Первый поцелуй - Эдуард Асадов

Судьбы и сердца

Ее называют «брошенная»,«Оставленная», «забытая».Звучит это как «подкошенная»,«Подрезанная», «подбитая».

Раздоры – вещи опасные,А нравы у жизни строги:Ведь там, где все дни ненастные,А взгляды и вкусы разные,То разные и дороги.

Мудрейшая в мире наукаГласит, что любви не получится,Где двое мучат друг другаИ сами все время мучатся!

Сейчас выяснять бессмысленно,Кто прав был в их вечном споре.Счастье всегда таинственно,Зато откровенно горе.

А жизнь то казнит, то милует,И вот он встретил другую:Не самую молодую,Но самую, видно, милую.

Должно быть, о чем мечталось,То и сбылось. Хоть все жеЛюбимая оказаласьС судьбою нелегкой тоже.

И вот он, почти восторженный,Душой прикипел влюбленнойК кем-то когда-то брошенной,Обманутой, обделенной.

И странно чуть-чуть и славно:Была для кого-то лишнею,А стала вдруг яркой вишнею,Любимой и самой главной!

А с первою, той, что в раздоре,Кто может нам поручиться,Что так же все не случитсяИ счастье не встретит вскоре?!

Покажутся вдруг невзгодыДалекими и смешными,И вспыхнут и станут годыПразднично-золотыми.

Ведь если сквозь мрак, что прожит,Влетает к нам сноп рассвета,То женщин ненужных нету,Нету и быть не может!

И пусть хоть стократно спрошенный,Стократно скажу упрямо я:Что женщины нету брошенной,Есть просто еще не найденная.

Не найденная, не встреченная,Любовью большой не замеченная.Так пусть же, сметя напасти,Быстрее приходит счастье!

1941 г.

Они студентами были…

Они студентами были.Они друг друга любили.Комната в восемь метров —             чем не семейный дом?!Готовясь порой к зачетам,Над книгою или блокнотомНередко до поздней ночи сидели             они вдвоем.

Она легко уставала,И, если вдруг засыпала,Он мыл под краном посуду и комнату             подметал,Потом, не шуметь стараясьИ взглядов косых стесняясь,Тайком за закрытой дверью белье             по ночам стирал.

Но кто соседок обманет,Тот магом, пожалуй, станет.Жужжал над кастрюльным паром             их дружный осиный рой.Ее называли «лентяйкой»,Его – ехидно – «хозяйкой»,Вздыхали, что парень – тряпка             и у жены под пятой.

Нередко вот так часамиТрескучими голосамиМогли судачить соседки, шинкуя лук             и морковь.И хоть за любовь стояли,Но вряд ли они понимали,Что, может, такой и бывает истинная             любовь!

Они инженерами стали.Шли годы без ссор и печали.Но счастье – капризная штука,             нестойко порой, как дым.После собранья, в субботу,Вернувшись домой с работы,Жену он застал однажды целующейся             с другим.

Нет в мире острее боли.Умер бы лучше, что ли!С минуту в дверях стоял он, уставя             в пространство взгляд.Не выслушал объяснений,Не стал выяснять отношений,Не взял ни рубля, ни рубахи, а молча             шагнул назад…

С неделю кухня гудела:«Скажите, какой Отелло!Ну целовалась, ошиблась…             Немного взыграла кровь.А он не простил – слыхали?»Мещане! Они и не знали,Что, может, такой и бывает истинная             любовь!

«Сатана»

Ей было двенадцать, тринадцать – ему.Им бы дружить всегда.Но люди понять не могли, почемуТакая у них вражда?!

Он звал ее «бомбою» и веснойОбстреливал снегом талым.Она в ответ его – «сатаной»,«Скелетом» и «зубоскалом».

Когда он стекло мячом разбивал,Она его уличала.А он ей на косы жуков сажал,Совал ей лягушек и хохотал,Когда она верещала.

Ей было – пятнадцать, шестнадцать – ему,Но он не менялся никак.И все уже знали давно, почемуОн ей не сосед, а враг.

Он «бомбой» ее по-прежнему звал,Вгонял насмешками в дрожь.И только снегом уже не швырялИ диких не корчил рож.

Выйдет порой из подъезда она,Привычно глянет на крышу,Где свист, где турманов кружит волна,И даже сморщится: «У, сатана!Как я тебя ненавижу!»

А если праздник приходит в дом,Она нет-нет и шепнет за столом:«Ах, как это славно, право, что онК нам в гости не приглашен!»

И мама, ставя на стол пироги,Скажет дочке своей:«Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,Зачем нам твои враги!»

Ей – девятнадцать. Двадцать – ему.Они студенты уже.Но тот же холод на их этаже,Недругам мир ни к чему.

Теперь он «бомбой» ее не звал,Не корчил, как в детстве, рожи,А «тетей Химией» величалИ «тетей Колбою» тоже.

Она же, гневом своим полна,Привычкам не изменяла.И так же сердилась: «У, сатана!»И так же его презирала.

Был вечер, и пахло в садах весной.Дрожала звезда, мигая…Шел паренек с девчонкой одной,Домой ее провожая.

Он не был с ней даже знаком почти,Просто шумел карнавал,Просто было им по пути,Девчонка боялась домой идти,И он ее провожал.

Потом, когда в полночь взошла луна,Свистя, возвращался назад.И вдруг возле дома: «Стой, сатана!Стой, тебе говорят!

Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?Значит, встречаешься с ней?!С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!Не смей! Ты слышишь? Не смей!

Даже не спрашивай почему!»Сердито шагнула ближеИ вдруг, заплакав, прижалась к нему:«Мой! Не отдам, не отдам никому!Как я тебя ненавижу!»

Первый поцелуй

Мама дочь ругает строгоЗа ночное возвращенье.Дочь зарделась у порогаОт обиды и смущенья.

А слова звучат такие,Что пощечин тяжелей.Оскорбительные, злые,Хуже яростных шмелей.

Друг за другом мчат вдогонку,Жгут, пронзают, как свинец…Но за что клянут девчонку?!В чем же дело, наконец?

Так ли страшно опозданье,Если в звоне вешних струйБыло первое свиданье,Первый в жизни поцелуй!

Если счастье не из книжки,Если нынче где-то тамБродит он, ее парнишка,Улыбаясь звездным вспышкам,

Конец ознакомительного фрагмента.