Лучшее за 2004 год. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Уильям Бартон

Марри смог бы. Все ребята в округе, кроме меня, не могли надивиться на Марри, который в летнюю ночь спокойно называл все звезды на небе, он знал и научные, и мифологические имена. Но однажды я поймал его на ошибке. И тогда он сказал:

— Не знаю, захочу ли я дальше с тобой дружить.

После этого я предпочитал молчать.

Лампочки снова замигали, а тихий женский голос произнес:

— Ля гринеао друай лек аиорра… — Фраза оборвалась, словно женщина хотела сказать что-то еще, но не знала, что именно.

Я постоял немного, потом повернулся и посмотрел в окно.

Похоже на желтый мяч, немного подернутый дымкой, что ли, а вокруг него желто-белое полосатое кольцо, рифленое, как пластинка на сорок пять оборотов. И по цвету похоже на те пластинки, что были у меня в детстве, особенно одна, она еще называлась «Уилли, свистящий жираф». Мне очень нравилась та песня, и я так часто ее слушал, что до сих пор помню наизусть. Много лет спустя я с удивлением узнал, что написал эту песню Руб Голдберг.

Сатурн в окне становился все больше, медленно рос… и тут я подумал, что он должен бы оказаться уже позади, должен уменьшаться. «Мы замедляем ход». Я взглянул на робота, словно ждал от него подтверждения своих мыслей.

Ничего.

Когда я снова посмотрел в окно, там появился дымчатый красный шар, мы пролетали мимо него. Я обвел шар пальцем по стеклу, он остановился и замер; теперь двигалось лишь небо за ним. И Сатурн.

— Титан.

Ничего.

— Черт побери, Титан!

Как будто я что-то мог сделать — разве что вспомнить капитана Нордена из «Песков Марса», который все время говорил о холодных, завывающих ветрах на Титане, да еще Така и Дейви из «Беды на Титане» и их доморощенный кислородный летательный аппарат, на котором они преодолели метановую атмосферу.

Неужели и спустя много лет я буду все это помнить?

Перед глазами у меня промелькнул образ взрослого мужчины, каким я мог стать: толстяк в помятом костюме, продающий невесть что. Такими были все мужчины площади Стэггс. Такими были все мужчины в Америке в 1966 году.

Снова раздался женский голос:

— … кагат вреканай сео ке эгга.

Опять замигали огни, словно знаки препинания. Я постучал по изображению Титана на стекле, чтобы убрать его, и прижался носом к стеклу.

Я ожидал, что здесь будет холоднее. Сатурн ведь достаточно далеко от Солнца.

Вот мелькнула искорка бледно-желтого света.

Она молниеносно разрасталась и без моей помощи заполнила уже все окно, остановившись прямо напротив меня. Серый каменный цилиндр, на поверхности которого имелись разные строения. Я даже видел, что он вращается вокруг своей длинной оси.

Вращается, значит, должен обладать искусственной гравитацией, центробежной силой. А внутри он, наверное, пуст. Может, это то самое, что Айзек Азимов в своих научно-фантастических рассказах называл «споумом», «космическим домом». Это было в той книге, которую отец принес домой, что-то там еще насчет Каммермейера… Так вот, там была статья Азимова… «Нет места лучше споума» [7]. За год или два до этого отец уезжал на конференцию Американского химического общества, а когда вернулся домой, все время посмеивался над маленьким толстым мужчиной с «ярко выраженным нью-йоркским акцентом».

Я помню, как он тогда говорил:

— Азимов? Теперь я вижу его совсем в ином свете!

Когда я был маленьким, мы жили где-то в Бостоне, — может, в Бруклине, — в квартале, где селилось много российских евреев, и отец прекрасно различал их акцент и особенности выговора. У нас в семье было даже много шуток на эту тему.

Цилиндр, вращаясь, приближался к нам, хотя, наверное, это наша тарелка летела к нему. Вдруг цилиндр раскрыл свой черный клюв, как у попугая, оттуда вырвался яркий желтый свет, и мы залетели внутрь.

Прямо вот так залетели внутрь, пролетели мимо каких-то зеленых лужаек, зависли над большой белой площадкой (наверняка бетон) и аккуратно приземлились на свободное место — вокруг было полным-полно таких же летающих тарелок.

Огни снова замигали.

Раздался приветливый женский голос:

— Тодос пасажейрос сай…

Тут тарелка вся задрожала и застонала, вниз опустился трап. Я сообразил, что надо найти хотя бы одного крабоподобного робота, тогда я смогу попасть к входному люку. И спустя каких-нибудь четверть часа я уже был на улице.

По бетонной площадке гулял прохладный ветер, запах тут был какой-то сладковатый, у меня даже защекотало в носу. Может, пыльца каких-то неизвестных растений? У меня на многие вещи аллергия. Я прошептал: «А если я заболею?» В окружающей тишине голос мой прозвучал как-то странно. Тогда я прокричал:

— Э-э-э-эй!

Даже эхо не ответило мне, ветер просто сдул мой крик.

— Кто-нибудь… — Конечно нет. Я нахмурился, прошел мимо двух других летающих тарелок, потом вдруг остановился, в животе все прямо свело — я обернулся, посмотрел на свою тарелку и подумал, как же легко тут запутаться и потеряться. Но разве это так важно?

Откуда мне знать, полетит ли моя тарелка снова на Землю? С того места, где я стоял, мне было видно пространство за последними тарелками. Там возвышался высокий сетчатый за бор, сверху была натянута колючая проволока; а еще дальше, за забором, простирался темно-зеленый лес. Нигде никакого движения.

В лесу никаких динозавров, ни больших, ни маленьких; в небе никаких птеранодонов. В небе? Ну не совсем.

Сверху была такая длинная желтая полоска яркого света. В научно-фантастическом романе ее назвали бы термоядерной трубкой или как-то в том же духе, «внутренним солнцем» этой длинной планеты, суррогатного Пеллусидара. Слева и справа от трубки были полосы такого же темно-зеленого цвета, как и лес. А между ними еще три полосы черного цвета.

В одной из них был виден Сатурн, его яркие кольца напоминали отсюда уши, а может, большие ручки, как у кувшина. А это что за яркая звезда? Наверное, солнце. Стекло? Почему же снаружи я не заметил никаких окон? Почему поверхность цилиндра казалась мне каменной?

В памяти начали всплывать отрывки из романов и рассказов. Что-то двигалось вдалеке. Я всмотрелся внимательнее и весь похолодел, когда понял, что это такое. Одно из тех бронтозавроподобных существ, кажется взрослое, но голова какая-то маленькая и качается на змеиной шее, выискивая добычу среди деревьев. Хорошо, что я за колючей проволокой. Несмотря на страх, я чувствовал и возбуждение. Словно… словно…

Послышался глухой бренчащий звук, будто кто-то рыгнул далеко-далеко. Бронтозавр посмотрел наверх. Внутреннее солнце внезапно стало ярче и наполнило все вокруг ослепительным лиловым светом.

Я заморгал, в глазах появились слезы, потом взглянул наверх и сообразил, что Сатурна там уже нет. Зато у меня внутри все куда-то потянуло. Голова кружилась. Меня подташнивало. Было такое ощущение, будто корабль совершил неожиданный маневр.

Потом раздался громкий треск.

Большие окна прорезала белая зигзагообразная трещина, она протянулась от одного оконного отверстия к другому, словно раскололось само небо. Я тут же представил, что может случиться, если сейчас исчезнет стекло на окнах, — весь воздух, как в трубу, улетит в космос, а вместе с ним и лес, и деревья, и бронтозавры, и летающие тарелки, и Уолли, и все-все-все.

Трещина разошлась в стороны, образовав что-то вроде двух огромных губ, за ними была видна сине-лиловая глотка, в которую, казалось, странным образом влетел корабль. После этого термоядерная труба внутреннего солнца постепенно поблекла, приняв прежний желтый оттенок, странные ощущения, будто меня куда-то тянет и выворачивает наизнанку, прекратились, только дул легкий ветерок.

«Будь это роман, — подумал я, — мы бы сейчас неслись быстрее света».

И тут я сказал:

— Черт побери! Такого еще ни с кем не случалось! Марри с ума сойдет от зависти!

Да, точно. Я даже представил себе, как он был бы потрясен и рассержен, с какой глупой улыбкой отвернулся бы от меня, тут же забыв и обо мне, и о Венере, и обо всех наших совместных делах и мечтаниях.

А люди на Земле тоже скоро забыли бы обо мне и продолжали бы жить своей обычной жизнью.

Прошло несколько дней, точно не могу сказать сколько. Я здорово похудел с той ночи, когда по пути домой с ярмарки решил сократить путь и пройти по долине Дорво. Я сидел у небольшого костра, который развел прямо на бетонной площадке у моей верной летающей тарелки, и жарил себе на ужин несколько свежих плодов хлебного дерева.

Мангустан! Я видел этот плод в детской книжке, которую раскопал на чердаке у деда, когда года четыре тому назад мы ездили на похороны. Называлась книжка «Дети на затерянном острове». С тех самых пор я пытался найти продолжение, в котором Лебек и Дюбуа посылают мальчишек в Страну Пещерных Жителей.

Плод хлебного дерева? Наверное, нет. Наверное, в юрский период не было никаких хлебных деревьев.