Крестная дочь - Андрей Троицкий

– Спасибо, обрадовал.

Лена заехала домой переодеться, битый час проторчала в пробке на набережной и добралась до аэродрома, когда совсем стемнело.

Охранники, дежурившие на вахте при въезде, сказали, что в летной школе сейчас никого нет, даже дежурного. И долго мусолили пропуск Пановой, передавая его из руки в руки.

– Сегодня должен дежурить инструктор Вася Анисимов, – в десятый раз объяснила Панова. – Я приехала из Москвы специально, чтобы забрать методическую литературу к зачету. Если Анисимова нет сейчас, значит, он появится позже. Разрешите, я подожду.

Старший по группе принял решение и, кисло улыбнувшись, сказал, что здесь не Шереметьево или Домодедово, порядки либеральные, курсанту летной школы можно пройти на территорию, только машину придется отогнать на служебную стоянку по эту сторону забора. Через полчаса Лена, спотыкаясь на кочковатом газоне, подошла к одноэтажному зданию на самом краю летного поля.

Темнота почти полная, здания складов и ангары совсем не видны, только вдалеке за ее спиной горели сигнальные огни взлетной полосы, и светилась вышка аэродромного диспетчерского пункта. В окна летной школы плотно закрыты, дверь заперта. Но она знала, где Анисимов оставляет ключ, когда сматывается отсюда по своим делам. Она подошла к ближнему окну, нашарила выемку между стеной и наличником.

Через десять минут Панова сидела за столом дежурного по авиационной школе «Крылья», пила кофе из пластикового стаканчика и читала записку инструктора. «Лена, я вернусь около полуночи. Если есть время и терпение, дождитесь меня. Поговорим. Если торопитесь, положите ключ на прежнее место. Книги, которые я обещал принести, в верхнем ящике. В. Анисимов».

В столе она нашла лишь засаленную колоду карт и солнцезащитные очки с треснувшим стеклом. Брошюры по основам ведения радиообмена, выпущенной мизерным тиражом для служебного пользования, и наставления об организации полетов любительской авиации, на месте не оказалось. Раритетные книженции, такие у букиниста не купишь, и зачетов в школе без них не сдашь. Еще минут пять Панова шарила по столу и тумбочкам, пока наконец не убедилась: книг нет нигде.

– Проклятье, – сказала она. – Черт бы побрал этого беспамятного козла. Жди теперь его до полуночи. Господи… Сегодня мне везет как утопленнику. Даже меньше.

Кофе не взбодрил, а нагнал тяжелую дрему. После муторного бестолкового дня бороться с сонливостью не осталось сил. Она еще четверть часа, сидя в кресле, клевала носом. А потом вспомнила, что в соседней комнате есть старый кожаный диван на пружинах. Полчаса отдыха – это все, что ей сейчас нужно. Лена заперла изнутри замок входной двери, потушила свет и, плотно прикрыла дверь в дежурку. Когда Анисимов вернется и не найдет ключа, он будет с такой силой молотить кулаками в дверь, что мертвого разбудит. Она опустила горизонтальные жалюзи, чтобы не видеть огоньков вышки, вытянувшись на диване, закрыла глаза и мгновенно провалилась темный колодец забытья, находившийся где-то на границе между сном и явью.

Привиделась покойная поэтесса, которая оживленно обсуждала с шеф-редактором подробности своей трагической кончины и требовала внести правку в статью Пановой. Шеф-редактор пытался возражать, но как-то вяло, не пафосно. Говорил тихо, жевал кашу, покашливал и все повторял «Можно попробовать по-другому» и почему-то называл покойную поэтессу «командиром». «Тут надо делать, а не пробовать», – сердилась Волгина, она говорила сиплым простуженным голосом. «Можно попробовать, – тупо повторил шеф-редактор и подвел черту под беседой. – Впрочем, как скажешь, командир. Тебе, в конце концов, виднее».

Панова открыла глаза, но не увидела ничего кроме непроглядной темноты.

– Тебе виднее, командир.

Короткая фраза повисла в воздухе. Панова тряхнула головой, старясь вспомнить, где она находится и как сюда попала. Привстав, заглянула за спинку дивана: из-под двери, ведущей в дежурку, пробивалась тусклая полоска света. Значит, голоса ей не приснились. Через минуту сонную одурь как рукой сняло.

– Взрывчатка и оружие уже на борту, – приятный баритончик показался знакомым. – И все остальное тоже. Груза по минимуму.

Голоса сделались тише, собеседники отошли подальше от двери, в глубину комнаты. Приподняв руку, Панова глянула на святящиеся стрелки часов: четверть второго ночи. Долго же она спала. Значит, Вася Анисимов снова обманул, так и не явился в назначенное время. Теперь Панова не разбирала разговора за дверью, лишь отдельные слова. Она надела ботинки из нубука и легкий пиджак, поднялась на ноги, стараясь не издать ни звука, но пружины старого дивана предательски зазвенели, под ногой скрипнула рассохшаяся половица. Панова застыла на месте, не зная, что делать дальше. В соседней комнате этих звуков не услышали, двое мужчин, продолжали говорить.

Глазами испуганной лошади Панова озиралась по темным углам комнаты, но ничего не видела, кроме той полоски света под дверью. Нащупав сумочку, повесила на плечо ремешок, подтянула джинсы. Только сейчас она окончательно проснулась, снова обрела способность соображать и действовать. «Оружие и взрывчатка, – стучало в голове. – Взрывчатка и оружие». Крадучись, она подошла к двери, прижав ухо к косяку. Лена не могла вспомнить имя того мужика, говорившего приятным баритончиком, но его собеседника узнала быстро: старший инструктор авиационной школы «Крылья» Леонид Иванович Зубов.

Судя по звукам, кто-то из мужчин чирикал мелом по доске, что-то рисовал или писал.

– Если верить военной карте, тут проходит русло высохшей реки, а здесь дно высохшего озера, – говорил Зубов. – Хорошее место для посадки. Но если ветер поднимет песок, сесть будет трудно. Ранней осенью там начинает дуть восточный ветер. Эта бодяга может продолжаться сутками. Мы ничего не увидим кроме летящего песка. Справа и слева от высохшей реки склоны холмов. Короче, место – не подарок. Но ничего лучшего поблизости нет.

– Будем надеяться на хорошую погоду, – ответил собеседник.

– Мы выдвигаемся сюда, – Зубов царапнул мелом по доске и поставил точку. – Вот здесь среди холмов проходит единственная дорога. А вкруг одни овраги. Разминуться с нашими друзьями, – слово друзья он произнес презрительно, словно плюнул на пол, – разминуться с ними мы не сможем. Останется подождать немного и… И порядок. Время на подготовку должно остаться. Что у нас с оружием?

– В принципе, есть все, что я заказывал…

Панова еще сильнее вжалась ухом в дверной косяк, она ловила каждое слово. Но по мере того, как суть разговора становилась более или менее понятной, вернулся страх, снова сжавший душу. Если мужчины, закончив разговор, войдут сюда, в соседнюю комнату, лицом к лицу столкнуться с ней… Нет, об этом даже подумать страшно.

Отступив от двери, Панова осторожно шагнула в сторону, дождалась, когда глаза привыкнут к темноте. Спрятаться в комнате негде, здесь нет встроенных шкафов. Нет ничего кроме продавленных кресел, скрипучего дивана и стенных полок, забитых какой-то макулатурой. Теперь она скорее угадывала чем видела абрис окна, жалюзи опущены не до конца, на белый подоконник падает далекий свет диспетчерской вышки, издали напоминающей старый маяк, увешанный гирляндами разноцветных лампочек.

Выставив руки вперед, чтобы не натолкнуться на препятствие, Панова подошла к подоконнику. Нашарив веревку жалюзи, потянула ее наверх, в комнате стало светлее. Она перевела дух, убедилась, что верхний шпингалет опущен, дернула нижний шпингалет. Полдела сделано. Остается опустить ручку окна, толкнуть раму, аккуратно перебросить одну ногу через подоконник. И что есть духу рвануть в темноту летного поля. Она опустила ручку, толкнула раму двумя руками, но та не сдвинулась ни на миллиметр. Летом здесь делали косметический ремонт, кое-как повазюкали краской по окну, эмаль засохла, прихватив раму к переплету окна.

– Черт, – прошептала Панова. – Черт бы вас всех…

Она налегла на раму плечом, рама, сухо затрещала, чуть сдвинулась с места, сверху на подоконник посыпались мелкие чешуйки краски. Тишина такая, что слышно, как о стекло бьется муха. Еще одно усилие и окно распахнется. Панова набрала в грудь побольше воздуха, уперлась ногами в пол, а плечом в оконную раму. Но тут за ее спиной скрипнула дверь, вспыхнул верхний свет.

Глава вторая

На пороге стол старший инструктор Леонид Зубов и еще один персонаж. Кажется, его звали Виктор Суханов. Лена помнила его с того дня, когда впервые увидела. Высокий красивый мужик в потертой кожанке, вытянутое лицо, коротко стриженные темно-русые волосы, прямой нос. И большие серые глаза, в которых навсегда застыли невыразимые грусть и тоска. Романтический образ стопроцентного героя, разочарованного в жизни и себе самом.

В авиационной школе этот тип появлялся пару раз в неделю. Панова точно знала, что допуска к полетам он не имел, числился внештатным инструктором. Чем проштрафился Суханов, то ли нахватал нарушений в пилотское свидетельство и был отстранен от полетов, то ли на земле совершил какой-то неспортивный поступок, не догадаешься.