Генезис и структура квалитативизма Аристотеля - Виктор Павлович Визгин

познавательный «эрос», обращенный на аристотелевский квалитативизм, реализовался.

Для настоящего издания текст книги отредактирован, слегка сокращен и в то же время незначительно дополнен за счет краткого рассмотрения апорий аристотелевской концепции качеств-сил (гл. VI, 1).

Введение

Наряду с развитием количественных методов, математизации и формализации научного знания важной чертой науки сегодняшнего дня является повышение значимости качественных подходов и оценок. Исследователя часто интересуют в конечном счете не столько количественные показатели того или иного процесса, сколько сам факт: будет этот процесс иметь место или же нет. Науки не просто «не обходятся без качественного» [26]: качественные характеристики изучаемых ими явлений выступают, в конце концов, как основные, задающие цель всего научного поиска.

Представление о качественных определениях предмета познания как неопределенных, неточных, приблизительных и грубых, т. е. представление о качестве как «предколичестве», истолкование его как недовыявленного количества, как низшей начальной ступени количественного знания не отвечает современной науке и опровергается ее историей. Качество и количество представляют собой в равной степени универсальные категории, тесно взаимосвязанные, но отнюдь не «снимаемые» одна в другой. В частности, качество в конечном итоге не может быть нацело сведено (редуцировано) к количеству, хотя редукционистский подход в определенных границах и в специфических ситуациях оправдан, являясь эффективным познавательным средством.

Проблема сведения «сложных» явлений к более «простым» остро стоит в современной науке. Так, например, квантовая механика, позволившая рассчитать простейшие химические системы, породила квантово-механический редукционизм в химии[17]. Известно также, какие споры вызывает проблема редукции в биологии. Методологи науки обсуждают различные способы построения научного знания, анализируют правомерность построения его исключительно «снизу», основываясь на фундаментальных физических понятиях. По существу речь идет о границах сведения нового качества к свойствам исходных компонентов, новой целостности – к свойствам ее частей. Очевидно, что в этой ситуации особый интерес представляет изучение в логическом и историческом плане различных подходов «сверху», нередукционистской методологии. Попытка всесторонне и основательно разобраться в этой проблеме неминуемо приводит нас к исследованию полемики и борьбы направлений в античной науке, в которой, по словам Энгельса, были «зародыши» всех последующих научно-философских систем, всех будущих «типов мировоззрений» [1, с. 369]. Во второй половине IV в. до н. э. в греческой науке существовало несколько направлений, основными из них были пифагорейско-платоновская традиция и атомизм. Центром научной жизни этой эпохи была Академия, основанная Платоном. Аристотель, с именем которого связано новое направление в научном сознании Античности, в течение 20 лет был учеником Платона. При входе в Академию была характерная надпись: «Негеометр – да не войдет». Платон считал, что изучение математики, нахождение математических соотношений в мире позволяет «облегчить самой душе ее обращение от становления к истинному бытию» (Государство, 525с 6–7). Математический объект, согласно Платону, ближе к миру истинного бытия, чем чувственно-воспринимаемый, находящийся в процессе становления и движения физический объект. Поэтому и познание сущности природы, в частности, различных видов вещества и их превращений, оказывается у Платона познанием геометрических форм или фигур. Согласно такому математическому подходу к естествознанию разнообразие вещественного мира вытекает из «сочетаний и взаимопереходов фигур» (Тимей, 61с 4–5).

Таким образом, платоновская программа естествознания, основу которой составляет геометрическая теория вещества и его превращений, была своеобразным математическим редукционизмом.

Четкая редукционистская программа была выдвинута также и атомистами. Согласно этой программе большинство физических качеств полностью сводится к взаимному положению и фигуре атомов. «В общем мнении, – говорит Демокрит, – существует сладкое, в мнении горькое, в мнении теплое, в мнении холодное, в мнении цвет, в действительности [существуют только] атомы и пустота» (Секст Эмпирик, Adv. math., VII, 135, пер. А.О. Маковельского). Критическое отталкивание Аристотеля от платоновской программы математического естествознания и атомизма послужило одним из источников формирования иного, нематематического, а точнее, специфического качественного, или квалитативистского (от лат. quialitas) подхода[18]. Нередукционистский подход, содержащийся в квалитативизме Аристотеля, заключается в том, что, согласно Стагириту, «наиболее существенные различия между телами» – различия в качествах и их действиях, а не в геометрических фигурах и количественных отношениях (О небе, III, 8, 307b 20–24). В соответствии с этой нередукционистской программой различать тела и объяснять их поведение нужно не фигурами (геометрический подход) и не числом (количественный подход), а физическими качествами и их взаимодействиями. Однако отказ Аристотеля от математического подхода как основного средства построения теоретического природознания не означает, что математика вообще и анализ количественных соотношений в частности утрачивают свои познавательные функции.

Мир качеств не мыслится Аристотелем абсолютно непроницаемым для математических предметов, они вполне могут взаимно «перекрываться», так что, например, одним из видов качеств выступают качества математических предметов (Метафизика, V, 14, 1020b 1–9). Иными словами, Аристотель не сводит математическое к количественному, хотя свой подход он сознательно противопоставляет количественному и математическому подходу.

Представления о качествах математических предметов как особом виде качественных определений не были подробно развиты Аристотелем. Поскольку качество в этих представлениях задается как форма в рамках онтологического учения, постольку данные представления входят в состав введенного нами метафизико-эйдетического типа квалитативизма[19]. Действительно, качество в плане характеристики математических предметов примыкает к качеству как видовому отличию сущности и противопоставляется в этом плане физическим качествам. Статус математических качеств и статус физических качеств, по Аристотелю, глубоко различен: в логической иерархии («по определению») математические качества или качества математических предметов стоят выше, чем физические качества, однако в онтологической иерархии («по бытию») физические качества превосходят математические. Принимая это во внимание, мы хотим подчеркнуть, что в достаточно подвижной терминологии Аристотеля «бескачественное» означает отрицание не качеств вообще, а только физических качеств, несущих наибольшую онтологическую нагрузку, хотя и менее совершенных в формальном или логическом плане.

Историки и методологи науки, описывая некоторые специфические особенности науки, характерные главным образом для Античности, Средних веков и Возрождения, пользуются такими разнородными, но по сути дела близкими терминами, как «качественная физика», «теория качества», «квалитативизм» и «квалитативистские теории». Эти характеристики достаточно неопределенны, так как их позитивное содержание определяется, прежде всего, негативно: они описывают немеханические теории, нематематизированное естествознание. Их неопределенность обусловлена также и различием в самих конкретных исторических явлениях, которые этими терминами обозначаются. В основе всех этих – порой весьма гетерогенных и достаточно разноплановых – явлений лежат аристотелевские представления о качествах, об их месте и функциях в бытии и познании, т. е., говоря несколько неопределенно и широко, его «квалитативизм».

Однако в чрезвычайно богатой литературе, посвященной науке Аристотеля, отсутствует комплексное исследование его квалитативизма, анализирующее это явление как в плане его внутренней структуры, так и в плане объяснения его возникновения или генезиса. Долгое время в мировом аристотелеведении господствовало представление о внутренней системной гомогенности аристотелевского мышления. Считалось, что наследие величайшего