцера выпускать только на занятия. Приговор исполнить немедленно. — Иван Викторович посмотрел на тренера по гимнастике.

Трифонович кивнул и без каких-либо эмоций схватил Прохорова за руку и потащил пороть.

— Буде зна, как твори такое безобрази. Отку вас таких понаприсыла на нашу голов? — сокрушался старый мужик с невнятной дикцией. Порванная губа причудливо изгибалась в такт его возмущениям, а позади волочился Прохоров, пытаясь оправдаться, но его уже никто не слушал.

Нас держали на холоде до момента, пока Артём не получил отведённое количество ударов. Его, как и ранее держали за руки, подставив спину свистящим розгам. На этот раз Прохоров стойко перенёс розги и, пока его секли, он смотрел на меня, не отводя глаз. На его лице был целый спектр эмоций. Боль, злость, страх, растерянность.

Уверен, он сейчас очень хочет меня убить. Хотя, что значит «хочет»? Он ведь уже пытался. Просто не вышло. Думаю, на этот раз он затаится на более длительный срок, а после ударит в спину. Последний удар обрушил Артёма на землю, он зарычал, продолжая пялиться на меня. Слюна вспенилась в уголках его рта.

— Все свободны! — гаркнул Углов и ребята быстро побежали в пансионат, чтобы согреться.

Преподаватели последовали их примеру. Тем более, что теперь тренерам предстоит ещё и делать ремонт в сожженной преподавательской, времени на то чтобы прохлаждаться не было. К тому же, барон Архаров, как только узнает о происшествии, устроит им нагоняй и лишит всех премии, если он им вообще хоть что-то платит.

— Идёшь? — спросил Сергей.

— Да, только пелеблошусь палой слов с Алтёмом, — кивнул я и направился прямиком к Прохорову.

— Убью, — прорычал он и потянулся к моей шее, но порка отобрала у него слишком много сил. Прохоров едва не рухнул мордой в талый снег.

— Если ты хотя бы поплобуешь кому-то навледить, то в следующий лаз тебя повесят, — холодно бросил я, заглянув ему в глаза.

Артёма начала бить дрожь. Он растерянно зыркнул по сторонам, но не нашел своих шестёрок, они давно ушли. Тогда Прохоров завопил в отчаянии:

— Ты заплатишь! За всё заплатишь! Я убью и тебя, и всех кто тебе дорог!

Я обернулся и хищно оскалившись сказал:

— Так и будет. Но лишь в том случае, если тебя не повесят.

Слова подействовали. Артём перестал кричать, а вместо этого стал бубнить себе под нос что-то невнятное. Отвернувшись, я направился в пансионат. Вряд ли этот дурак перевоспитается, зато целый месяц он пробудет в карцере. По крайней мере, всё свободное время он будет там, а значит, никому не сможет навредить. С чувством выполненного долга я вошел в приоткрытые двери пансионата.

* * *

Бронированный автомобиль нёс Архарову Маргариту Львовну по Серовскому тракту. Дорога была неблизкая. Почти сто двадцать километров в одну сторону, но почему-то женщина испытывала подъём, думая о том, что увидит внука.

На передних сиденьях разместились водитель и один-единственный охранник. Константин Игоревич пытался навязать матери целый кортеж сопровождения, но она отвергла это предложение, заявив «Ты уже перевозил сына в кортеже, охраняемом спецназом, сильно это тебе помогло?». Что ни говори, а Маргарита Львовна знала больные мозоли сына и с удовольствием на них давила.

— Долго ещё? — спросила женщина и, скучая, посмотрела в окно.

Небольшие горы, утопающие в зелени, лес, куча болот и озёр. Всё это мелькало, меняясь друг с другом местами. Маргарита Львовна даже подумала грешным делом, что они попали в аномалию и ездят по кругу.

— Почти приехали. Ещё двадцать километров, и мы на месте.

— О боги, какая же это потеря времени, — вздохнула она. — Жаль, что у нас нет телепортов, как в дурацких книжках, которые так любит мой сын.

Водитель и охранник ничего не ответили и пристально уставились перед собой. Наконец, дорога закончилась. Автомобиль остановился у городской стены. Гвардеец проверил документы и запустил машину внутрь.

— Хотите перекусить? Я знаю здесь одно отличное каф… — начал было водитель, но его тут же прервали.

— Нет. Сперва пансионат, потом набьёшь брюхо, — сухо ответила Маргарита Львовна и дотронулась до лежащей рядом сумочки, в которой хранился подарок для внука.

— Как прикажете, — отозвался водитель.

Машина въехала на территорию пансионата и остановилась у главного здания. На лестнице тут же показался побледневший Углов. Он растерянно посмотрел на машину, а когда пассажирская дверь открылась, он рванул встречать дорогую гостью.

— Маргарита Львовна, как же я рад вас видеть. Давненько вы к нам не заезжали, — лебезящим тоном проговорил Углов, надеясь, что она как можно скорее уедет и не заметит следов пожара. Хотя их было невозможно не заметить.

— Что это? — спросила женщина, указав крючковатым пальцем на почерневший фасад.

— Эммм… Дело в том, что сегодня ночью у нас случилось небольшое задымление.

— Задымление? Больше похоже на пожар, — усмехнулась Маргарита Львовна и придавила куратора взглядом.

— Вы правы. Это был пожар, — сдался Углов. — Но его очень быстро потушили и никто не пострадал. Виновные в поджоге уже наказаны.

— Можете не отчитываться передо мной. Мне плевать. Лучше скажите, где мой внук?

— Прошу уточнить, какой из внуков? — натянуто улыбнулся Углов.

— Михаил. Ему сейчас около двух лет.

— А-а-а! Михаил! Должен отметить, что он один из лучших учеников нашего пансио…

— Иван Викторович, разве я тебя спрашивала о успеваемости Михаила? Я спросила, где он? — стальным тоном отчеканила Маргарита Львовна, заставив Углова вытянуться по струнке.

— Прошу в мой кабинет. Михаила сейчас же приведут, — ответил Углов и попятился в сторону пансионата.

Кабинет у куратора оказался почти крошечный. Десять квадратных метров, пара шкафов, два кресла и стол, обильно покрытый пылью, а также следами от пролитого кофе.

— Свинарник, — вздохнула Маргарита Львовна, достала из сумочки белоснежный платок и протёрла им сиденье и спинку кресла. Платочек тут же покрылся серым налётом.

Покачав головой, Маргарита Львовна поняла, что длительная поездка её совершенно «не утомила», а точнее не хотело марать платье о это убожество называемое креслом. Посмотрев на платочек, она решила, что его проще выкинуть, чем отстирать. Спустя пять минут в дверь постучали.

— А вот и Михаил Конста… — начал было куратор,