Все дороги этого мира - Ольга Табоякова

- Это лихая парочка. Я слышала, они так о себе говорят. Зовут одного - Гармаш, а другого - Железяка. Оба - люди. Гармаш высокий такой тип, тень от него длинная и приятная. Говорливый, с южным акцентом. Одет просто во все серое, как и его товарищ. Второго зовут - Железяка. Он все время гремит при ходьбе. Но симпатичный такой парень, тень от него меньше, чем от первого. Да и помоложе он немножко. Оба идут в Темные земли, - вздохнула дорога.

Ее товарка тоже сочувственно вздохнула:

- А чем они тебе понравились? И почему ты уверена, что туда?

- Они между собой говорили, и меня просили по старому еще обряду довести до места и не морочить им голову. А понравились, потому что просили. Ты же знаешь, что с нами мало кто разговаривает, а тем более просит.

Обе дороги одновременно вздохнули, вспомнив, что общаются между собой, да еще с Мастером.

- А ты?

- А что я? Я веду их к месту назначения. Ты же знаешь, что мы спорить не можем. Пока они не найдут тех самых, кому можно оставить сокровище, то наша миссия будет продолжаться.

- Ох, и не говори. А вот по мне идут новенькие, и такие приятные.

- Кто? Театралы? Мне про них говорили уже. Расскажи побольше, - попросила одна другую.

- А чего рассказывать? Возможно скоро они к тебе придут и с развилки пойдут по тебе, посмотришь. Хотя мне лично нравится у них лирик, он такой забавный все про нас стихи пытается сочинить.

- Вот как?

- Именно, а те, что по тебе двое, они знают за чем идут?

- Как все, я думаю.

- А Мастеру ты сообщила?

- Конечно, сообщила, - вздохнула дорога и стала слушать своих путешественников.

Гармаш свернул с дороги, чтобы набрать ягод и корешков, а Железяка присматривал место для ночевки.

- Скоро мы придем? - Железяка старался не думать о будущем.

- Еще может дней десять, а может и меньше, - послышалось из кустов от Гармаша.

Чуть позже они сидели и разговаривали о море. Они всегда говорили о море.

- Нет, Железяка, море - это тебе не река. Пусть даже очень большая.

- Ты думаешь? - усомнился Железяка. - Мы всегда же ходили по реке вниз - вверх.

- Это ты ходил по реке, а я еще помню времена, когда по морю. Знаешь, Железяка, чем море отличается от реки?

- Масштабом, - улыбнулся Железяка. - Я помню, ты уже говорил.

- Хотя море - это замечательно, а вот океан - это еще больше.

- Слушай, Гармаш, а как отличается море и океан? Корабль идет, и берегов ни там, ни там...

- Ох, Железяка, ты как маленький. Вот пойдешь под парусами сам поймешь. Я могу только сказать, что в океане чувство простора и беззащитности гораздо больше. Очень знойное сочетание, как говорил наш Боцман.

- Да?

Гармаш взгрустнул, он всегда грустил, когда говорил об океане.

- Да. Доберемся мы до этого камня, и тогда заживем по-человечески.

- Гармаш, а откуда ты знаешь, что в Темных землях камень желаний? - Железяка уже его спрашивал, но толкового ответа не получил пока.

Гармашу не хотелось признаваться, что надежда может быть весьма призрачна, но лукавить он не стал.

- Один дед говорил другому деду, а тот третьему. В общем, там точно что-то есть, и не говори, что не веришь.

- Ты думаешь, что это камень?

- Да, я уверен, что камень. Но, знаешь, если даже не камень, то что-то явно очень ценное.

- Ты думаешь? - Железяка скорее был склонен расценивать закрытость Темных земель, как могилу, а не как сокровищницу. - А что ты точно знаешь про Темные земли?

- Знаю, что было время, когда один хранитель Темных земель сказал другому хранителю, что достойные путешественники должны приходить туда обязательно, и хранители заколдовали дороги. И все дороги стали вести туда.

- И поэтому так опасно стало ходить по дорогам?

- Думаю, что да, - Гармаш пожал плечами, и разговор утих сам собой.

Дорога слушала и убаюкивала своих путешественников. Она хотела, чтобы эти люди подольше не доходили до Темных земель, но с другой стороны, она надеялась, что они именно те, кого ждали Мастера, и тогда дороги вновь станут свободными.

Эта дорога позвала ту дорогу, по которой шла театральная труппа.

- Ты Мастеру о них сказала? - спросила она.

- Пока нет, что они могут? Пусть идут своим путем, - воспротивилась дорога. - Они же назад пойдут, вот тогда может я и скажу Мастеру.

- Послушай, мы же обязаны ему все говорить, - начался вечный спор.

- Это ты обязана, а я не обязана, - возмутилась дорога. К спору подключились еще несколько дорог, даже тропинки влились в дискуссию.

- Тогда слушай меня, - спустя какое-то время велела главная дорога. - Ты веди своих театралов, но не думай увиливать от Мастера. Лучше подумай о другом. Мы приводим в Темные земли идущих, и Мастер о них знает. И всем им не суждено было вернуться. Дороги, вы не думали, что может быть дело не в идущих, а в Мастере, который не хочет отдавать свои сокровища? А? А, кроме того, я думаю, что в Темные земли идут искатели приключений, правдолюбцы, авантюристы, богословы, варвары, разбойники. Туда все идут за своими сокровищами. Не пора ли послать туда кого-то о ком не знает Мастер, и кто не захочет брать сокровище? Может быть, тогда нам удастся стать свободными.

После этой речи послышался глубокий всеобщий вздох раздумий. Дороги стали думать и наблюдать.

- Вот весенний лист моих дорог, - Хэсс мучался, сочиняя стихи.

- Какой на фиг лист? Каких дорог? И почему "вот"? - перебил его повар Грим.

Хэсс пытался выразить с чего вдруг к нему в голову пришли эти слова:

- Ну, и что я буду читать? Мне же надо писать.

Грим долго и тяжело его оглядывал. Молодой парень, не больше двадцати лет. Среднего роста, ничего особо выдающегося. Женщины взгляды бросают, но на шее не виснут. Единственное, что глаза почти черные. Хэсс присоединился к ним неожиданно, привела его донна Илиста. Она же сообщила, что он начинающий лирик, и будет писать стихи.

- Хэсс, сколько тебе повторять, что стихи - это состояние души, а твоя душа судя по первым строчкам не привлекает. В стихах же должно что-то быть пронзительное, такое трогательное.

Хэсс устало потянулся и возразил:

- Но послушай, Грим, ты же поешь свои рецепты и они так прекрасно звучат.

Грим развесился. Он заподозрил с первого дня, а сейчас утвердился во мнении, что Хэсс никогда в жизни не учился рифмоплетству.

- Хэсс, это мои стихи - рецепты. Я в них душу вкладываю. Какое у тебя впечатление, когда ты их слышишь?

Хэсс повертел головой, вспоминая, раздумывая:

- Такое, что я сам их готовлю, или что их сейчас принесут, а я буду есть.

- Отлично, именно это я и вкладываю в свои стихи.

Хэсс расстроился невероятно такому ответу повара:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});