Смерть машиниста - Александр Миндадзе

— Здравствуйте, — кивнул Ермаков и, не дожидаясь хозяина, прошел в кабинет.

Через мгновенье появился Голованов:

— Ну как? Пускай войдут?

— Зачем?

— Не хотите познакомиться?

— Так я познакомился. Заключение при мне, с их подписями. Целых девять подписей.

— Ну тогда всё?

— Пока всё.

Голованов кивнул и занял место за массивным столом. И сразу оказался среди макетов, грамот и вымпелов — знаков многолетней работы, успешной и признанной. Распорядился по селектору:

— Пухова с дрезиной — к диспетчерской. И Губкина давайте, где он там?

Тут дверь открылась, появился Губкин.

— Есть Губкин, — сказал он, входя.

Ехали на дрезине через лес Ермаков, Голованов, Губкин и еще двое в железнодорожной форме. С обеих сторон стеной подступала чаща. Ехали и ехали в ее сумерках, храня молчание.

Потом ослепило, ударило в глаза солнце — дрезина выкатилась на простор, в ясный погожий день. Открылись поля, перелески, усыпанные домиками холмы, река, изогнувшаяся в низине, и вдали — четкие контуры города с заводскими трубами.

Выйдя с одноколейки на магистраль, освобожденно заурчав мотором, дрезина помчалась по прямому, как стрела, пути.

И сразу, будто проснулся, заговорил Губкин:

— Вон с горки они той, за мостом… Это, считай, под самый нам под нос! И главное дело, из-за поворота, сбоку. Если б, допустим, от Кашино катились, по прямой, а то ведь, сволочи, сбоку! Вдруг раз — и пожалуйста, лоб в лоб, шесть штук! Вон с горки той. Мы с Женькой и моргнуть не успели…

Парень быстро, невнятной скороговоркой лепил слова и все ерзал беспокойно все тыкал пальцем, в сторону проклятой горки, которая и вправду уже виднелась за мостом.

— Они, значит, идут на нас и идут, а мы хоть бы что… Такое вдруг сразу состояние. Чувствую, вроде у меня конечности отнялись. Вот так стою, пошевелиться не могу! — Он поднялся и показал, как именно он стоял. И продолжал, обращаясь к Голованову: — Вот верите-нет, Павел Сергеевич, ни рукой ни ногой! Прямо вдруг паралич…

— Ты следователю, следователю, — сказал Голованов. Он не смотрел на болтливого попутчика, сидел, отвернувшись в сторону.

Парень замолчал и, бросив на Ермакова быстрый взгляд, спросил:

— Вы меня кем? Свидетелем?

— Свидетелем, да.

— А обвиняемым кого?

— Посмотрим.

— Вон туда смотрите, не ошибитесь. Вон туда. — Он снова ткнул пальцем в сторону горки, которая стремительно приближалась и росла, пока не выросла в массивную, заслонившую солнце громаду. — Там им всем, гадам сафоновским, на полную катушку надо. То вагон у них ушел, то в семьдесят пятом дрезина убежала — в Кашино поймали! Всю дорогу они нам подарки!..

— Губкин! — вмешался начальник депо.

— Я как есть говорю, Павел Сергеевич.

— Говорить — говори. Дыши потише, главное. Надышал тут, понимаешь! — пробурчал, обмахиваясь, Голованов. — Хоть помнишь, чем закусывал, нет?

Губкин сразу присмирел. Но ненадолго, через минуту-другую снова вскочил с сиденья:

— Приближаемся! — объявил он. — Светофор проехали, правильно. Шлагбаум. Еще светофор должен быть. Точно. Вот он. Второй! Вот! И отсюда мы увидели, с этого самого места. Я вот так и стоял, как сейчас. Женя сперва сидел, потом тоже встал. Теперь тормози, тормози! — приказал Губкин водителю, тот не послушался, продолжал ехать с прежней скоростью. — Здесь мы уже на тормозах ползли, на одной инерции тащило. Мы-то ползем, они — летят! И тут меня вроде кто подтолкнул. Раз — и к двери! Дальше что? Распахиваю дверь и прыгаю! Сейчас ров кончится. Полянку ту видите или нет? Видите? Ну вот…

Дальше произошло вот что: Губкин прыгнул. Распахнул дверцу, постоял, дожидаясь, когда дрезина поровняется с полянкой, и выпрыгнул.

Он выпрыгнул, а дрезина продолжала ехать. Водитель даже не сбавил скорость, а Голованов сидел в прежней позе, невозмутимо глядя в окно. Потом все же выдавил:

— Пускай. Мы его на обратном пути…

— Остановимся, — сказал Ермаков.

— Он вам еще нужен? — удивился начальник и неохотно скомандовал водителю: — Ладно, стой.

Дрезина остановилась. Пассажиры вылезли на насыпь, стали поджидать Губкина. Кругом была тишина. По обе стороны пути простирались поля, ветер пригибал высокую рожь. Вдалеке мирно урчал трактор.

Ермаков спустился с насыпи и, недолго думая, лег на траву.

Голованов удивился:

— А на горку? На горку не поедем?

— На горку в другой раз, — сказал Ермаков. — Павел Сергеевич, как вы думаете, почему по данным экспертизы тормозной путь у Тимонина оказался длиннее нормы?

— Тормозной путь? Не знаю, — ответил Голованов.

— А кто знает?

— Наверное, тот, кто тормозит. Когда начал сыпать песок, когда применил экстренное, вовремя или же с опозданием…

— Вы не стойте, лучше спускайтесь сюда на травку, — предложил Ермаков.

Голованов пожал плечами, сошел с насыпи вниз и сел рядом.

— Значит, как я понял, вы не исключаете, что Тимонин мог с опозданием применить экстренное торможение?

Вопрос начальнику не понравился. Он нахмурился.

— Ну-ну, — засмеялся Ермаков. — Я ведь вас не допрашиваю. Мы сейчас просто беседуем.

Голованов промолчал.

— Отчего все эти неприятности, как по-вашему?

— Какие неприятности? Какие?

— Вот эти. Техника катится — вагоны, дрезины, платформы…

— Потому что горка, — ответил Голованов.

— Я понимаю, что горка.

— Уклон солидный.

— Я понимаю, что уклон.

— Вы не по адресу, — сказал Голованов. — Это не мое хозяйство. Сафоновского завода.

— Неважно, чье это хозяйство. Существуют средства, которые противодействуют движению под уклон. И люди, которые должны ими грамотно пользоваться.

— Вы имеете в виду что? Тормозные башмаки под платформами?

— Да хотя бы!

— Точно. Там у них башмачники давно мышей не ловят, — вступил водитель. — Не помните, смена чья была?

— Да какого-то Петухова или Патрикеева, — сказал начальник депо.

— Пантелеева, — уточнил водитель. — Дяди Пети Пантелеева.

Тем временем приближался пассажирский поезд. Еще мгновение — и он уже грохотал по соседнему пути.

Губкин, однако, все не появлялся. Водитель вскарабкался на дрезину, на самую крышу, стал его высматривать с высоты.

— Где этот чертов кузнечик, а? — сказал он.

Голованов засмеялся. «Кузнечик» — вот что его неожиданно так сильно развеселило. С трудом погасив смех, он поднялся и с удовольствием, со стоном потянулся, распрямляя крепкое еще тело. И полез на насыпь.

…Потом они медленно ехали в обратную сторону, озираясь по сторонам, выискивая «кузнечика» среди придорожной травы.

— Я же его с умыслом, Губкина этого, к Евгению помощником поставил, — рассказывал Голованов. — Чтоб, значит, дурь-то повыбить, такая задумка была. Полгода в паре откатали, смотрю — другой человек. Прямо второй Женя. Во всем ему подражал. Ходит по пятам, каждое движение повторяет, как обезьяна, даже походка такая же… А па деле? Видишь как!..

Наконец они его увидели. Губкин сидел на насыпи, спиной к пути, согнувшись и положив готову на локти.

— Муки совести, — пробурчал Голованов. Водитель не согласился:

— Да ну… Дрыхнет. Глаза-то залил, вот и дрыхнет.

И он длинным гудком просигналил в спину Губкину. Тот обернулся и стал не спеша подниматься. Отряхнулся, пошел к дрезине.

— Вот так я и слинял, — сказал он, обращаясь к Ермакову. — Видели? Ну вот. Таким макаром, значит. — И плюхнулся на сиденье. Глаза у него были красные — то ли он плакал, то ли просто спал, а может, и то, и другое.

Ермаков спросил:

— Кто из вас двоих применял экстренное торможение? Тимонин?

Губкин кивнул.

— Нормально сработало?

— Нормально.

— Там в акте все написано, Герман Иванович, — заметил Голованов.

— Ну хорошо, — устало согласился Ермаков.

— Теперь куда?

— Домой. Домой, в гостиницу.

— В гостиницу пока рельсы не проложили, — невозмутимо, в тон начальнику, заметил водитель и тронул с места дрезину.

Он ждал Ермакова в коридоре гостиницы. Стоял как часовой у самых дверей номера.

— Пантелеев?

— Так точно. Пантелеев.

Ермаков отпер дверь.

— Заходите, не стесняйтесь.

Но он был, похоже, не из стеснительных, этот крепкий старик в видавшем виды пиджаке с орденскими планками. Войдя в номер, сразу опустился в кресло, хозяйски оглядел нехитрую обстановку. Потом перевел на Ермакова взгляд — что называется, уставился. Так и сидел, с интересом наблюдая, как Ермаков раскладывал на столе бумаги. Потом спросил с усмешкой:

— Ну, приготовился?

— Да, начнем.

— А протокол? Не забыл?

— Все в порядке, — отвечал Ермаков бодро, принимая тон. И показал пустой бланк, который держал наготове. Старик удовлетворенно кивнул.