Принцесса Греза - Лада Лузина

Пока Киевицы караулили нечто еще не случившееся, в праздничной жизни рыжей кошки случилось немало событий. Она успела подремать и помурчать на плечах у хозяйки; спрыгнуть вниз; перепугать до полусмерти прогуливавшегося во дворе полусонного хозяина рыжего пекинеса, поздравив его питомца с огненным праздником; послать на три буквы двух серых терьеров и одну черную таксу; полежать в засаде, намереваясь поохотиться на голубей; передумать, плюнуть на ту охоту, вернуться на колени к Даше, громко потребовать, чтоб та погладила ей круглый животик, муркнуть «charmant[6]» и вновь переместиться на уже прогретую сентябрьским солнцем траву.

Теперь же с неподражаемой грацией рыжего гиппопотама Пуф карабкалась на близрастущее дерево.

— Доця! — Даша соскочила со скамейки. — Доця, вернись, ты упадешь! Давай, быстро ползи попой назад…

Заслышав взволнованный голос хозяйки, Пуф честно попыталась дать задний ход, — но едва не сорвалась вниз и припустила вверх с новой силой.

— Нет, доця, нет!.. — замахала Даша руками.

Достигнув первой ветви, Изида осторожно пошла по ней.

— Не надо! Она ж под тобою подломится!..

Подтверждая слова, ветвь подозрительно закачалась, кошка замерла, вцепилась когтями в кору, округлила глаза, открыла рот и заорала:

— М-эу… М-эу…

— Мама, что делать?! — истерично заломила Чуб руки. — Я в Башне забыла метлу! Никогда не забываю, а тут… Все ты виновата! Все из-за того, что ты меня в три утра подняла! — в сердцах обвинила она Ковалеву.

— В пять тридцать…

— Какая разница? Разве нормальные люди встают так рано! Конечно, я все забыла… А Пуфик теперь разобьется!!!

— М-эу… М-эу… М-эу… — неслось на весь двор.

Ни разбиваться, ни затыкаться Изида не собиралась, — она возмущенно взывала о помощи. Даша в панике металась внизу.

— Даш, она — кошка, — попыталась воззвать к логике Маша. — Они прыгают вниз и не с такой высоты. Тут всего метра три…

— Она лапку сломает! — проплакала Даша, загодя проживая ужасную катастрофу. — Она ударится. У нее будет стресс. Она будет знать, что ее мама — предательница и в трудный час ей ничем не поможет, — похоже, дремавший досель материнский инстинкт проснулся и забил в Чуб, причем не родником, а фонтаном, угрожая наводнением ближайшим окрестностям.

— Хочешь, я быстро мотнусь домой за метлой? — предложила Маша. — Мы ж рядом…

— Ты не успеешь! Она упадет!

— М-эу… М-эу… М-эу…

— Эй, вы!.. Сделайте что-то с вашим мерзким животным!

Старый дом стал похож на выставочный зал — в оконных рамах нарисовались портреты жильцов. В окне, полюбляющем еду от неведомой Аллочки, портрет был групповым — молодая тонконосая блондинка в комплекте с невзрачной женщиной средних лет. Прямо под ними зарисовался портрет неизвестного в спортивном костюме с древней эмблемой Олипиады-80 — сухонький, вредный старик, посмевший обозвать Дашу «Эй, вы», а Пуфик «мерзким животным».

— Вы мне мешаете спать. Я милицию вызову, — пригрозил старикашка.

— Мужчина, зачем вы кричите? Как девушка может снять ее? — заступился за Дашу портрет в полный рост, — дверь первого этажа распахнулась, явив полную даму в очках.

— Мне все равно, — дернул плечами старик. — Я хочу спать. Вы знаете, который час?!

— Все нормальные люди проснулись еще в пять утра, — в любое другое время дедуле б не поздоровилось, но ныне он не смог завладеть вниманием Чуб, — все ее чувства были отданы плачущей кошке. Ветка под крупнокалиберной Пуфик раскачивалась все сильнее, — Изида орала все отчаянней, а ее «мама» все крепче сжимала испуганные кулаки…

Маша же вдруг перестала казаться встревоженной, став удивленной.

— Девушка, я с вами разговариваю! — увы, старик не ценил свое здоровье. — Если вы сейчас же не снимете эту тварь, я собью ее сам. — Дед поднял руку, показывая, чем будет сбивать — четвертый том «Капитала» Карла Маркса.

— Что-что ты сказал?!!! — глаза и рот Даши Чуб стали еще круглей, чем у плачущей кошки.

— Мужчина, как же вы можете? Кошечка не виновата, — схватилась за сердце приятная дама в очках. — Я директор библиотеки… Я не позволю вам.

— Пожарные? — раздалось сверху. — Возле уха тонконосой, капризногубой блондинки сверкнул золотой телефон, на лице прописалось четкое осознание, кто здесь самый умный и, само собой, самый красивый. — У нас кошка на дереве… То есть как не снимаете? Что значит только в американском кино? Странная логика. По-вашему, если у нас в стране не снимают кино, то и кошек не нужно снимать? Я, к вашему сведению, жена депутата Мерсюкова. Я поставлю этот вопрос. Я добьюсь, чтоб у нас снимали кино! И кошек тоже… А вас сняли с работы. Как ваша фамилия? Галя, пишите.

В руках стоящей рядом невзрачной тетки в подвязанном на затылке цветастом платке образовалась ручка, лицо домработницы осталось устало-равнодушным. Ненадолго.

Старик пригнулся, целясь в кошку капитальным трудом пролетарского пророка. С цирковой быстротой Даша Чуб сорвала с ноги ботинок а-ля Джонни Депп и запустила в окно старика. Стекло разлетелось. Голова деда исчезла. Дама-директор схватилась за грудь второю рукой.

— Вы убили его? — прошептала она испуганно-жалобно.

Сияющее азартом лицо старикашки вынырнуло из-под подоконника — в руках у него был пистолет.

— Ах ты, дрянь!.. — грюкнул он. — В такую и пальнуть не жалко. Теперь я твою кыцю сам грохну.

— Милиция! — закричали над ним. — Я жена депутата Мерсюкова. Тут человек грозится убить… У него оружие!

— Наградное! — гордо крикнул старик. — Я вам не кто-нибудь… Я не таких учил. Только попробуй швырни свой сапог, — перевел он прицел на Дашу, уже сжимающую в руках второй ботинок. — Одной прошмандовкой будет меньше.

Дама в очках по-рыбьи открыла рот и поспешно прикрыла его двумя ладонями, боясь, что случайный звук решит исход дела. Маша испуганно заморгала глазами.

— Помогите! Спасите! Убивают!.. — истошно заголосила Галя в цветастом платке.

— Ма-эу… Ма-эу… Ма-эу… — продолжала наяривать Пуфик.

Единственной, кто проявил завидное спокойствие, была Даша Чуб — едва дед перевел пистолет на нее, она издала короткий смешок, точно тот сморозил очевидную глупость. И вдруг принялась неистово и лихо отплясывать, выделывая кренделя босыми ногами и напевая на мотив калинки-малинки:

Стреляй же, стреляй же, стреляй в меня, дед,Стреляй в меня марксометатель и пед.Тебя не боюсь, не боюсь я ничуть,Стреляй же, стреляй давай в девичью гру-у-у-удь!..

— но вместо того, чтоб рвануть рубаху на груди, живо высвободила из брюк край футболки, высоко задрала подол, соорудив таким образом упругий гамак, и крикнула:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});