Золотой Плес - Николай Смирнов

- Картины списывать... Не наслышан об этом деле... А насчет квартерки сказать тоже ничего не могу: в хорошие дома жильцов, конечно, не пущают, а из бедноты, может, и найдутся любители. Поищите, поспрошайте.

Исаак Ильич и Софья Петровна наскоро собрали вещи и сошли на пристань - странные, непонятные, никогда не бывалые здесь люди, с какими-то треножниками, ящиками, сетками, с охотничьей собакой и городскими чемоданами из крокодиловой кожи.

Купеческая и мещанская молодежь смотрела на них с жадным любопытством, старики волгари, рыбаки и перевозчики - с удивлением.

Нашли носильщика, какого-то старичка по прозвищу Мироносица, двинулись в город.

Мальчишки, пересмеиваясь, дразнили и подманивали Весту, задорно и весело кричали:

- Шарманщики приехали!

- Итак, мы попали в некоторое царство, в неведомое государство, - счастливо улыбнулась Софья Петровна.

Глава вторая

В городе пахло полынью, земляникой, винной, свежестью тополей. Под тополями, в палисадах, бурлили-дымились самовары, за ними благодушествовали купцы.

Во дворах, за крепко замкнутыми калитками, сердились собаки. На нижних окнах пышнели занавески. Они иногда приподнимались, окна чуть отпахивались: вслед проходившим долго смотрела, поджав губы, какая-нибудь морщинистая старушка в черном платке.

Прошли улицу, базар - он в эти праздничные сумерки был пуст, безлюден, - стали заходить в мещанские дома, искать пристанища. Хозяева долго думали, внимательно оглядывали незнакомых людей и в конце концов отказывали, недоверчиво покачивая головой.

Софья Петровна растерянно взглянула на художника:

- Хоть палатку разбивай на берегу.

Он хмурился: ему все это начинало надоедать.

Наконец уже за рекой, почти по соседству с тем домом, где жил приехавший с ними купец, нашли «дачу». Легкий, складный и ловкий старичок хозяин, посмотрев на ружья и Весту, приветливо спросил:

- Охотник, егерь?

- Охотник, - улыбнулся Исаак Ильич. - А вы?

- Укатали, брат, сивку, крутые горки, - на ноги ослаб, рассохся, на восьмой десяток поехал. Тыщи верст исходил на веку. Теперь похаживаю только по малости - весной на тягу, осенью по белочке. Хошь, покажу ружьецо свое - первое было когда-то во всем городе.

Он принес ружье, старинную красивую «Лебеду» в завитках и насечках, и как бы мимоходом спросил:

- А какое будет ваше занятие?

- Художник. Пишу картины.

- И это подходяще: спишешь, например, меня во всей охотничьей амуниции или, в крайности, мой пчельник - я и этим делом занимаюсь: садовник, говорят, первой гильдии, у самого Хранилова, фабриканта знаменитого, служил более десяти годов.

Старик провел их в небольшие опрятные комнаты, смотревшие на Волгу.

- Вот вам и гостиница, - радушно сказал он, - располагайтесь как знаете, живите - не тужите, мешать ни вы нам, ни мы вам не будем: кажный - при своем занятии. Что же касательно охоты - все расскажу, а насчет довольствия столкуешься с моей боярыней - готовит чисто, в молодости в горничных ходила.

Он сел в кресло, приласкал Весту.

- Простите, ваше имя-отчество? - спросила Софья Петровна.

- Ефим Корнилыч. А хозяйку мою... чу, кажется, изволит жаловать... величают Евлампией Марковной - Лампея, подь сюда, гости! - весело крикнул он.

Старушка, бодрая и румяная, оказалась такой же простой и словоохотливой. Сговорились обо всем - и скоро зашумел самовар, появились скамейки, козлы, груды свежего сена, которые застлали коврами.

Вечер был свеж и чист. За горой кто-то пел - молодой голос звучно разносился по тихой, задремавшей реке. За Волгой горел, блестящей елочкой отражаясь в воде, рыбацкий костер. Далеко рассвистывались пароходы.

Купец Иона Трофимыч Прошев, сидя за чаем, довольно рассказывал о своей поездке, о том, как дешево удалось купить партию ходового товара. Мать, Епистолия Антиповна, строгая, морщинистая старуха, одобрительно кивала седой головой: «Так, сынок, так, - надо кажную копеечку рублем приколачивать...» Сестра, стареющая девица, с улыбкой поглядывала на свертки, лежавшие в углу, - ждала подарка, а жена, совсем молодая, женственная, с девичьими темными косами, с грустными серыми глазами, была, как всегда, рассеянна, думала о чем-то своем, далеком.

Муж не выдержал:

- И чего ты, Елена, воротишь рыло?.. Дома я не был цельную неделю, а тебе хоть бы что... с парохода платком помахал - пи ответа, ни привета: стоишь в окне, как истукан...

Мать пожаловалась:

- Не похвалишь сношку, чужие и то ласковее бывает. Слова другой раз не добьешься, точно ей и дела нет ни до чего - ни до лавки, пи до рукоделья. По домашности и то ленится работать. Сидит у окна, смотрит... «Мне, грит, так любо - мартыны летают, пароходы идут».

- Блажит, - махнул рукой Иона Трофимыч и, опрокинув стакан, поднялся, начал распаковывать свертки, пахнущие кожей, лимонной и апельсинной коркой, сдобными, сладкими сайками.

Он выложил на стол коробки с шоколадом и финиками, одарил мать, сестру и жену шерстяными отрезами, платками и шарфами и степенно, крестясь и кланяясь, прошел по комнатам. Все было на месте: и образа старого письма в дубовых киотах, и цветные лампады на тонких витых цепочках, и мебель в расшитых чехлах, и зеркала, и бронзовая люстра, и стеклянные шкафы - горки, полные игрушек, сервизов и шкатулок.

Иона Трофимыч, смотря на весь этот нажитый отцами и приумноженный им достаток, чувствовал силу, гордость, довольство. Беспокоило и раздражало только одно: жена, Елена. Баба она, обличьем и станом, хоть куда! Одно удовольствие, например, пройтись с ней в праздничный день по улице, отвешивая на все стороны глубокие и низкие поклоны! Но она, Елена, какая-то заговоренная, хоть с уголька спрыскивай: живет с ним два года, а у них, к великому стыду свекрови, все еще нет детей, лавкой не интересуется, почитывает тайком книжки... И ничем-то ее не урезонишь - ни лаской (какая-то рыба бесчувственная, русалка водяная!), ни руганью под горячую руку. Молчит, - смотрит обиженными глазами... и гневно на нее, и жалко, и тянет, тянет она к себе...

- Ленушка, - мягко сказал Иона Трофимыч, входя в столовую, - собирай ужин, устал я, притомел по трактирным койкам, на пуховик охота.

За ужином Иона Трофимыч рассказал о незнакомых спутниках (он нарочно приберегал эту новость):

- Гости залетные, сокол и кукушечка, пожаловали сюда. Какой-то господин, из себя видный, представительный, похоже, будто находится в услужении у богатого хозяина, и с ним бабочка («Сожительница, значит», - перебила мать)... стреляная, по всей видимости, штучка, вертлявая, дотошная, черная, как цыганка. Приехали, говорят, картины списывать, - при них поставец на трех ногах, зонты и охотная собака.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});