Вечный лес - Томас Сван

Мирра укоряюще посмотрела на него. Подобно многим женщинам, ведущим себя весьма свободно, в присутствии Дочери она становилась необычайно стыдливой.

– Я же сказала, что опасаться надо королев. Интересно, что им потребовалось в Стране Зверей? У нас почти нечего украсть.

– Думаю, их просто занесло сюда бурей, – сказала я. – Будем надеяться, что они здесь не задержатся.

Вскоре мы заговорили на другие темы, и все почувствовали себя очень хорошо и уютно, хотя обычно мне становится грустно, когда я прихожу в дом, где две женщины живут одни, без мужчин. У Мирры все еще было много любовников, правда, не постоянных, но восемнадцатилетняя Кора была самой «старой» девственницей в стране и являлась источником бесконечных тревог для своей матери.

Так как я недостаточно молода для Эвностия, то решила уступить его Коре и стала работать над созданием их будущего союза. Эвностий был последним минотавром, и мне казалось, что Кора, избавившись от своей непорочности, могла бы родить ему хороших сыновей. Вы, конечно, понимаете, что отпрыски минотавра и дриады не являются гибридами. Сыновья – это минотавры, дочери – дриады. В Стране Зверей живет несколько племен, но они либо мужские, либо женские, за исключением кентавров, у которых есть свои собственные женщины, хотя им весьма нравятся и другие. Люди задают вопрос, для чего Великая Мать создала так много племен, состоящих из однополых существ, и, чтобы размножаться, они должны смешиваться? Ответ прост: она любит многообразие. Ей нравится, когда противоположности сближаются. Она хочет, чтобы ее многоликие дети ценили не только сходство, но и различие.

– А теперь мы выпьем вина и поедим медовых лепешек. Черничное вино подойдет?

– Лучше не бывает!

– И ты тоже можешь налить себе, Эвностий. Ведь ты уже совсем взрослый бычок! (Я не стала говорить ей, что Эвностий никогда не пил молоко, если мог получить вино, а вообще-то предпочитал пиво, и все это из-за того, что водился с дурной компанией.)

– Когда я закончу платье для Коры, мне надо будет сшить тебе набедренную повязку.

Она достала из шкафа кувшин и начала разливать вино по деревянным кружкам.

– Мой муж сам их вырезал, – сказала она, – и я ни за что не променяла бы их даже на серебряные.

Глиняная печь пылала жаром, по комнате растекался запах лепешек с изюмом; гостеприимство и радушие, казалось, принимали осязаемую форму и все время были рядом с тобой, как домашний поросенок кентавра. Я даже перестала обращать внимание на звук падающих капель водяных часов. Кто же знал, что мы вчетвером так мирно сидим вместе в последний раз?

– Эвностий, ты проводишь меня? – спросила я, когда сквозь пергамент на окнах уже больше не пробивались лучи солнца.

К этому времени Эвностий уже перешел к чтению стихов, которые Кора слушала с легкой одобрительной улыбкой, но у меня было странное чувство, что слушала она вовсе не его.

Глава II

У входа в дерево Коры стоял Эвностий и раздумывал, не стоит ли покричать, чтобы она вышла. Если он постучит в дверь – ответит Мирра и, прежде чем позвать дочь из верхней комнаты, обрушит на него свой нескончаемый поток речи. Рядом с Эвностием стоял его приятель, паниск Партридж, который все время давал советы. Ему было лет тридцать. Обычно козлоногие завершают свое умственное и физическое развитие годам к пятнадцати. Что же касается Партриджа, то по уму он тянул лишь на двенадцать. Это был толстый волосатый паниск, на его боках вечно болтались колючки, а из-за того, что он жил в норе, шерсть всегда была в песке. От него постоянно пахло луком, и даже сейчас он продолжал жевать перышки луковой травы. Но Эвностий любил его, так как Партридж считался чем-то вроде изгоя среди своих сородичей. Будучи слишком толстым, он не принимал участия в их грубых, хулиганских выходках, но, и участвуя, не получал бы от этого удовольствия – дело в том, что он был очень добрый.

Между Эвностием и Партриджем, глядя на дерево и ловя своими усиками колебания воздуха, съежившись, сидел тельхин Бион – восьминогое, напоминающее муравья существо, живущее под землей, обрабатывающее своими твердыми, как металл, передними лапками, похожими на клешни, драгоценные камни. Они делали кольца, браслеты, ожерелья, а также разную косметику, вроде краски для век или карминовых румян[6]. Все это обменивалось ими у дриад и девчонок-медведиц на фундук и пшеничный хлеб. Он был гораздо умнее обезьян и котов, но не столь умен, как звери. Как и Партридж, Бион был другом Эвностия.

– Ну, давай, позови ее, – уговаривал Партридж, продолжая яростно грызть свою луковую траву.

– Кора, – почти прошептал Эвностий.

– Эвностий, да крикни как следует, чтобы она услышала.

– КОРА, я пришел в гости! – Он помахал пучком фиалок и с отчаянием посмотрел на балкон, который огибал ствол и верхнюю комнату.

Кожаная занавеска с шорохом отодвинулась, и на балконе появилась Кора. На ней было зеленое льняное платье, вышитое белыми нарциссами, лицо тоже было белым, как чистейший, без единой прожилки, мрамор, залегающий в земле еще с тех пор, как Великая Мать жила на этом острове задолго до прихода людей и зверей. Волосы цвета плюща, освещенного солнцем, завитками ложились на плечи. Кора не носила ни колец, ни браслетов, и лишь на шее была подвеска – серебряный кентавр, который, как она считала, очень походил на ее отца. Но Эвностия привлекали не какие-то отдельные черты, его притягивала окружавшая ее атмосфера недоступности и чистоты. Она напоминала неисследованную пещеру или тихую подземную реку – скрытую, заманчивую и немного пугающую.

В свои восемнадцать Кора казалась Эвностию намного старше, и оттого становилась еще более привлекательной. Если бы она не была столь красива, ее, наверное, считали бы старой девой. (Да, у нас в Стране Зверей тоже есть эти несчастные, так же как и огромное количество беспутных холостяков.) Ее называли равнодушной, надменной, холодной, но никогда не говорили, что она никому не нужна. В действительности все было не так. Она просто ждала, но сама не знала, чего именно.

– Эвностий, – сказала она, выйдя на балкон, – ты пришел к маме?

– Я пришел к тебе, – впервые признался он, хотя в последние несколько месяцев часто бывал в их доме, делая вид, что навещает Мирру, несмотря на то, что та болтала без умолку, как воробей на рассвете. – Спускайся ко мне.

Его хвост так и ходил из стороны в сторону – он очень волновался.

Она ответила не сразу. «Наверное, слышала о моих похождениях», – подумал он не без гордости. В пятнадцать лет приятно, когда тебя считают хитрым соблазнителем.

– Хорошо.

Эвностий был благодарен, что Кора не убежала кокетливо в свое дерево принарядиться или украсить волосы черепаховым гребнем. Казалось, она не осознавала своей красоты, а считала ее скорее помехой, из-за которой бесчисленные кентавры, начиная с подростков и кончая выжившим из ума Мосхом, постоянно стучались к ней в дом. И не успел еще светлячок промерцать шесть раз, как девушка вышла из двери внизу.

– Отдай ей цветы, – зашипел Партридж, настолько переживавший за своего друга, что ему можно было за это простить и запах лука, и колючки, повисшие на боках.

Конечно, он не отличался большим умом, но знал, что надо делать, когда дриада стоит в дверях. Эвностий тоже знал, как себя вести, но только с более доступными дриадами. Мой друг Миртл просветил его на сей счет еще в одиннадцатилетнем возрасте. В последний же год, осиротев, он болтался по всему лесу без присмотра, ночуя в пещерах и норах или прямо под деревьями, пустился во все тяжкие вместе с молодыми кентаврами и начал жить с дриадами, но каким-то образом умудрился сохранить хорошие манеры и внутреннее благородство, привитые ему матерью-дриадой и отцом-минотавром.

Эвностий протянул Коре цветы, и она взяла их. От волнения он с силой размахивал хвостом и переминался с копыта на копыто.

Фиалки начали вянуть – он слишком долго продержал их в своем разгоряченном кулаке, но Кора приняла букетик так, будто это были розы, хотя ничего не сказала – она вообще говорила редко. Молчание окутывало ее, как подвенечный наряд. (Когда звери ухаживали за ней, они думали о свадьбе, а не об оргиях, точно так же, как они думали об оргиях, а не о свадьбе, когда ухаживали за ее матерью или за мной.) Но вот Кора улыбнулась и ласково потрогала рога Эвностия.

– Дорогой Эвностий. Цветы чудесные.

Она была очень тактичной, ведь дриады не выносят, когда растения вырывают с корнем из земли, срезают или калечат каким-либо другим способом. Мы предпочитаем оставлять цветы на кустах, а кусты в земле. А если мы и едим желуди, то для того, чтобы они не достались белкам или чтобы запастись энергией на то время, пока мы находимся вдали от своих дубов.

Охваченный порывом чувств, Эвностий схватил Кору за руку и с силой увлек за собой. Фиалки упали на землю, ветер растрепал ее волосы, взметнул вверх длинное платье, и тут неожиданно она рассмеялась.