Тридцать девять и девять (СИ) - Джим Вестван

столкнулся с ним в коридоре нос к носу. Специально, что ли, папочка его караулил?!

— Данил, — начал Валерка, но, подняв на сына глаза, забыл все, что приготовился сказать.

Эта гримаса не может принадлежать его мальчику… Эти злые сощуренные глаза и презрительно искривленные губы — не его, не Данила. Валерка никогда не видел такого вызывающего лица. Он поднял руку и хотел взять сына за плечо, но Даня мгновенно отскочил, пробежал вдоль стены, хватая на ходу свои ботинки, и, вылетев из квартиры, громко захлопнул дверь.

Обувался Даня уже в подъезде, стоя перед закрытыми дверями лифта.

***

Данил очень жалел маму. Он постоянно крутился возле нее, подробно рассказывая о своих делах и стараясь во всем ей помогать. Его прилипчивость часто выводила Люду из себя, и она куда-нибудь его отправляла.

«Бедная, — думал Даня, — и не подозревает, с кем находится в одной квартире». Хорошо, отец хотя бы уже не целует ее в щеку при Дане. Но Данил не может видеть, как мама, уходя, чмокает мужа в губы. Он накрывает голову подушкой, чтобы только не слышать, как за ними закрывается дверь спальни. Когда отец выходит из-за стола, Даня сам хватает его тарелку и начинает мыть, чтобы мама только не прикасалась к ней своими руками.

Данил постепенно свыкся с мыслью, что нельзя упускать случая выразить свое презрение отцу. Даня не станет хуже учиться и не бросит плавание: этим он покажет, что переживает из-за всего случившегося. Он просто будет напоминать постоянно папочке о том, что ничего не забыл.

И у Данила отлично получалось. Он доводил Валерку до тихого бешенства своими бесконечными намеками. Если Валерка спрашивал, например, положила ли Люда сахар в его чай, и она отвечала, что нет, Данил непременно говорил: «Мама, ну как ты могла забыть про папу? Он ведь всегда про тебя помнит. Правда, папа?», или: «Не кричи на папу, ему же обидно, ведь он тебя любит. Скажи?»

Людмила видела, что с Данилом нечто происходит, однако находила этому прекрасное объяснение. Ей ведь столько раз говорили знакомые о том, какими несносными бывают подростки, но она почему-то не верила, что с ее Даней тоже такое случится.

Валерка уже был на грани нервного срыва, когда, сидя вдвоем с Данилом на кухне, старался сына отвлечь, поговорить о чем-нибудь постороннем, а Даня с надменным лицом лишь сочувственно вздыхал, не считая нужным на отца даже взглянуть. И тогда Валерка не сдержался:

— Ну, расскажи ей! — крикнул он Данилу. — Расскажи и прекрати эту комедию!

— Я? А причем тут я? — равнодушно ответил Даня и, спокойно поднявшись из-за стола, снова ушел к себе.

И что Данил хотел этим сказать? Чтобы Валерка сам во всем признался? Да он давно готов и поговорит с Людмилой завтра же днем, пока Даня будет в школе!

Валерка действительно все рассказал. На следующий день он пришел в обед очень рано, чтобы у Люды было время его выслушать, и, объявив, что готов к любому ее решению, выложил все подробности произошедшего в «Интуристе» инцидента. Валерка ничего не скрывал, честно описывая себя расчетливым монстром, готовым на любую низость ради собственной выгоды. И когда ему уже нечего было добавить, когда он просто обреченно опустился перед сидящей на кровати Людой на колени, он был совершенно сражен тем, что услыхал в ответ.

— Валера, не валяй дурака, сядь на диван, — спокойно и задумчиво сказала ему жена. — Если ты думаешь, что удивил меня своими подвигами, ты ошибаешься, для меня это давно уже не новость. Как будто я не знаю, чем вы там в своих командировках занимаетесь. Плохо, конечно, что Даня узнал… Надо как-то ему объяснить.

У Валерки путались мысли. Он ее не удивил? Она все знала? И ничего не говорила, даже ни на что не намекнула… Он не мог понять этого совершенно, однако главное, что она теперь в курсе дела и на Валеркиной стороне. Она придумает, как помочь ему, она обязательно это сделает.

И Людмила действительно попыталась. Она предприняла отчаянную попытку спасти положение, оборвав на полуслове очередной ехидный выпад Данила:

— Хватит! — резко произнесла Люда. — Хватит издеваться над отцом! Мне прекрасно известно про тот случай в гостинице, и это тебя совсем не касается. Ты сыт, одет, обут и, кажется, не обделен вниманием. Мы с отцом взрослые люди и сами сумеем разобраться!

…Данил не мог поверить, что его мама такое говорит. Так, значит, ей все известно? И она этого человека не убила и не выгнала из дома? Она даже на него не накричала! Она целовала его и спала с ним в одной кровати, она готовила ему еду и стирала белье. А Данил ее так жалел! Нет, лучше бы она этого не говорила… Вот, оказывается, какая отличная, какая счастливая у Данила семья!

Людмила ждала реакции сына, но тот молчал, остановив на ней удивленный, потерянный взгляд.

друг Даня резко опустил глаза:

— Ничего себе. Действительно, да… — он встал и медленно пошел к двери, думая о том, что у него вполне хватит сил на двоих родителей.

Людмила поняла, что проиграла. Она посмотрела на мужа — Валерка положил голову на сложенные на столе руки. Он тоже это понял. Нет больше их веселого болтливого пай-мальчика, их послушного Данечки, вечно вертящегося под ногами и задающего тысячи наивных вопросов…

***

Данил и в самом деле смог порядком отравить жизнь своих родителей. Если он находился дома, то держал их в постоянном напряжении. Он привык к тому, что не может обратиться ни к отцу, ни к матери без снисходительной гримасы на лице. Это уже доставляло ему немалое удовольствие: он видел, как их это задевает, и старался еще больше.

Раньше Валерка всегда удивлялся, почему сын ничего у него не просит. Он часто сам предлагал Данилу что-нибудь. Например, он говорил: «Хочешь, съездим в магазин и купим магнитофон с наушниками?» Но Даня отвечал, что ему не нужно и он вполне обойдется их аппаратурой. Когда Валерка дарил ему дорогие вещи, Даня говорил: «Ты что, пап, это же куча денег! Купил бы маме что-нибудь лучше. Спасибо, конечно!»

Теперь ситуация резко поменялась на совершенно противоположную. Данил очень часто объявлял, что у него закончились деньги, и Валерка сразу же давал ему еще. Это превращалось в бестолковую гонку, как будто кто-то из них должен был сдаться: либо Данил — поблагодарить отца и ограничить свои запросы, либо Валерка — отказать ему, демонстрируя, что исчерпал свои возможности. Но Валерка не сдавался. Однажды его